— Ты открыла дверь квартиры, и Супчик чуть с ума не сошла от радости. Она принялась высоко подпрыгивать и крутиться у наших ног, как дервиш во время ритуальной пляски. Ты отправилась в душ, так что мне пришлось заняться ею в гостиной.
Изабелла мечтательно взглянула в свою тарелку и с удивлением обнаружила, что та опустела. Внимание ее было настолько поглощено рассказом Этриха, что она и не заметила, как съела весь десерт. И даже вкуса не почувствовала. Лишь ощущение сытости после обильной и сладкой еды. Чтобы ощутить аромат пирога и мороженого, она медленно провела языком по деснам и зубам.
— На одной из полок твоего книжного шкафа лежала кость, которую ей так нравилось грызть. И я предложил ей поиграть. Она согласилась. Я стал бросать кость, а она мне ее приносила. Я пытался отнять ее, но Супчик не отдавала и с рычанием все сильней вгрызалась в нее. Рычала она, разумеется, понарошку…
Набрав в грудь воздуха, Этрих собирался продолжить свой рассказ, но Изабелла прервала его, неожиданно подняв вверх указательный палец. Этрих, словно человек, забывший дома ключи и вернувшийся, чтобы их отыскать, возвратился в свои воспоминания и стал перебирать в памяти события того дня, проверяя, что такое важное он мог упустить. И ничего не обнаружил. Почему же тогда она его остановила? И отчего в глазах ее вдруг появилось странное выражение, значения которого он не может понять? Секунду назад она сосредоточенно ощупывала языком внутреннюю поверхность своих щек, а после сомкнула челюсти и взгляд ее словно обратился куда-то внутрь ее существа. Что бы это могло означать? Этрих всегда внимательно следил за переменами в выражении ее подвижного лица, по ним он узнавал о ее мыслях на несколько секунд раньше, чем она высказывала их вслух.
Она открыла рот и поднесла к нему руку. Этрих решил было, что ей на язык случайно попал волос и сейчас она его вытащит. Или выплюнет на ладонь кусочек персиковой косточки, который вытолкнула языком из щели между зубами. Но когда она молниеносным движением засунула в рот сложенные щепотью большой, указательный и средний пальцы и тотчас же их оттуда вынула, в руке ее заблестело что-то круглое, металлическое и довольно большое. Колокольчик.
— Господи Иисусе!
Это было так странно и неожиданно. Этрих просто глазам своим не верил. Его словно окатили холодной водой.
Изабелла между тем взирала на предмет, извлеченный изо рта, с необыкновенной нежностью и так невозмутимо, словно во всем этом не было решительно ничего необычного. Изящным движением тряхнув колокольчик, она прислушалась к серебристому звону и взглянула на Этриха застенчиво-лукавым взором:
— Он здесь.
Этрих наклонился к ней и негромко спросил:
— Кто?
Она поставила колокольчик на стол и принялась подталкивать его указательным пальцем в сторону Этриха.
— Твой сын. Наш с тобой сын. Это его манера здороваться. — И снова толкнула колокольчик пальцем.
Винсент Этрих любил Изабеллу Нойкор, как ни одну другую женщину на свете. Она была создана для него, в этом он ни на секунду не сомневался. Ради нее он готов был пойти на любые мучения, даже на смерть, но, переводя взгляд с этого дурацкого колокольчика на ее лицо и обратно, он с ужасом понял, что она помешалась. И впервые за все время их знакомства почувствовал к ней что-то похожее на неприязнь.
И тут ему кое-что припомнилось: когда он был мальчишкой, у них в доме жила канарейка. Мать держала ее на кухне в клетке, внутри которой на одной из жердочек висел колокольчик, в точности такой же, как тот, что стоял сейчас перед ним на ресторанном столике. Стоило канарейке ударить по колокольчику клювом, как жизнерадостный звон заполнял все пространство дома. Винсент слышал его даже в самой дальней комнате. Протянув руку, он накрыл колокольчик ладонью с тайной надеждой, что этим положит конец приступу безумия, охватившего Изабеллу.
— Именно так я узнала о твоей смерти и воскресении, Винсент. Это он мне все рассказал. Он со мной говорит. — И она накрыла его ладонь своей. Этрих с трудом удержался от того, чтобы не отдернуть руку.
— Ты что же, всерьез хочешь меня уверить, что наш не рожденный ребенок разговаривает с тобой?
Ее лучезарная улыбка могла бы рассеять ночную мглу над небольшим городом.
— Вот именно, Винсент. — Она вздернула голову и подбородком указала на колокольчик. — А теперь он и с тобой беседует. Это его приветствие.
Этрих оцепенел. В голове у него не было ни одной мысли. Он просто не представлял себе, как следует реагировать на ее заявление.
А Изабелла с прежней улыбкой констатировала:
— Ты мне не веришь!
Он помотал головой.
— Хочешь, я тебе докажу, что ничего не выдумала?
Он кивнул.
— Канарейку твоей матери, ту, о которой ты только что подумал, звали Колумб. Она умерла жарким летним днем, когда тебе было шесть лет. И вы с матерью положили ее в спичечный коробок и похоронили на заднем дворе. А через два дня, когда твоя мать ушла в магазин, ты разрыл могилку, чтобы узнать, успел ли уже несчастный Колумб попасть на небеса. — Она подняла колокольчик и протянула ему. — Спрашивай что хочешь, Винсент. Ему необходимо, чтобы ты поверил, что все это правда.
— Что за татуировка у Коко Хэллис на шее под затылком?
Изабелла не могла знать о существовании Коко и уж тем более о том, какое место та занимала в его жизни. Если только не наняла детектива, чтобы он все эти три месяца глаз не спускал с Винсента Этриха. Но подобное было совершенно не в духе Изабеллы. Зажмурившись, она склонила голову набок и почти тотчас же открыла глаза.
— Мужское имя. Бруно Манн.
— Ну как, понравилось? Еще что-нибудь? — Голос официантки, словно лезвие клинка, прорезал воцарившуюся за их столиком тишину.
Выражение лица Этриха нисколько не переменилось. Подняв взгляд на официантку, он улыбнулся ей:
— Хотите, мы вам покажем один удивительный фокус?
Столь странное предложение застало женщину врасплох. Уж не разыгрывает ли он ее? Пожав плечами, она выдавила из себя:
— Фокус? Что ж, я не против. А он и правда удивительный? — Теперь она смогла даже улыбнуться.
Пусть видят, что их шутка оценена по достоинству.
— Это вам судить, мэм, — невозмутимо произнес Этрих. — Скажите-ка, у вас есть дети?
Официантка изогнула бровь.
— Есть. А что?
— Сейчас увидите. — И, обратившись к своей хорошенькой спутнице, он потребовал: — Назови их имена.
Изабелла взглянула на официантку и после паузы произнесла:
— Рон и Дебби. Рон — в честь Рональда Рейгана, а Дебби… — Она на миг задумалась и с уверенностью закончила: — В честь вашей сестры Деборы.
Лицо официантки окаменело. Она никогда прежде не встречалась с этой женщиной. Откуда ей знать, как зовут ее детей? Но прежде, чем она успела спросить об этом незнакомку, та заговорила снова:
— Теперь насчет вашего мужа Дина. Он ведь недавно сдавал анализы. Так вот, не тревожьтесь, все будет в порядке. Никакой у него не рак.
— Но как вы узнали об анализах?
Изабелла не нашлась с ответом. — Да и что она могла сказать? Взгляд ее обратился к Этриху. Ей требовалась помощь.
— Так что же? Откуда вы узнали столько всего о моей семье? — Нервно теребя фартук, официантка приблизилась к их столику вплотную.
— Да она ведь ясновидящая, — пояснил Этрих. — Желаете еще что-нибудь от нее услышать?
Женщина была потрясена и напугана. Она читала в газетах статьи о людях с паранормальными способностями и много раз видела передачи о них по телевизору, но никогда прежде не встречалась ни с одним из них лицом к лицу. Эта незнакомая женщина знала о Дине и о подозрительном затемнении в его легком. И сказала, что тревожиться не о чем. Но так ли это на самом деле? От волнения она утратила способность соображать трезво, мысли у нее в голове путались и обрывались. Все, на что она оказалась способна, — это выписать чек и, положив его на столик, молча уйти за стойку. Вместо того чтобы тотчас же рассказать обо всем кому-нибудь из своих товарок на кухне, чего ей очень хотелось, она неотрывно следила глазами за странной парой и не трогалась с места. Кто они? Да не все ли ей равно? Пусть бы только убрались отсюда поскорей.