Его версию все же подвергли сомнению, прежде всего бывший министр обороны Роберт Макнамара. Он не мог поверить, что партийное руководство страны, вершившее всеми делами, могло делегировать военным решение такого важного вопроса, как применение ядерного оружия, без согласования с Кремлем. Желая подкрепить свою версию, Грибков два года спустя опубликовал книгу «Операция Анадырь» (совместно с американским генералом Уильямом Смитом), в которой напечатал взятый из архива Министерства обороны России документ от 8 сентября 1962 года. В нем содержалась инструкция командующему группой советских войск на Кубе «В случае высадки десантов противника на о. Куба и сосредоточения вражеских кораблей с десантом у побережья Кубы в ее территориальных водах, когда уничтожение противника ведет к затяжке и нет возможности получить указания Министерства обороны СССР, Вам разрешается лично принять решение и применить ядерные средства „Луна“, ИЛ-28 или ФКР-1, как средства локальной войны..»{8}

Действительно, такой документ был подготовлен, завизирован руководителем оперативного отдела Генштаба генералом С.П. Ивановым, непосредственным начальником А.И. Грибкова, и подписан начальником Генштаба маршалом М.В. Захаровым. В своей публикации А.И. Грибков поставил также фамилию министра обороны Малиновского, как якобы подписавшего эту инструкцию. Но на подлиннике документа, хранящегося в архиве Министерства обороны, имя Малиновского лишь обозначено, но подписи его нет{9}.

Не подписал же его министр по одной простой причине — не было на то высочайшего соизволения, ни Президиум ЦК, ни лично Хрущев, что бы ни говорилось теперь, такого разрешения не давали. Шутка сказать, доверить генералам самим решать, как поступать с ядерным оружием без непосредственного контроля Кремля. Такого в принципе не могло быть при партийно-советской системе.

Во время пребывания делегации Генштаба на Кубе, в которую входил генерал Грибков, его постоянно сопровождал заместитель командующего группой советских войск на Кубе по боевой подготовке генерал Л.С. Гарбуз, который решительно опровергает наличие такого разрешения «Если бы оно было дано, мне об этом обязательно было бы известно»{10}.

То же самое подтвердил и посол А.И. Алексеев — самое доверенное лицо Кремля на Кубе. Алексеев был членом военного совета командования группой войск. По его словам, командующий такого разрешения не получал, а если бы и получил, то ему дали бы об этом знать прежде всего. Более того, по словам Алексеева, Фидель Кастро, присутствовавший на Гаванской конференции, был смущен и удивлен заявлением генерала Грибкова. В кулуарах он прямо сказал об этом Алексееву — бывшему послу и своему личному другу. Открыто выступать по данному вопросу Кастро не стал по тактическим соображениям{11}.

Около полуночи Хрущев и его коллеги начали ночное бдение — самое длительное и тревожное для советских лидеров с момента вторжения Гитлера в 1941 году. В течение нескольких часов Кеннеди мог вынудить их отдать приказ на применение ядерного оружия.

Вашингтон, 22 октября, 6 часов вечера, восточное поясное время (1 час ночи по московскому времени)

Пока советский министр обороны передавал первую порцию кризисных инструкций на Кубу, а Хрущев готовился к ядерной войне, в офисе кабинета Белого дома Кеннеди принимал делегацию Конгресса — восемь сенаторов и семь конгрессменов. Менее чем через два часа до того, как Кеннеди собирался оповестить мир о ядерном кризисе, он хотел заручиться поддержкой обеих партий{12}.

Президент казался утомленным. Он изложил соображения, не позволяющие начинать с применения силы Кеннеди чувствовал, что собравшиеся не против нанесения удара по Кастро. Отвергнув совет брата, который рекомендовал Кеннеди упирать на аргументы морального характера для обоснования принятого решения о блокаде, президент просто обрисовал причины невозможности военного разрешения кризиса. Советское командование «может быстро привести в состояние боевой готовности на Кубе ракеты средней дальности», объяснил Кеннеди, и поэтому нельзя с уверенностью сказать, сколько их на острове Кеннеди не был уверен в благоразумности Советского Союза. СССР пошел на беспрецедентный риск, направил ракеты на Кубу, обманывая США относительно своих намерений. Выражая мнение президента, Раек сказал конгрессменам «Ясно, что в Кремле взяли верх жесткие парни». Надо быть готовыми к худшей реакции СССР на любое действие США. «Если мы вторгнемся на Кубу, — заявил он конгрессменам, — то не исключено, что ракеты будут запущены в сторону США»{13}.

Осторожность Кеннеди раздражала известного своей жесткостью сенатора-южанина Ричарда Рассела председателя комитета по вооруженным силам. Рассел отверг аргументы Кеннеди в пользу предварительного уведомления Хрущева и союзников по НАТО о своих намерениях. Он полагал, что Москве прекрасно известна неприемлемость использования ракет вблизи побережья Флориды. Более того, сенатор считал, что Хрущев проверяет крепость нервов и что это часть запланированной им программы по ослаблению позиций Вашингтона в мире. Рассел доказывал, что США должны рискнуть и дать отпор и Куба — наилучшее место, да и момент подходящий.

Несогласие Рассела дезориентировало Кеннеди и министра обороны Макнамару. Оба пытались объяснить, что не исключают военного решения. Кеннеди подчеркнул, что главной его заботой «не афишировать раньше времени подготовку к вторжению» В течение нескольких недель администрация рассматривала некоторые варианты разрешения кубинского кризиса, чтобы максимально сократить время на подготовку вторжения Однако поскольку командование армии США в Атлантике не могло выделить достаточно сил для группы вторжения (90 000), необходимо перебросить с Западного берега подразделения морских пехотинцев. В последние 48 часов администрация начала переброску, и президент считал, что через 24 или 48 часов они будут готовы для вторжения на Кубу Действительно, утром 21 октября батальон морских пехотинцев отправили по воздуху из Эль Торо в Калифорнии в залив Гуантанамо. Однако Кеннеди не сообщил конгрессменам, что основная часть экспедиционного корпуса морских пехотинцев, которую предполагалось перебросить на восточное побережье Кубы, все еще находится в Сан Диего и ее предполагалось направить морским путем через Панамский канал, что займет более недели{14}.

Макнамара тоже пытался убедить конгрессменов, которые, по-видимому, разделяли сомнения Рассела, что США «подготовились к вторжению». Министр обороны объяснил, что Пентагон уже с октября 1961 года рассматривал оперативные планы. В результате была подготовлена целая серия тщательно проработанных вариантов, и «за последние десять месяцев мы представили президенту пять из них». В операции необходимо задействовать 250 000 человек, из них 90 000 пехоты. Для достижения успеха при минимальных потерях высадке должен предшествовать удар с воздуха: две тысячи вылетов за несколько дней. Как и президент, Макнамара заверил конгрессменов, что в течение семи дней подготовка к вторжению — переброска по железной дороге войск и морских пехотинцев с базы Кемп Пенделтон морем — будет завершена.

Конгрессмены спрашивали, почему администрация так долго медлила. Уже прошло пять дней с момента получения разведывательной информации после полета У-2 над Кубой. «Одной из причин, — пояснил Кеннеди, — было то, что мы хотели до конца выяснить количество пусковых площадок и степень готовности ракет».

В свете одновременно происходящих в Кремле размышлений, о чем администрация США ничего не знала, осторожность Кеннеди представлялась оправданной. Анализ, не основанный на фактах, мог стать чреватым страшными последствиями. Решение Хрущева и Малиновского придержать окончательные инструкции командующему войсками на Кубе показало, что Кеннеди был прав, предвидя большой риск вторжения на Кубу Если бы он последовал советам лидеров конгресса, а не полагался на свою интуицию, то мог бы 23 октября ввергнуть тысячи американских солдат, морских пехотинцев и моряков в пучину первого ядерного конфликта периода холодной войны.