– А… – протоколист, основным достоинством которого была молчаливость, осмелился подать голос. То, что господин майор впервые отбывал с разбирательства, не вынеся приговора, потрясло его больше, чем какие-то глобальные и пока что далекие от него события.

– Пиши: дело закрыто. – В отличие от протоколиста Тавас прекрасно сознавал значение произошедшего и масштабы последствий. В свете их кого волнует судьба прапорщика Тоху? И почему бы напоследок не сделать доброе дело. – Да. В сущности, он выполнил нашу работу. Расстрелял вредителя. При режиме чрезвычайного положения такое допустимо. – Он перебросил обрывок ленты Тоху. – Читай, прапорщик. И дальше соображай сам.

С полковником Муцем военный юрист столкнулся при выходе из клуба. Тот был белее офицерского галстука, на лбу выступил пот. А как же! Депеша прошла открытым текстом, сейчас вести разнеслись по всему Варди. Странно, что еще не началась всеобщая паника. Но ничего, при таком коменданте скоро начнется.

И полковник, разумеется, прибежал не для того, чтоб узнать об исходе процесса по делу об убийстве поручика Кяку. Он забыл уже, что существовал такой поручик – и его убийца.

– Майор! Вы должны взять меня с собой!

– С какой стати?

– Вы забываетесь! С вами говорит старший по званию! Вы обязаны предоставить мне место в геликоптере!

– Это вы забываетесь, полковник, – военный юрист выговаривал это с удовольствием. Массаракш, из любой ситуации, даже самой поганой, надо извлекать пользу. – Я представляю здесь Черный трибунал и имею полное право расстрелять вас за измену. Каковой является попытка покинуть вверенный вам гарнизон. И сдается мне, нижние чины протестовать не будут. Я даже рук марать не стану. Прапорщик Тоху отлично справится с расстрельной командой.

– Вы… ты… – Полковник потянулся к кобуре, но пистолет не вытащил. А ведь будь у него больше решимости, он бы мог захватить геликоптер и удрать. Но за него всегда все делали другие. – Я немедленно!.. – голос его срывался на визг, – сообщу о вашем поведении в Генштаб! И маркизу Люстигу! И графу Шабуру!

Юрист усмехнулся.

– Вы, Муц, правда думаете, что в нынешней ситуации кто-то из ваших родственников-кумовьев озаботится спасением вашей шкуры? Они сейчас будут в первую, а также и в последнюю очередь спасать свою… Впрочем, думать вы не умеете, это вам не дамочек под кайфом валять. – А вот перегибать палку, пожалуй, не стоит. В истерике Муц может и выстрелить. – Но вот если вы сделаете над собой усилие и включите мозги, то сообразите, что безопаснее всего сейчас находиться как можно дальше от Хонти. Сюда ракеты сепаратистов вряд ли долетят, а вот до Столицы – вполне могут. Честь имею. – Откозырнув, он пошел прочь, минуя растерянных солдат, собравшихся на площади, мимо разрушенных и полуразрушенных зданий – туда, где уже раздавалось омерзительное тарахтение двигателей.

Полковник остался на месте, совершенно придавленный последним предположением Тамаса. Факт, что в Столице может быть небезопасно, сразил его более, чем отпадение Хонти и ядерный обстрел (с ракетных баз, которые Империя же в Хонти и разместила). Майор уже забыл о нем, как забыл о прапорщике Тоху и Варди в целом. Единственное, что его беспокоило, – перелет. Если при обстреле не зацепят и горючего хватит, все равно неизвестно, когда удастся выспаться, массаракш…

Правительственные и частные объекты в Столице

Среди достижений правительства Неизвестных Отцов, покончивших с антинародным имперским режимом, помимо прекращения мировой войны, установления общей стабильности и возрождения промышленности (а и этого было достаточно, чтоб навсегда войти в историю), значилась также победа над разгулом преступности. А разгул тогда был – и чудовищный, двадцати лет мирного времени было недостаточно, чтоб забыть, что тогда творилось. В основном волна криминала захлестнула Столицу, но не было тогда ни одного населенного пункта, который не пострадал бы от шаек озверевших мародеров и дезертиров. Даже самые законопослушные граждане забывали о законе, что же говорить о тех, для кого преступление исходно было ремеслом?

Да, с разгулом преступности, безусловно, покончить удалось. Но вот изничтожить самую преступность как явление не удавалось никому и ни при каком режиме, что бы там ни утверждали официальная пропаганда и официальная же статистика. И в правящей элите совершенно не обольщались на этот счет. В принципе для борьбы с преступностью было сделано все, что в силах человеческих. Вновь был пущен в ход застопорившийся во время войны механизм наказаний. Преступники неисправимые шли под расстрел, остальные – на перевоспитание в зоны расчистки, оставленные войной, благо там рабочие руки требовались постоянно. Кроме репрессивных мер, приняты были меры предупредительные. Прежде всего – сразу после войны надо было покончить с голодом как с основной причиной уголовных преступлений, создать рабочие места, открыть детские приюты для сирот и беспризорников, дать гражданам возможность учиться и приобретать полезные профессии. Все это было сделано, и не только на бумаге, как бы ни злопыхали враги в Хонти и Пандее. Результаты не замедлили сказаться. И все-таки, несмотря на эти титанические усилия, воровство, грабежи, проституция, распространение наркотиков, нелегальные сделки – все это не исчезло совсем, а лишь откатилось с поверхности общества. Такова уж, верно, подлая натура человеческая – не может она мерзостей не творить.

Что ж, мудрые люди давно подметили: не можешь искоренить – используй.

Уголовная преступность как таковая, строго говоря, не была заботой Департамента Общественного Здоровья. Но в обществе преступность политическая настолько часто и густо была перемешана с обычным криминалом, что последний также постоянно оказывался в ведении ДОЗа. И это при том, что и на свою-то прямую деятельность у Волдыря периодически не хватало людей и средств! И было бы странно, если бы он не боролся с преступниками с помощью преступников же. В первую очередь его Департамент обзавелся в этой среде разветвленной сетью информаторов. Это было крайне полезно, но недостаточно. Помимо тех, кто сообщал, требовались те, кто умел действовать. И не только провокаторы. По здравом размышлении, следовало поставить под контроль разнообразные банды и преступные кланы Столицы. И Волдырь предпринял определенные шаги в данном направлении.

Нельзя сказать, чтоб он не сталкивался при этом с трудностями. Причем проблемы создавали не столько главари преступных банд, сколько соратники по управлению государством. Они не считали, что Волдырь занимается чем-то ужасным, отнюдь. Просто некоторым из них пришла в светлые головы точно такая же идея. Уголовная полиция, прокуратура, контрразведка, военное ведомство – все имели в криминальном мире Столицы свой интерес. А ведь есть еще наши замечательные промышленники, которые периодически сводят счеты с конкурентами – и уж конечно, не собственными наманикюренными ручками!

Если здраво рассудить, в Столице преступников окажется меньше, чем тех, кто желает их контролировать. И немудрено, что местные криминальные герои – от авторитетов до последних стукачей – служат двум, а то и нескольким хозяевам. Волдырь их за это не осуждал, но и одобрять не мог. Благо, этот «рынок труда» непрерывно обновляется за счет потерь и притока новых сил, а незаменимых у нас нет, кроме, конечно, меня, любимого…

Сам Волдырь с уголовной публикой по нынешнему времени непосредственно контактировал редко. На то у него были племянники и кузены… то бишь дознаватели и инспектора. То есть были годы, по молодости лет, когда ему приходилось лично осуществлять операции, сейчас же он мог себе позволить только отслеживать действия младших коллег. Он, конечно, знал, что все они имеют с этого свой откат – кто деньгами, кто натурой, но не считал подобное чем-то дурным. Наоборот, оно полезно. Лучше, когда люди получают за свои труды что-то помимо морального удовлетворения.