Светило истории, археологии, знаток сарматов, скифов и бог весть кого еще, он приехал в Москву искать финансирования для очередных своих изысканий. Советский Союз к тому времени приказал долго жить, но профессор по простоте душевной значения этому не придал. Вот уж где воистину - от великого до смешного… Посмеялись над профессором и отправили восвояси. Удар для него оказался ошеломляющим. Как же он страдал, не в силах уразуметь, что для чиновников наука далеко не самое главное в жизни. Однако неприятности на том не закончились. Старика банально ограбили средь бела дня, да еще коленом под зад приложили, а для пущей убедительности, что не розыгрыш то был, а натуральный разбой, ударили кулаком по лицу.
Когда они впервые увидели друг друга, профессор подвывал, как собачонка, сидя на крыльце облупившегося старого здания с наглухо заколоченными окнами. Он неловко размазывал платком кровь по лицу, что-то бормотал, растерянно рассматривал свой помятый в неравной схватке потертый костюм и сокрушенно качал головой. Вид у него был такой, словно по радио объявили о нашествии инопланетян.
Николай, в то время коммерсант средней руки, с ходу определил социальный статус жертвы разгулявшегося криминала: интеллигент до мозга костей, скорей всего, какой-нибудь ученый. Жаль стало ему старика, до слез жаль. Приютил, обогрел, напоил-накормил, купил новую одежду и билет до Севастополя, да еще и в поезд усадил. Уже на перроне Сан Саныч вдруг посерьезнел лицом, приосанился и тоном торжественным, как вождь с трибуны, произнес банальнейшую речь:
- Николай, я никогда не забуду вашей доброты и благородства. Никогда,- немного откашлялся, поправил галстук и продолжил:- Дай вам бог счастья в жизни. Запомните, если у вас случится беда, а она, к сожалению, прийти может к любому из нас, вы всегда можете на меня рассчитывать. Знайте, в Крыму у вас есть друг, который всегда будет рад отплатить вам добром за добро.
Посмеялся коммерсант над стариковской наивностью, да и забыл на время. Через каких-то два года, когда земля горела у него под ногами, а смерть шла по пятам, преследовала неотступно, вспомнил старика.
- Гхм, гхм,- тактично прикрыв рот кулачком, прервал Сан Саныч затянувшуюся паузу.- Прошу к столу. Отведаем, что бог послал.
- Успеется,- несколько грубовато ответил Николай.- Лучше расскажи, что за аванс такой огромный. Ты случаем не впутался в какую-нибудь темную историю? За твою науку никто таких денег платить не будет.
- Ошибаешься. Это только начало,- парировал профессор, рукой указывая на деликатесы.- В дальнейшем я надеюсь заработать гораздо больше.
- Хм, хм,- недоверчиво хмыкнул Николай и еще раз пристально взглянул в глаза собеседнику.- Может, раскроешь тайну?
- Охотно,- приосанился профессор.- Итак, ты, наверное, помнишь, как в прошлом году, весной, я начал вести раскопки вблизи бухты Ласпи. Тогда ты мне очень помог материально. Я так благодарен тебе.
- Не стоит. Нанять пару-тройку копачей-носильщиков не бог весть какая помощь.
- Да, но еще ты приобрел мне цифровой фотоаппарат, а питание, а транспорт, снаряжение, наконец?
- А, пустяки,- отмахнулся Николай и, не в силах побороть свой внезапно разгулявшийся аппетит, потянулся к ветчине и сыру.- Не отвлекайся, рассказывай дальше. Я весь внимание.
- Итак. Хм.., если коротко, то мне удалось отыскать глиняные таблички с письменами, а также гладко обтесанные камни, испещренные древними символами и значками. На одном из камней оказалось даже нечто вроде карты звездного неба, но не это главное.
- Может, по пять грамм?- кивнул хозяин дома на бутылку дорогого коньяка.
Вслед за аппетитом в нем проснулось непреодолимое желание отведать заморской выпивки.
- Охотно,- поддержал гость его предложение.
Коньяк и впрямь оказался восхитительным. Как всякий благородный напиток, он обладал утонченным вкусом и букетом запахов, разобраться в которых мог только специалист. В сложном искусстве дегустации Николай Галушко был любителем, тем не менее, безошибочно определил, что пьют они не дешевую подделку, а настоящий “Мартель”. Коньяк не «бьет» по голове, как бревном, о нет, то сомнительное удовольствие принадлежит только водке. “Мартель” дарует телу тепло, плавно растекающееся по телу, деликатно снимает препоны в общении, поэтому любая беседа, высоконаучная и возвышенная или же пустая, легкомысленная, или дружеский разговор по душам, протекают исключительно в атмосфере непринужденной расслабленности и неги. Это и есть главное отличие благородного напитка от пойла. Есть, однако, одно немаловажное обстоятельство, помнить о котором следует всем и всегда. Без меры что “Мартель” или “Хеннесси”, что бренди ценою пятак за ведро приводят к банальному свинскому опьянению. Эту истину Николай усвоил давно, в своей прошлой, разгульной московской жизни, а потому пили они понемногу и не спеша. Речь Сан Саныча стала более уверенной, а рассказ о получении огромного, до неприличия, аванса все более интересным.
- Так вот…я долго, очень долго бился над переводом. Те письмена оказались стихами. Само по себе не бог весть какое открытие, но…Они написаны невообразимой смесью из четырех древних языков. И вот что интересно: если какое-либо слово или оборот речи наиболее точно, емко и красиво звучит, допустим, на древнегреческом, то на этом языке и пишется, а за ним может следовать древнеарабский или шумерский. Представляешь?
- Ну… - неопределенно пожал плечами Николай.- Что-то я не понимаю, к чему такие сложности. Им что, делать было нечего?
- Да нет, судя по всему, стихосложение являлось смыслом всей их жизни.
- Это ты о ком?
- Мне кажется, стихи принадлежат легендарным “солнцепоклонникам”. Хотя я могу и ошибаться.
- Что еще за “…поклонники”?
- “Солнцепоклонники”,- поправил профессор своего молодого собеседника.- Была такая то ли секта, то ли орден странствующих мудрецов-врачевателей. К сожалению, достоверных сведений о них до наших дней дошло слишком мало. Известно, что по меркам своего времени те люди были хорошо образованны, вели целомудренный, высокоморальный образ жизни, а также в совершенстве владели секретами народной медицины, умели излечивать практически от всех недугов.
Сан Саныч весь ушел в себя, в мир своих мыслей, рассуждений о тайнах дней минувших и их взаимосвязи со временем нынешним. В глазах его плясали искры легкого безумия первопроходца, Али-Бабы, отыскавшего пещеру с несметными сокровищами, или Моисея, лицезреющего землю обетованную.
Он бесцельно переводил взгляд с потолка на стену, со стены на окно, нервно постукивая пальцами по столу.
- Ты знаешь, эти стихи позволяют мне сделать очень интересные выводы о “солнцепоклонниках” и их образе жизни. Точнее, о внутреннем мире.
- Какие?
- Наличие четырех языков, причем не родственных, говорит о том, что в секте присутствовали представители четырех народностей. Это тебе говорит о чем-нибудь? Попробуй сделать второй вывод.
- Хм…Сан Саныч, ты же знаешь, не силен я по этой части. Так что говори, а я лучше послушаю. Все, что касается логики и всяких там гипотез, не мой конек.
- Различия в образах жизни и культур - фактор, который и в наше время зачастую приводит к неприязни и конфликтам. Идем дальше: я не ахти какой знаток литературы, но совершенно уверен, что поэзия - наиболее емкий, сложный и красивый вид словесного искусства. Коллективное стихосложение означает, что между “солнцепоклонниками” царили исключительно теплые, искренние отношения, построенные на взаимоуважении. В противном случае, ни о каком совместном творчестве не могло бы быть и речи. Кроме того, среди них, очевидно, был некто, владевший всеми этими языками. Именно он, скажем так, координировал творчество своих собратьев.
- А вот тут я не согласен.
- С чем именно?
- Так, может, один человек и писал стихи?
- Какое-то время я тоже так думал, но лингвистический анализ, а я в этом кое-что понимаю, позволяет мне утверждать, что стихи были написаны не одним человеком, а группой лиц,- подвел черту своим умозаключениям Сан Саныч и с видом умиленно-радостным уставился на собеседника.