Против кого он выступал? Анибаль Эскаланте и старая бюрократия Народно-социалистической партии были устранены с пути. Кем были новые бюрократы, выступавшие против равенства?
* * *
20 мая у Че родился сын, получивший имя Камило, но у отца оказалось очень мало времени для празднования этого события, "а горизонте собирался жестокий шторм. Напряженность в отношениях между Кубой и Соединенными Штатами Америки грозила вот-вот перерасти в глобальную ядерную войну. За пару дней до рождения сына Че выступил с речью, в которой сказал-"Империалисты знают, а может быть, и не знают, что Советский Союз способен защитить нас... Если они ошибаются, то империализм будет разрушен до основания, но в таком случае и от нас мало что останется. Именно поэтому мы должны быть целенаправленными борцами за мир". А что же был способен сделать Советский Союз?
20 мая Фидель пригласил Че на встречу в очень узком кругу: кроме Че, на ней присутствовали сам Фидель, его брат Рауль Кастро и президент Освальдо Дортикос.
Фидель сообщил, что у него состоялся разговор с советским маршалом Бирюзовым. Маршал передал предложение советского премьер-министра Никиты Хрущева при необходимости усилить обороноспособность Кубы ядерными ракетами. Фидель сказал в ответ, что примет решение несколько позже.
Не существует никаких записей или протоколов этой встречи. Неизвестно, что обсуждали эти четверо, было ли между ними согласие или спор. Спустя тридцать лет, уже в 1992 году, Фидель сказал: "Нам не понравилась мысль о ракетах, они грозили повредить образу латиноамериканской революции. Таким образом мы превращались в советскую военную базу. Но при этом мы считали, что благодаря ракетам социалистическая Куба станет сильнее". Так или иначе, но решение, принятое на этом совещании, оказалось в пользу советского предложения. Кубе предстояло стать ядерной.
* * * o
Анекдоты о Че продолжали множиться. Однажды ночью он ехал на своем "Шевроле", сам сидел за рулем и случайно столкнулся со стариком, который ехал на велосипеде. Че остановил автомобиль и подошел к бедняге, который рассматривал свой лежавший в грязи велосипед.
"- С тобой все в порядке?
Старик поднял голову и узнал Че.
- Это ты наехал на меня?
-Да.
- Какая удача. Теперь я смогу рассказать старухе, как Че Ге-вара вывалял меня в грязи".
Еще одна из историй о Че начинается с того, как Фидель пришел на заседание Центрального планового комитета и протянул Че армейский нож со множеством лезвий и приспособлений швейцарского производства: "Смотри, Че, что мне дали".
Пока шло обсуждение, Че играл с ножом, открывая и закрывая многочисленные лезвия. В конце концов он положил его на стол между собой и Фиделем, возможно, на какой-то дюйм ближе к себе.
Настала очередь Фиделя играть с ножом. Через некоторое время он тоже положил его на стол между собой и Че; тот взял его и снова принялся возиться с лезвиями. И так все время заседания, четыре или пять часов, они передавали нож друг другу. Когда Фидель наконец объявил о закрытии заседания и встал, перочинный нож остался лежать посреди стола. Кастро направился к двери, вспомнил о ноже и возвратился. Че все еще сидел сложа руки и провожал взглядом премьер-министра. Фидель посмотрел на него, взял нож, еще немного подумал и сказал без всякого энтузиазма: "Забери его, черт возьми, он твой".
Че взял подарок. Рассказчик истории, пересказывавший ее с чужих слов, не знает, улыбнулся ли он при этом.
К середине июля возникли серьезные осложнения в фармацевтической промышленности.
Экономическая комиссия ОРО обнаружила избыточные запасы некоторых сырьевых материалов при том, что промышленность требовала импорта того же самого сырья. Комиссия предприняла расследование, которое было проведено в крайне неудачном стиле; все, кто оказался втянут в этот процесс, включая самого Че, чувствовали себя оскорбленными.
Че объяснял на заседании коллегии, что не мог принять никаких мер против руководителей предприятий, так как не знал объемов имевшихся у них запасов; это была почти всеобщая проблема.
Однако он должен был наказать их за отказ признать прав-ДУ - даже в том случае, если эта правда исходила от атамана шайки головорезов. В конце концов были приняты меры к руководителю этой отрасли промышленности. "Мы имеем в государственной администрации все худшее, а не лучшее".
На этом же заседании Че предъявил чрезвычайно серьезные претензии к профсоюзам. "Большинство профсоюзных руководителей - это люди, не имеющие никакой массовой поддержки". Поэтому они действуют как перестраховщики, передавая нажим наверх и вниз: "Рабочие говорят... Министр говорит". Самокритично подходя к собственным промахам, Че сказал: "Сейчас тяжелые времена. Мы не можем сейчас позволить себе штрафовать за ошибки; возможно, через год уже сможем. Кто собирается уволить министра промышленности то есть его самого, который в минувшем ноябре подписал план, где говорится, что будет сделано десять миллионов пар обуви и кто его знает что еще сверх того?"
Он также провел анализ инвестиций, сделанных министерством. Например, для фабрики по производству дрожжей, закупленной в Польше, требовалось чуть ли не двести человек рабочих, чтобы делать то же самое, что и на немецкой фабрике, которая стоит столько же, а рабочих требует меньше. "Товарищи говорили, что это можно было сделать лучше; мы не поверили им, так как считали, что это было проявлением антикоммунизма, но они оказались правы".
Че был удивлен тем, что ежедневно обнаруживал новые и новые примеры того, насколько социалистический блок отставал от Запада в области технологий. Американский "катерпиллар" был "лучше, чем любой советский трактор. Почему? Потому что при капиталистической конкуренции играет роль каждая миля в час, так же, как и чуть лучшее качество гидравлической системы или четыре дополнительных лошадиных силы".
Тогда Че обратился к своим товарищам из числа руководящих работников министерства с призывом выйти на улицы, чтобы слушать, наблюдать и учиться. "Мы не собираемся ставить диагноз происходящему отсюда, с девятого этажа".
Регино Боти, министр экономики, рассказывал К.С. Каро-лю, что в то время "не успевали мы заткнуть одну дыру, как нам тут же приходилось мчаться заделывать другую, еще большую".
В июле 1962 года руководство ОРО направило Че на работу в Хусеплан, чтобы активизировать работу этой организации и, самое главное, добиться от промышленности некоторого уважения к планированию. Энрике Ольтуски, который был заместителем министра промышленности, получил вторую должность - вице-президента Хусеплана.
Новые обязанности не помешали Че продолжать заниматься добровольной работой. Мукомольный завод имени Хосе Антонио Эчеверрии был готов побить рекорд производства, и рабочие пригласили Че помочь им. Он быстро научился заполнять и зашивать мешки. Мучная пыль вызвала у него приступ астмы, но он воспользовался ингалятором и продолжал работать. Ему было предоставлено почетное право зашить стотысячный мешок, а он поблагодарил рабочих за то, что ему позволили принять участие в установке рекорда и дали возможность физически поработать, что было необходимо министру.
Примерно тогда же Че впервые за время своего пребывания на Кубе сыграл в гольф. Этот товарищеский матч, в котором приняли участие Фидель и Антонио Нуньес Хименес, состоялся в предместье Гаваны. Че, припомнив время, когда его отец создал гольф-клуб в Альта-Грасии, держал победу. "Я понимаю в гольфе", - заявил он. Счет был разгромным. При стандарте в семьдесят ударов Че закончил игру,
сделав 127 ударов, а Фиделю потребовалось 150.
* * *
13 августа советский посол Александр Алексеев вручил Фиделю соглашение о ракетных базах. Фидель подписал его и поручил Че доставить документ в СССР. Планы размещения оружия были составлены очень быстро. 27 августа майор Гевара в обществе президента Объединенных революционных организаций Эмилио Арагонеса прибыл в Москву. Предлогом визита была необходимость обсудить "вопросы экономики". 30 августа Хрущев принял кубинскую делегацию на своей даче в Крыму. Хотя Че и предлагал обнародовать соглашение, Хрущев отказался это сделать. Он даже не стал его подписывать, вероятно, чтобы избежать утечки информации со стороны кубинцев. Таким образом, соглашение было заключено без подписи одной из сторон.