Литмир - Электронная Библиотека

Она пришла.

5. В буквальном смысле

Миллионы, миллионы японцев... - _26.jpg

Понедельник, 8 апреля, 9 часов

В моем номере

Вчерашний журналист провел два года на Монпарнасе. Качая в такт головой, прикрыв глаза, он дрожащим голосом декламировал мне стихи о Париже:

Мой Париж, ты далек,

Ты как будто в тумане,

Перепутался улиц клубок

И знакомых названий...

Фруадево, Фруадево —

Это нитка клубка моего...

Размотаю все нити упрямо,

И возьмут меня в плен Нотр-Дам и прочие «дамы».

Я шагаю по улице Мен,

Из тумана встают Гранд-Шомьер и Сиротский приют.

Я шагаю, пытаюсь найти

В полдень улицу Шерш-миди.

[18]

Это было трогательно, даже для меня, находившегося вдалеке от родины.

В кафе он крикнул по-французски: «Гарсон, кофе со сливками и рогалики!» — но с видом смущенного мальчишки спохватился.

Мадам Мото была вне себя от радости. Она успокоилась лишь на обратном пути в такси. Едва отдышавшись, она начала свое:

— Правда, он милый?

Нельзя сказать, чтобы мадам Мото донимала меня кинематографическими делами, но мне не давала покоя совесть. Я говорил себе двадцать раз на дню: пора приняться за дело. Я ломал голову над идеей, поданной Жаном Л'Отом накануне моего отъезда из Франции. Правда, эта история могла произойти где угодно, но я не нахожу ничего лучше или хуже — вообще ничего. Напишу Жану и расспрошу его поподробнее...

Я стал каким-то вялым, отяжелевшим — большой неодушевленный предмет, немой и волосатый...

12 часов 15 минут

В баре гостиницы (обнаруженном мной только что за портьерой в конце коридора, который я считал тупиком)

Я жду мадам Мото.

Письма Жану Л'Оту было достаточно, чтобы успокоить мучившие меня угрызения совести независимого трудящегося. Я пишу письма, много писем, в жизни не писал столько писем.

Телефонный звонок поднял меня с кровати на заре. Дирекция гостиницы желала знать, оставляю ли я еще за собой номер, забронированный, оказывается, на три дня (лично я ничегошеньки не знаю на этот счет, а как связаться с моим менаджером в юбке?). Дирекция воспользовалась этим разговором, чтобы выразить надежду, что я незамедлительно спущусь оплатить счет — мне надлежало сделать это еще в субботу вечером, ибо, как я знаю, в конце каждой недели...

Вот неприятность! Я снова залез под одеяла, но уснуть не смог. Я не решился заказать кофе с молоком и даже спуститься вниз. Возня горничных у моей двери кажется мне сейчас действием вражеской разведки перед атакой не на жизнь, а на смерть. Запершись на двойной поворот ключа, я задумался о таинственном продюсере, заманившем меня в ловушку.

Именно в этот момент превосходной мадам Мото пришла счастливая мысль позвонить мне по телефону. Я велел ей соединиться с дирекцией, повесил трубку и той же рукой снял ее, чтобы заказать первый завтрак.

Мне недостает хладнокровия, невозмутимости, я никогда не чувствую себя в своей тарелке...

Ни телефонного звонка, ни слова привета от объяпонившихся французов или офранцузившихся японцев, обещавших уделить мне немного времени. Я как ныряльщик в подводном морском гроте, который ощупью, во тьме ищет отверстие, через которое он туда проник.

Клод Руссо мне понравился, хотя он напоминает первого ученика: большие сползающие с носа очки, завитки на лбу, веснушки, которых могло быть и поменьше! Но это только внешний облик. Парень, очевидно, разделался с последними осложнениями болезни, именуемой инфантильностью, о чем свидетельствует вторичное появление чувств: он живет в Японии полтора года и чувствует себя тут как рыба в воде. Сколько вопросов мог бы я ему задать!

Какой он умница! Между кинофильмом, бистро и такси он улучил момент, чтобы осветить проблему образования в Японии, заставляющую задуматься:

— В начальных классах ребенок вызубривает по двести иероглифов в год. Но этого недостаточно. В средней школе мальчик продолжает учиться разбирать иероглифы просто-напросто, чтобы уметь читать. Типографии имеют в своем распоряжении две тысячи двести пятьдесят иероглифов. Только газеты, делающие ставку на широкого читателя, пользуются меньшим числом иероглифов...

Историю в Японии больше не преподают: феодальные учебники раскритикованы, демократический вариант еще не написан...

13 часов 15 минут

На этот раз в гостиной (я преодолел тридцать метров, отделяющих ее от бара, чтобы не засидеться на одном месте...)

Телевизор не включен — жаль, быть может, он открыл бы мне новые стороны жизни Японии!

Входят и выходят японцы в блестящих дождевиках. Погода убийственная. Ветер превращает город в квашню из грязи, добавляя немного воды там и тут, чтобы она не прилипала. Был бы уменя дождевик, я убежал бы куда глаза глядят.

Бой-сан распахивает обе створки двери перед мальчонкой, въезжающим на трехколесном велосипеде. Готов биться об заклад, что его родители — русские. Так оно и есть. Бой-сан закрывает дверь и идет настроить телевизор на цветную программу. Сегодня очередь фиолетовой. Два японца беседуют с японкой: вздохи, приглушенные смешки, кудахтанье не прекращаются ни на секунду, как град, который барабанит по цинковым трубам и шиферным кровлям (чтобы придумывать подобные сравнения, делать столь смелые заметки, поистине надо не знать, чем занять свое вечное перо).

Теперь на маленьком экране одна реклама — тоже фиолетовая (такой уж день сегодня) — вытесняет другую: стиральные препараты, кофе, зубная паста, шоколад, содовая...

Японцы усаживаются в кресла.

По телевизору передают встречу по боксу. Аккомпанемент — марш из кинофильма «Мост на реке Квай». Никогда еще не видел такого мордобоя на ринге...

Где-то радиоприемник мычит «Розалинду». Японцы с любопытством рассматривают мою бороду. Они придают обилию растительности на теле какое-то значение. Темпи рассказывал, что авангардистская интеллигенция носит «нагрудные парики».

14 часов 45 минут

По телевизору показывают японский фильм в жанре солдатской комедии...

19 часов 40 минут

В кино, в ожидании демонстрации нового французского фильма

У меня уже появились привычки: я пошел прогуляться по Асакусе, потом есть сосиски и пить пиво в пивном баре «Нью-Токио». Официант узнал меня (с моей бородой это нетрудно) и поздоровался: эта фамильярность удивляет других клиентов.

У входа в кино была очередь, давка, толчея... Я пошел за мужественной группой токийских французов, которые проходили зайцем, выпрямившись во весь рост. Пропусками им служили их европейские физиономии.

В зрительном зале преобладала молодежь с довольно красивыми лицами, принимавшими диковатое выражение, когда на них никто не смотрел.

Среда, 9 апреля, 10 часов

У себя в номере

Я сплю все больше и больше. Это хорошо. Сегодня меня разбудил телефон. Я никак не могу запомнить японские имена, поэтому не знаю, кто же из моих мимолетных знакомых поднял меня с постели... Надо быть внимательнее: вчера вечером я разговаривал с журналистом — бывшим монпарнасцем — несколько высокомерно, думая, что это профессор сравнительной литературы, который сопровождал меня на коктейль французских фильмов.

24
{"b":"164410","o":1}