Поощрение этнизации и трайбализма являлась мощным инструментом в западной политике «разделяй, властвуй и грабь». Она активно проводилась еще колониальными властями в Африке, в том числе и бельгийскими. Этнизация проводилась, к примеру, выделением в отдельный этнос носителей тех или иных местных диалектов, возникших на основе языка банту или же социально-имущественных слоев — так в этнос тутси попадали все, кто имел более 10 голов скота. Что и фиксировалось в идентификационных документах туземцев, обязательных для ношения и предъявления. Этнизация во многих регионах пришла на смену протонациям, которые уже сформировались в некоторых африканских доколониальных государствах. И оные вовсе не были ареной беспрерывной резни и канибализма, как любят представлять либералы. Например, доколониальное королевство Руанда являлось государством со сложной социальной структурой, прекрасно возделанными полями и металлообработкой, которая превосходила по качеству европейскую вплоть до индустриальной эпохи. Но именно в постколониальной Руанде состоится самый страшный геноцид после Второй мировой войны.

Вооруженные и обученные французами военные формирования этноса хуту, включая саму руандийскую армию, резали тутси, мстя за действия повстанческого движения тутси RPF, за которым стояли американцы. Парижские ревнители «прав человека» вмешались только тогда, когда тутси-повстанцы одолели регулярные и иррегулярные формирования хуту. Тогда «Иностранный легион» провели операцию Turquoise (20-ая к тому времени военная интервенция Франции в Африке, начиная с 1962) и создал зону спасения вовсе не для тутси, а для экстремистов хуту — устроителей и исполнителей геноцида.

Руандийская резня перешла в цепочку войн в соседнем Конго — причем «экспорт кровопролития» произошел весьма быстро. Сотни тысяч хуту и тутси были завезены бельгийскими властями в соседнее Конго еще в колониальное время — для работы на шахтах и плантациях в изрядно обезлюдевшей стране. Тутси из RPF, отвоевав Руанду, двинулись в Конго, как будто мстить укрывшимся там хуту-экстремистам, а заодно свергли режим Мобуту, поставив там у власти нового человека — Кабилу. Лоран Кабила, как и лидер тутси-повстанцев Поль Кагаме, работали с конца 1980-х на ЦРУ (Кагаме также прошел обучение в американской армии в Форт Ливенсворт и штабном колледже в Канзасе).

В Конго исчезла последняя видимость порядка и начались конголезские войны — официально две, а на самом деле одна бесконечная война, длящаяся до сих пор. Зато одним из первых деяний Кабилы было заключение соглашения с корпорацией American Mineral Fields (штаб-квартира в Арканзас, среди ведущих акционеров чета Клинтонов) на разработку ресурсов Катанги. Жертвами руандийско-конголезской мясорубки (почти незамеченной «мировым сообществом») и связанной с ней эпидемиями и голодом стало 6–7 млн чел. (Caplan, p. 87, 88; Johnson, p. 108, 109) А главным выгодополучателем — западный капитал.

Сегодня в Конго практически нет государства, несмотря на наличие там демократии по западным канонам — многопартийного правительства и парламента. Вместо государства — лишь набор чиновничьих кланов, представляющих партии и вооруженные формирования того или иного этноса.

Вместо экономики — теневое хозяйство. Чиновничьи кланы передают в концессию западному капиталу месторождения полезных ископаемых — за символические суммы или вообще бесплатно, концессии освобождаются от налогов, неподконтрольны государственным учетным органам и охраняются частными армиями.

Другой вариант теневой экономики — первобытные копи и шурфы, где старатели и копатели руками и кирками добывают руду, к примеру колтановую, содержащую ценнейшие минералы, без которых невозможно создать ни один электронный прибор. Получая за свою работу доллар-два в день (а дети и того меньше), старатели и копатели сбывают породу вооруженному формированию, контролирующему данный регион, и связанным с ним торговцам. Далее, через цепочку посредников и через территорию сопредельных стран, ценные минералы попадают в руки фирм-масок с южноафриканской, ганской или зимбабвийской пропиской, однако с акционерами, сидящими в Лондоне, Нью-Йорке и Женеве, и со стратегическим управлением в Вашингтоне. Вот тут они и начинают приносить настоящие деньги и обеспечивать ВПК США стратегическими материалами. А конголезское государство получает от добычи полезных ископаемых не более 30–50 млн долл в год.

Всего несколько примеров «честного» бизнеса, который ведут западные фирмы в Конго:

Государственное золотодобывающее предприятие Okimo располагало в округе Итури одним из крупнейших месторождений золота в мире, так называемой «концессией 40». Когда диктатор Мобуту был свернут и пришел к власти демократ Кабила, это золотое месторождение было передано ганской по приписке (а по капиталу британской) фирме Ashanti Gold, которая в 2003 перешла в собственность южноафриканской (а по капиталу британской) AngloGold и стала называться AngloGold Ashanti.

Созданное в 1998 и утвержденное в 2000 совместное предприятие под именем AngloGold Kilo (AGK) теоретически должно платить конголезскому государству налоги, однако официально СП не добывает ничего; оно-де берет лишь пробы золота, которые может экспортировать без налогообложения. Местное население, изгнанное частной корпоративной армией с приисков, не без оснований подозревает, что AGK вывозит до 100 кг золота в неделю через границу в Уганде. Однако дальнейшее выяснение обстоятельств может закончится пулей в голове.

Государственное алмазодобывающее предприятие MIBA в 2003 заключила договор с израильской фирмой Emaxon, которая получила исключительное право на 88 % добываемых алмазов, а в 2005 создало два СП c южноафриканской Де-Бирс и израильской DGI, передав им 16 тыс кв. км. в провинции Казай. Экспорт алмазов государством и поступления от этого в казну перешли в свободное падение.

Государственное предприятие Gecamines, добывающее медь, кобальт и редкие металлы в Катанге, получив в качестве топ-менеджеров бельгийского предпринимателя Дж. Форреста и зимбабвийских бизнесменов Б. Раутенбаха и Дж. Бреденкампа, заключило ряд соглашений о создании совместных предприятий, упомянем только Copper and Cobalt Project (DCP) с израильской Nikanor и Kamoto Copper Company (КСС) c канадской Kinross.

Собственно вся эта активность по созданию СП означала лишь то, что Gecamines раздала лучшие куски конголезского медного и кобальтового пирога за откаты для нескольких чиновников, которые в то же время являлись лидерами партий и банд-формирований.

Так израильская фирма вложила в совместное предприятие DCP только 3 млн долл, но государственная Gecamines должна была получать в следующие 4 года лишь 2 % процента чистой выручки, а затем всего 1.5 %!

За KCC фирма Kinross не заплатила вообще ничего, а участие государственной Gecamines в чистой выручке оказалось столь же низким, как и в СП с израильтянами.

Оба СП были к тому же освобождены от налогов или каких-либо отчислений в бюджет Конго.

По состоянию на 2006 было у а Gecamines 163 таких договора, хотя при том компания была уже отягощена 2 миллиардным долгом.

Результат: 79 % населения Конго не имеют достаточного питания, 84 % достаточной одежды, 82 % не имеют доступа к медицинскому обслуживанию (сотни тысяч людей погибают в год от малярии, сонной болезни, туберкулеза), 76 % к школьному образованию для детей.

2013

Johnson Dominic. Kongo. Kriege, Korruption und die Kunst des Ueberlebens. Frakfurt/Main: Brandes&Apsel, 2008.

Adam Hochschild. Schatten über dem Kongo. Klett-Cotta. 2009.

Wegweiser zur Geschichte. Demokratische Republik Kongo. Schöningh, 2006.

Singleton-Gates Peter, Maurice Girodias. The black Diaries. An Account of Roger Casement s Life. New York, 1959.

Leclercq Louis. Les carnets de campagne de Louis Leclercq. Etude de mentalite d’un colonial belge/ Im Revue de l’Universite de Bruxelles. Februar — April 1973.