В течение всего дня 26 октября в пятницу Плиеву поступали предупреждения кубинских и чешских источников, свидетельствующие о приближении войны. Ожидая воздушного удара через день-два, он приказал организовать маскировку и рассредоточить технику. Как командующий объединенных сил, в составе которых имелось ядерное подразделение, Плиев имел право приводить ядерное оружие в состояние готовности или снимать ядерные боеголовки. На 26 октября все 24 пусковых установки были в полной готовности, но без ядерных боеголовок. Их складировали в местах, недоступных для американской воздушной разведки. Для установки каждой головки на баллистической ракете и заправки топливом требовалось три с половиной часа. Вероятно, «рассредоточение техники» означало, что ядерные боеголовки, находящиеся на складах в Бехукале и в нескольких пещерах в центре острова, следует перебазировать поближе к МБР и тактическому оружию{42}.
И вновь кубинцы резко изменили оценку надвигающейся опасности. Безразличные 20 октября, паникующие 22 октября, спокойные 25 октября, они теперь демонстрировали свое прежнее беспокойство по поводу неизбежности агрессии США. В пятницу утром Фидель Кастро созвал заседание Генерального штаба Кубинской революционной армии для подготовки военных действий. Сотрудники кубинской разведки, работающие под «крышей» журналистов агентства «Пренса латина», перехватили телеграмму, в которой сообщалось, что администрация Кеннеди готовит ультиматум от имени У Тана, Генерального секретаря ООН, о ликвидации «наступательных вооружений»{43}. Эта информация убедила Кастро, что вторжение на Кубу начнется через два-три дня; он приказал Генеральному штабу передислоцировать все кубинские вооруженные силы на боевые позиции и привести в состояние повышенной боевой готовности. Тем временем Рауль Кастро отправился в провинцию Ориенте для руководства военными приготовлениями на месте. В этой провинции находился стратегический пункт — город Сант-Яго де Куба; кроме того, она граничила с военной базой США в Гуантанамо. Че Гевара руководил приготовлениями в провинции Пинар дель Рио на западе острова.
Теперь, когда Фидель Кастро не сомневался в неминуемости вторжения, он больше не опасался спровоцировать США. Он проинформировал Генеральный штаб, что начиная с утра следующего дня кубинским ПВО дана команда сбивать американские самолеты при нарушении воздушного пространства Кубы. В последние сутки США усилили воздушную разведку над островом. Теперь американские самолеты-разведчики летали на сверхмалой высоте, вероятно, собирали данные о мишенях для атаки. Во исполнение приказа Кастро 50 артиллерийских батарей разместились по всей территории Кубы и были поставлены на боевое дежурство. Считая, что после воздушной атаки 29 и 30 октября последует вторжение, он также приказал начать минирование всех горных дорог между Гуантанамо и кубинскими городами в провинции Ориенте{44}.
Плиев был хорошо осведомлен о действиях Кастро. Полковник ГРУ Мещеряков присутствовал на заседании Генерального штаба кубинской армии. Позже в тот же день кубинцы попросили о встрече с Плиевым в его штаб-квартире к юго-западу от Гаваны. Кубинское руководство знало, что необходимо убедить советское командование «расквасить» американцам нос «Мы не можем мириться с полетами на малой высоте, — сказал Плиеву сам Кастро, — потому что в любой день на рассвете они уничтожат все объекты». На карту была поставлена не столько необходимость прекратить военные приготовления США, сколько репутация Кубы. Кубинцы считали своим долгом и правом защищать кубинское воздушное пространство от «бандитских и пиратских действий» администрации Кеннеди{45}.
За исключением краткого визита в штаб-квартиру Плиева Кастро провел всю пятницу на своем командном пункте в Гаване. Именно там он принял своего друга советского посла Алексеева. Кубе казалось, что Кремль струсил, и Кастро хотел встряхнуть Москву. Самое лучшее — это передать в Москву свою точку зрения через Алексеева, личного представителя Хрущева. Кастро считал, что теперь, когда вторжение не за горами, Москва может предпринять шаги для улучшения ситуации{46}.
«Почему СССР продолжает отрицать наличие ракет?» — спросил Алексеева Кастро. Вместе с Освальдо Дортикосом, присутствовавшим на встрече с Алексеевым, Кастро предложил Москве использовать оставшееся время для критики США за «нарушение воздушного пространства Кубы, а также за размещение военных баз вдоль границ СССР». Кубинцы считали, что Кремль все еще может предотвратить нападение США. Кастро предложил заявить, что ракеты и другое оружие, объявленное Вашингтоном «вне закона», находятся под советским контролем. То, что Вашингтон практически нигде не сообщал о присутствии на острове советских войск, убеждало Кастро, что США пытаются придать конфликту характер противостояния между США и Кубой{47}. Но на самом деле происходит столкновение двух сверхдержав, и, по мнению Кастро, необходимо заставить Кеннеди это признать{48}.
Кастро попросил Алексеева немедленно проинформировать Москву о его предложениях. Он рассчитывал на некоторые указания Кремля, как справиться с ситуацией перед тем, как сбивать американские самолеты. Пока же он не решался наказать американцев, чтобы не повредить переговорам в ООН. Но он просил Алексеева довести до сведения Хрущева, что его терпению приходит конец{49}.
Вашингтон, 26 октября, вечер
Сообщение Джона Скали о завтраке с Александром Феклисовым попало в госдепартамент к концу дня в пятницу. Оно дало Роджеру Хилсмену, директору Бюро разведки и исследований госдепартамента, слабую надежду на разрешение кризиса. Скали и Хилсмен были друзьями. Хилсмен считал вероятным, что об этом известно советским представителям, а следовательно, Москва решила использовать Скали как новый канал для передачи информации госдепартаменту. Хилсмен написал соответствующий доклад Дину Раску и в Белый дом, выделив в сообщении Скали основные пункты предложений Москвы, и рекомендовал их тщательно рассмотреть «Мы были заинтересованы в контакте Скали-Фомин (он же Феклисов), — объяснял позже Хилсмен, — ибо знали, что Фомин — сотрудник КГБ»{50}. Раек усмотрел в предложениях советского руководства первые конкретные признаки возможности разрешения конфликта. Послания, которыми обменивались Кеннеди и Хрущев, привели лишь к ужесточению позиции сторон. Раек не мог уполномочить Скали принять советские предложения. Он попросил журналиста поскорее назначить следующую встречу, дабы довести до сведения Москвы, что высокопоставленные лица в Вашингтоне верят в реальность переговоров{51}.
Около 7:30 вечера Скали и Феклисов встретились в отеле «Статлер» близ посольства СССР. Во время очень короткого разговора Скали передал новое сообщение. Он «уполномочен высокопоставленными лицами» заявить что в советских предложениях «содержатся реальные возможности» и что «представители СССР и США в Нью-Йорке могут начать двусторонние переговоры, а также обсудить эти предложения при участии У Тана». Феклисов внимательно слушал и затем, чтобы быть уверенным в точности понимания, повторил сказанное Скали. Он также попросил американца подтвердить, что тот говорит от имени Белого дома. Наконец, он заявил, что недостаточно провести проверку демонтажа советских ракет; необходим отвод войск США из Флориды и других южных штатов США, где идет подготовка к вторжению, под наблюдением инспекторов ООН. Последний пункт не обговаривался со Скали, и он не знал, что ответить. На этом разговор завершился{52}.
Новость о второй встрече Скали с Феклисовым дошла до Исполкома в тот момент, когда госдепартамент узнал о письме Хрущева. Оно пришло в советское посольство примерно в 10 часов утра по вашингтонскому времени и только через восемь часов достигло госдепартамента. Поскольку письмо было длинное и передавалось кусками, то лишь в 9 часов вечера госдепартамент получил ту часть, в которой Хрущев призывал Кеннеди «проявить государственную мудрость» и предложить гарантии Кубе в обмен на демонтаж советских ракет. Когда наконец все письмо Хрущева стало известно Кеннеди и его команде, переговоры Скали-Феклисов, похоже, подтвердили сдвиг в советской позиции{53}. Позднее Раек отмечал: «При контактах с КГБ вы должны внимательно отслеживать то обстоятельство, выражает ли КГБ реальную точку зрения правительства или ведет некую игру. При встречах Скали и Феклисовым было очевидным, что КГБ практически подтвердило то, что мы узнали из послания Хрущева и что решение будет предусматривать вывод ракет с Кубы и обязательства США не предпринимать военную интервенцию на Кубу»
