"И эти три товарища при активном содействии министра труда Аугусто Мартинеса Санчеса взялись за проблему заработной платы. Че очень настаивал на том, что рабочий, перевыполнивший план, не должен получить столько же, сколько тот, кто находится на более высоком уровне тарифной сетки. Это нужно было для того, чтобы рабочий, если он желал заработать больше, имел мотивацию повышать квалификацию и переходить на следующий уровень. Че отчаянно защищал свою позицию".

Тогда Родригес предложил, что раз необходимо поднять производительность труда, а рабочие могут зарабатывать больше благодаря экономическому стимулированию, то и следует дать им возможность зарабатывать больше. Иначе страна может потерять ту работу, "которую люди не захотели бы делать, раз мы не платим за нее дополнительно". Че защищал идею морального стимулирования и повышения квалификации. "Мы в конце концов приняли предложение Че".

Назревавший политический кризис достиг апогея 8 марта, когда был опубликован список лиц, которым предстояло составить национальное руководство Объединенных революционных организаций (ОРО). Это явилось кульминацией процесса, начавшегося в декабре 1961 года. Количество представителей НСП в списке оказалось весьма значительным, непропорциональным участию этой партии в революции. Не было ли это своеобразной платой за советскую помощь?

Че входил в число двадцати пяти руководителей наряду с Фиделем и Раулем Кастро. Кроме них, в списке были Рамиро Валь-дес, Османи Сьенфуэгос, Карлос Рафаэль Родригес, Аиде Санта-мария, Эмилио Арагонес, Армандо Харт и президент Освальдо Дортикос. От Директората был только один представитель, Фау-ре Чомон. На местном уровне доля представителей НСП была еще больше.

Фидель позднее скажет: "Единственные, кто смог организоваться здесь, были люди НСП, и то же самое произошло в провинциях. Кто был провозглашен провинциальным секретарем ОРО? Ну конечно, прежний секретарь НСП!" Но преобладанию НСП в новом списке не суждено было оказаться долгим.

10 марта на заседании коллегии Министерства промышленности Че сказал, что провел три предшествующих дня на встрече руководства ОРО и так и не смог понять смысла этого собрания. Далее он назвал своим соратникам главные проблемы партийной структуры: недостаток самокритики и намерение управлять всем по советской партийной модели. Он сказал, что Министерство промышленности - это "орган управления, который становится исполнительным органом. Отсутствует всякая критика".

На том же заседании Че сообщил, что Фидель отдал приказ руководству ОРО осуществить полномасштабное нормирование продовольствия. "Мы дома больше не едим мяса". У себя дома Че давно уже ввел строгое нормирование, хотя прежде не говорил об этом. "Теперь, когда мы чувствуем проблему собственными животами, действия станут более жесткими и мы сможем с полным основанием высоко держать головы".

Че был действительно сыт по горло неурядицами в сельском хозяйстве:

"Вот мы, первая социалистическая страна в Латинской Америке, авангард Латинской Америки, маяк для Латинской Америки, и у нас нет ни корневищ маланги, ни юкки, нет ничего - и если здесь пайки более или менее терпимые, что ж, поезжайте в Сантьяго, где положено только четыре унции мяса в неделю и ничего нельзя купить, кроме бананов и половинной порции сала".

Затем последовала критика ОРО: "ОРО пребывает в растерянности, господа. У ОРО нет необходимости поставлять цемент; ОРО не нужно быть агентством по трудоустройству или обеспечивать снабжение мясом. ОРО - это движущая сила революции, а не ее управленческое оружие".

Че закончил свое выступление загадочной фразой: "Ладно, скоро все это переменится".

Товарищи Че, входившие в коллегию Министерства промышленности, конечно, не могли знать, что скрывалось за словами руководителя. Объяснение, возможно, приведено в статье журналиста Карлоса Марии Гутьерреса, одного из старых друзей Че со времен войны в Сьерре. Он написал, что Че входил в состав тайного комитета, который вел расследование попытки монополизации власти, осуществлявшейся Анибалем Эскаланте и группой из верхушки НСП, в первую очередь в Министерстве иностранных дел, Министерстве государственной безопасности, Министерстве просвещения, НИАР и Повстанческой армии.

И еще одно высказывание Че оказалось не таким уж понятным: "Революция должна продвигаться в бешеном темпе. И поэтому тот, кто устает, имеет право уставать, но не имеет права находиться в ее авангарде".

Через три дня после выступления Че в узком кругу руководителей Министерства промышленности Фидель произнес речь в университете. В своем гневном выступлении он впервые использовал слово "сектантство"; именно так он охарактеризовал ту тенденцию, которую подверг критике. Спустя еще три дня в выступлении перед грамотными рабочими он вновь обрушился на сектантство.

22 марта был обнародован новый список руководства ОРО. Теперь в нем был только один член НСП , Блас Рока. Все остальные, включая Че, были представителями Движения 26 июля. Фидель и Рауль Кастро заняли посты первого и второго секретарей. Это оказалось лишь первым шагом. В телевизионном выступлении 26 марта Фидель яростно обрушился на сектантство в ОРО и объявил о выводе из состава руководства Анибаля Эскаланте. Фидель обвинил его в создании партии политических назначенxев, у которых нужно было бы на все спрашивать разрешение, месте с Эскаланте политическую сцену покинула целая группа коммунистов.

Немецкий поэт и эссеист Ганс Магнус Энценсбергер позже сказал, что это был единственный способ остановить деятельность бюрократии НСП по созданию автономной властной структуры. Но из-за процесса милитаризации потребности быть начеку в ожидании ежедневно возможной агрессии и иерархической структуры кубинского руководства складывалась политическая структура, в которой отсутствовал принцип взаимозависимости и взаимоограничения законодательной и исполнительной власти. Недостатки этой структуры не могли объясняться только авторитарным стилем сталинистов.

* * *

Той весной Че получил плохие новости: его старый друг Эль Патохо погиб в бою в Гватемале. Вскоре после этого Че получил из Мексики посылку: чемоданы с его старой одеждой и блокнотом, в котором он когда-то писал стихи. Позднее он напишет:

"Несколько дней тому назад телеграмма, сообщавшая о событиях в Гватемале, принесла известие о гибели нескольких патриотов, среди которых был Хулио Роберто Касерес Вальс.

В этой тяжелой работе революционера, в гуще классовой борьбы, сотрясающей континент, смерть является рядовым событием. Но о смерти товарища хороших и плохих времен всегда больно слышать, Хулио Роберто был моим большим другом..

Когда мы прибыли на Кубу, то жили в одном доме, как старые друзья. Но этой близости не суждено было оставаться долгой. Видя, что у Эль Патохо за полночь горит керосиновая лампа, я думал, что он всего лишь изучает кое-какие работы о своей стране. Но однажды Хулио сказал мне, что уезжает: время настало, и он должен выполнять свои обязанности.

Эль Патохо не имел никакого военного образования; он просто чувствовал, что долг зовет его, и отправился на борьбу в свою страну, чтобы попытаться там как-то повторить нашу партизанскую войну. У нас состоялась долгая беседа - редкость в те революционные времена на Кубе. Я ограничился тем, что искренне рекомендовал ему соблюдать три основных положения: постоянная подвижность, постоянное недоверие, постоянная осторожность... Они составляли сущность нашего партизанского опыта. Это было единственным, что я мог дать моему другу, кроме рукопожатия. Мог ли я посоветовать ему не ездить? Какое право я имел на это, когда мы сами попытались сделать нечто, по нашему собственному мнению, невозможное, и что, как мы теперь знаем, оказалось возможным?

Снова у нас осталось горькое ощущение поражения".

Это горькое ощущение должно было остаться у Че. Он чувствовал, что положение во всей Латинской Америке вопиет, призывая к действию, но, не считая борьбы против Эскаланте, обязан был посвящать каждый свой день кубинской экономике, шатавшейся под тяжестью настоятельной необходимости обеспечить многократно выросший потребительский спрос населения.