Прежде чем она успела ответить, зазвонил телефон. Оба вздохнули с облегчением, потому что она не знала, что сказать, а он не желал больше ничего от нее слышать.

Он поспешно подошел к аппарату и снял трубку:

— Алло.

— Винсент, это Коко. Прости, что беспокою тебя, но…

— Кто? Простите, не расслышал ваше имя…

— Коко. Винсент, это я — Коко.

Имя было ему незнакомо. Как, впрочем, и голос звонившей женщины.

— Простите, но вы, по-моему, ошиблись номером.

— Послушай, Винсент, я понимаю, она рядом и ничего о нас с тобой не знает. Но, пожалуйста, выслушай меня, хорошо?

— Вы знаете ту особу, которая сейчас находится здесь? — Он покосился на Изабеллу.

— Еще бы! Ведь это твоя Изабелла. Мне известно, что ты встретил ее вчера вечером.

У Винсента лопнуло терпение.

— Вы уверены? А откуда, черт возьми, вам это известно? И вообще, кто вы такая?!

— Хватит валять дурака! Помолчи пару минут и внимательно меня выслушай.

Но он положил трубку на рычаг, бросив на Изабеллу враждебный взгляд.

— Почему это посторонние люди знают, что ты у меня? И почему они в курсе, кто ты такая, а я понятия об этом не имею?

— Кто тебе звонил? — мягко спросила она.

— Девица по имени Коко, которой известно, что ты здесь. Она даже имя твое назвала. Сказала: «Мне известно, что ты встретил ее вечером». Откуда она могла узнать то, чего я сам не знаю? И кто такая эта Коко, черт бы ее побрал?!

Телефон снова издал трель. Винсент схватил трубку:

— Алло! Что? — Лицо его прояснилось. — Привет, Китти. Конечно, смогу! Мне это совсем не трудно. Через полчаса. Ладно? Да. — Подержав трубку возле уха еще несколько секунд, он окинул Изабеллу холодным взглядом. — Мне надо отвезти одного из моих детей к врачу. Пойду оденусь. — С этими словами он повернулся и направился в комнату.

Изабелла осталась в прихожей одна.

Не зная, как быть дальше, что предпринять, она подошла к окну и выглянула наружу. Там она и оставалась, когда позади хлопнула дверь. Этрих ушел, не сказав ей ни слова. Она не могла видеть, как он, прежде чем выйти, замешкался на миг, оглянулся, смерил ее сердитым взглядом и нахмурился. Но что он мог ей сказать? Ступай прочь? Или: подожди, пока я вернусь, и мы продолжим выяснять, кто есть кто? Пока я не ушел, объясни мне, откуда мы можем друг друга знать? Если решишь меня дождаться, мы с тобой все уладим, вот увидишь?

Еще один неприятный сюрприз он получил несколько минут спустя в гараже под домом: его машину угнали. У него было арендованное место на стоянке, и теперь оно пустовало. При виде этого он замер на месте. Желудок его болезненно сжался. Ведь Китти ждала его через двадцать минут в своем доме. Этрих просто глазам не верил — кому могла понадобиться его машина? Ничем не примечательный «форд-таурус», почти новый, но грязный до безобразия. Рядом с его опустевшим парковочным местом красовался серебристый «БМВ», на который воры почему-то не позарились. Чем это объяснить?

У него никогда еще не угоняли машину. Только теперь он понял, каково это, и почувствовал себя опустошенным, униженным, уязвимым. Жизнь перестала быть к нему дружелюбной. А тут еще эта девица в его квартире — Изабелла. Черт знает, что такое! Он понятия не имел, что общего могло быть между ними, она же подозрительно много о нем знала. Озадаченный, сбитый с толку и вконец расстроенный, он сел в лифт, поднялся на первый этаж своего дома, вышел на улицу и поймал такси.

Пока Этрих ехал к дому, где он прежде жил со своей семьей, Изабелла, отрезав себе еще кусок торта, придвинула стул к окну. Она принялась есть, поглядывая на утренний город. Откусила слишком большой кусок, и несколько крошек шоколадной глазури упало ей на колени. Она принялась подбирать их и наклонила голову. Взгляд ее невольно скользнул по поверхности подоконника, и она замерла: фигурка танцующей лягушки исчезла. Они забрали ее, как и все, что могло служить подтверждением ее связи с Этрихом.

— Проклятье!

Ведь должно же здесь остаться хоть что-то, так или иначе напоминающее о ней. Помимо нее самой, сидящей у окна, и ее рюкзака в прихожей должен отыскаться хотя бы единственный знак ее присутствия в его жизни. Не могли же они полностью удалить ее отсюда, всю целиком. А если и могли, она во что бы то ни стало займет свое прежнее место.

Не долго думая, она приступила к поискам.

В детстве и отрочестве Изабелла мастерски умела воровать. Благодаря внешности маленького ангела, светлокудрой феи, голубоглазой сказочной принцессы ей годами удавалось водить окружающих за нос. Она тащила все, что приглянется. Деньги, сласти, игрушки — то, чем ей хотелось завладеть, оказывалось у нее в карманах. Тайком присваивая чужие вещи, она никогда не испытывала чувства вины и даже нисколько не волновалась. Нервы, эта ахиллесова пята всех юных воришек, ни разу ее не подвели. Когда Изабелла крала что-либо в магазине, сердце ее билось так же ровно, как за пять минут до этого, когда она шла по улице. Она воровала не потому, что была больна или испорчена, и не ради острых ощущений. Просто без малейших угрызений совести брала все, чего ей хотелось.

Но чтобы достичь успеха в воровском деле, необходимо овладеть всеми тонкостями ремесла сыщика. И обладать богатым воображением, иначе как догадаешься обо всех до единого тайниках, где люди могут хранить дорогие их сердцу предметы — деньги, украшения, порнографические журналы?

Вершин воровского мастерства Изабелла достигла годам к восьми и с тех пор его не утратила. При желании она могла бы стать неплохим часовых дел мастером, потому что безупречно проведенный обыск вполне сравним с разборкой сложного механизма — приходится аккуратно снимать слой за слоем колесиков и шестеренок, а в случае чужих вещей столь же дотошно возвращать все на прежние места.

Еще совсем малышкой, выдвинув ящик для белья в мамином шкафу, Изабелла сперва подолгу рассматривала содержимое, чтобы запомнить, в каком порядке сложены вещи. И только потом принималась рыться в поисках сокровищ. Но, отыскав их и присвоив, она заботливо возвращала каждую из оставшихся вещей на прежнее место. Это не было проявлением паранойи, в ней говорил всего лишь здравый смысл. Попалась она всего однажды: одноклассница уличила ее в краже шариковой ручки и пребольно двинула кулаком в лицо.

Туго затянув пояс своего халата, Изабелла направилась в спальню Этриха с намерением дать бой тем, кто решил стереть из памяти Винсента ее саму и их отношения. Спальня — эмоциональный центр любого жилища. В ней обитает любовь. Но не только она: здесь находят приют и печаль, и безмятежность. Лишь очутившись в собственной постели, мы остаемся один на один с нашими тайнами и теми внутренними голосами, которые неизменно желают нам спокойной ночи и доброго утра. И если Изабелле хотелось разузнать как можно больше о ком-либо из людей, что бывало редко, поскольку люди мало ее интересовали, она при возможности устраивала обыск в спальне. Воровать она давно перестала, но иногда у нее возникала необходимость использовать талант ищейки.

Спальня у него была просторная и обставленная столь же скудно, как и остальные помещения квартиры: широкая кровать, массивный дубовый платяной шкаф, кресло, а на полу — черный китайский ковер. Переводя взгляд с предмета на предмет, она вынуждена была признать, что спальне Этриха нечего «рассказать» о своем хозяине, за исключением того, что человек этот готов выложить за кресло пару тысяч долларов. На полу возле упомянутого кресла валялась книга. Изабелла подошла, наклонилась, прочитала заглавие и улыбнулась, хлопнув в ладоши. Это оказалась «Пармская обитель» Стендаля.

У Винсента было немало безобидных причуд, одной из которых являлось его настойчивое желание стать эрудитом. Много лет назад он положил себе за правило прочитывать по пять произведений классической литературы в год. Даже отправляясь на очередную короткую встречу с ней, он почти всегда прихватывал с собой пухлый том и с усилием продирался сквозь сложный и скучный текст, совсем как путешественник, прокладывающий себе путь среди зарослей лиан при помощи острого мачете. Но данный роман был для него настоящим проклятием. За время их знакомства Этрих трижды принимался за него, но одолеть так и не смог. Дочитав том примерно до сотой страницы, он постыдно капитулировал. Однажды неподалеку от Зальцбурга он даже вышвырнул «Обитель» из окна поезда. А потом виновато посмотрел на нее и сказал: