А солдаты до того под лавками прятались, и выгонять их пришлось пинками и под угрозой расстрела, а как выгнали – оказалось, воды в цистернах совсем нету, тушить нечем. Хорошо, Тоху сообразил, что лопаты надо похватать и землей забрасывать. В его родном городке с водой постоянно были перебои, он видел, как соседи так пожары тушили.
Потом еще несколько раз под бомбежку попадали, научились, что надо делать – как прятаться с умом, как укрытия строить и чтоб не было таких безобразий с водой. Вообще же без безобразий было никак не обойтись, и когда при Тоху говорили, что, мол, война – это сущий бардак, он вспоминал старый анекдот, который любил повторять профессор Рарва:
«Ну что вы, в бардаке в сравнении с этим идеальный порядок…»
И как же это получалось, что вражеские самолеты могли проникать настолько в глубь территорий Империи? Где наша прославленная система противовоздушной обороны, о чем думают в зенитных частях? И что делает наша собственная авиация – или врал господин штурм-коммандер про то, что ведут они беспрестанные бои?
Нет, не врал, наверное. Он же говорил, что у них большие потери. И что безобразий там не меньше – тоже говорил. А ведь штурмовая авиация – не серое пехотное воинство, пушечное мясо на любой войне. Выходит, не хватает у нас ресурсов, чтоб прикрывать от вражеских налетов. А ПВО в первую очередь защищает жизненно важные для Империи объекты, к каковым дорога до линии Вардисарана, очевидно, не относится. Так что объяснения находились для всего, но легче от этого не становилось.
Он не мог с точностью назвать срок, за который эшелон добрался до пункта назначения. Ползли они долго, гораздо дольше, чем первоначально планировалось. И когда стало уже казаться, что так будет длиться всю жизнь – бесконечные рельсы, стук колес, мутное небо в мутном оконце, куда пялишься с особым напряжением, ожидая, когда с этого мутного неба посыплются бомбы, мелькающие водокачки, холмы, – как вдруг за одним из этих холмов нарисовалась станция Вардисаран-Конечная, и велено было выгружаться. А там они снова погрузились в армейские фургоны, доставившие пополнение в военный городок, в просторечии именуемый Варди.
Там вскорости подоспел сюрприз для вольнопера Тоху – и такой, что он не мог с чистой совестью назвать неприятным. Оказалось, господин подполковник Ниххалг в рапорте о последствиях бомбежек отметил мужественное и героическое поведение вольноопределяющегося Тоху. Оказалось также, что в уложение о волонтерах были внесены изменения. Теперь для представления к офицерскому званию не нужно была года службы, достаточно трех месяцев, участие же в боевых действиях избавляло от сдачи экзамена. Пожаротушение после бомбежки, о котором Тоху совсем забыл, было приравнено к боевым действиям. И, если вдуматься, не зря приравнено. Так Керем Тоху стал прапорщиком. Звание невысокое, но все же офицерское, и тут преимущества были очевидны. Жалованье Тоху увеличилось, он получал казенную квартиру и мог питаться в офицерской столовой и был избавлен от тирании унтер-офицеров.
В основном же радоваться было нечему.
Варди, после нескольких дней проживания, оказался одним из самых тоскливых мест на Саракше.
За городком начинались ряды дотов, дзотов, блокгаузов и казематов, перемежавшиеся минными полями. Выглядели они весьма устрашающе, но старослужащие объяснили вновь прибывшим, что находится эта боевая мощь в препаршивом состоянии. Ничего здесь со времен Вардисарана не только не обновлялось, но и не поддерживалось в сколько-то достойном виде и десятилетиями разрушалось дождями, сезонными ветрами и наносимым этими ветрами песком. Бетон искрошился, укрепления стояли без крыш, снесенных ураганами, и засыпанные песком, трухой и разной прочей дрянью, колючую проволоку поела ржа, а орудия по всему валу не имели снарядов. Если бы враги действительно предприняли здесь наступление, то проперлись бы через этот несокрушимый вал за несколько дней. Счастье еще, что у врага такое хреновое командование, как наше, и разведка у них никудышная.
Можно было предположить, что наше-то командование не такое уж хреновое, оно спохватилось и для того сюда послало подкрепление, чтоб оно привело «линию Вардисарана» в должный вид. То есть замысел командования, наверное, именно таким и был. Но замыслы и планы имеют тенденцию резко отличаться от действительности. И прапорщик Тоху в очередной раз в этом убедился. Чтобы планы осуществились, нужны были строительные материалы, нужна была техника, нужно было современное вооружение. И в первую очередь все это надо было сюда доставить. И вроде бы даже что-то доставляли – для того существовала станция Варди-Конечная, где сходились и железнодорожная линия, и шоссейные колеи. Подходили туда эшелоны, подкатывали колонны грузовиков. Но что-то незаметно было, чтоб на участках линии Вардисарана в результате поставок велись восстановительные работы. Хотя разгрузка-перегрузка на станции шла довольно бойко. Когда Тоху попробовал поинтересоваться, куда деваются грузы, на него посмотрели как на идиота. Только полковой логистик штабс-капитан Шару, испив самогону в офицерском клубе, изволил объяснить:
– Ну так воруют же. И продают.
Что в армии воруют, Тоху давно уяснил. В благословенной Империи перли все и вся, что плохо лежало, и если позволяли возможности – то, что лежало хорошо. Но чтоб здесь, на краю географии? Ведь все уворованное здесь не употребишь, это кому-то сбывать надо! Не через минные же поля добычу таскать?
Потом понял, что он действительно был идиотом – несмотря на весь приобретенный за последний месяцы опыт, – прекраснодушным идиотом. Станция, конечно, конечная, но кто сказал, что прибывшие сюда грузовики уходят порожняком? Просто с одних контейнеры и мешки грузят на другие. А до цели назначения доходит сущий мизер.
Конечно, чтоб осуществить такое, требовалась определенная организация. Тоху был не настолько наивен, чтоб верить, будто комендант Варди полковник Муц был не в курсе происходящего. Но он сомневался, чтоб полковник, лощеный выпускник Офицерской Академии, сосланный сюда за некие «проказы» в Столице (о том, что это были за проказы, здесь предпочитали не распространяться, но намекнули, что, не будь у Муца влиятельных родственников, тюремным заключением бы он не отделался), лично вникал в подробности незаконных сделок. Наверняка этим занимались другие – званием пониже, происхождением пониже, опытом побольше. Под это определение лучше всего подходил полковой квартирмейстер поручик Кяку. В его ведении находилась хозяйственная часть военного городка, а стало быть, при невысоком звании располагал он властью более ощутимой, чем у иных ротмистров и майоров.
Кяку почти не бывал в офицерском клубе и даже в столовой редко появлялся – обедал у себя на складе. Поэтому Тоху в первые месяцы его не сразу приметил. А когда приметил – крепко ему тот Кяку не понравился. Вот казалось бы, за время службы должен бы преодолеть и сословные, и интеллигентские предрассудки. И в том, что касалось рядового и до некоторой степени унтер-офицерского состава, преодолел. Но Кяку воплощал собою то, что Тоху ненавидел всеми фибрами души студента-философа и в некотором роде князя. Он был хамом, урвавшим некоторое количество власти и материальных благ – и превратившим это в рычаг влияния. Нужно признать, что для того, чтобы создать пункт скупки-продажи в отдаленном гарнизоне, требовались определенные умственные, вычислительные и прежде всего организаторские способности. Но у прапорщика Тоху это почему-то не вызывало сочувствия. И уж тем более желания примкнуть к этому поставщику материальных благ. Но не все были так брезгливы, как Тоху, многие стремились поучаствовать в процессе и, соответственно, что-то с этого поиметь – и это были не только ротные каптенармусы. Безусловно, свой откат получал полковниц Муц, но лишь ему денежные отчисления, ящики сушеных колбас и корзины с коньяком шли просто по факту присутствия в гарнизоне. Остальным надо было потрудиться. А как же иначе? Жратва в офицерской столовой была такая, что временами Тоху скучал по пресловутой подгорелой каше в поезде. И даже думать не хотелось, что там ест рядовой состав. И хорошо, если там вообще было что есть. Солдаты, которые еще не забыли, что совсем недавно прапорщик был вольнопером, и потому были с ним откровенны, рассказывали, что с голодухи выбираются из городка на охоту. То есть были бы какие-то гражданские поселения поблизости – ходили бы воровать. Но таких не было, и хавку добывали по принципу «все, что не успело убежать и не приколочено». Водились тут какие-то звери навроде шакалов, так их постреляли почти всех. Этим развлечением и господа офицеры не пренебрегали. А сейчас все больше суслики да тушканчики, на них офицеры не охотятся, хотя на вкус они ничего так, ребята вот приспособились силки ставить, одна беда – водится эта сволочь мелкая в основном ближе к минным полям, и были случаи – подрывались…
