Она стащила с меня свитер, расстегнула ремень.

– Не торопитесь так, – я никак не мог настроиться.

            Заставить себя целовать ее рот с крупной бородавкой было выше моих сил. Я нисколько не сомневался, что она только что приняла душ, но пахло от нее солеными огурцами, или селедкой, или залежалыми специями. Дряблый живот свисал неряшливой складкой. Груди были небольшими, но тоже бесформенными.

            Я пытался отстраниться от ситуации. Профессионал на моем месте не фиксировал бы мелочи, он схватил бы алгоритм действия – не больше. Я стал целовать ее зажмурившись, спустился ниже, развел в стороны ее ноги. Открывать глаза не хотелось.

            Наталья Петровна стонала. Достаточно убедительно. У меня никак не вставал, я вышел в душ, помог себе, надел резинку. Потом вернулся к ней, постарался войти в нее резко, не затягивая. Было не узко и не тесно, а так, словно я почувствовал ее дряблые мышцы с изнанки. Скорее всего, я просто был грубым. Она пыталась прогнуться. Я выбросил из головы все мысли, боясь потерять ритм, открыть глаза и увидеть себя над телом старухи. И был рад, что получилось, что я справился с собой и с ее оргазмом. Я нормально отработал. Потом под закрытыми веками взорвалось желтое пятно, и я кончил.  

            Она отпустила меня в душ, но я не стал купаться, боясь пропахнуть рассолом еще больше. Быстро оделся, выпил еще коньяку.

– По средам тебе удобно? – спросила она.

– Да, если вас устраивает мой почерк.

– Хороший почерк. Я очень довольна.

            После этого визита видеть друзей не хотелось. Такси поблизости не было, я пошел пешком. Потом вспомнил о деньгах. Поискал в карманах – ничего. Я остановился, обшарил карманы брюк – тоже пусто.

            Не поверите, но я почувствовал слезы в горле. Пытаясь быть спокойным, сунул руку в задний карман и, наконец, нащупал сложенную купюру. Сумма была настолько малой, а унижение настолько большим, что снова подступила тошнота.

            Домой я поехал на метро.

-6-

– Мне кажется, после некоторых событий, или некоторой работы, или некоторых жизненных обстоятельств не может быть чувств. Не может быть любви, например, – сказал я.

– После чего? После войны? После убийства? После аварии? – уточнил Игорь.

– Чувства – не больше, чем химическая реакция. Нет ничего такого, что победило бы химию, – сказал Андрей.

– Да, чувства немотивированны. И они могут возникать неожиданно, – поддержала его Констанция.

– О виртуальных чувствах мы не говорим! – заметил ей Влад.

– Как могут возникнуть чувства у гинеколога? – спросил я.

– Могут, Мить. На самом деле, могут. И хирурги влюбляются, и патологоанатомы. И они тогда не думают, из каких именно частей человек собран, какие органы у него здоровы, а какие не очень, – усмехнулась она.

– Только копирайтеров не берет никакая химия! – хехекнул Андрей.

– А что с Асей? – напомнил Владик.

– Не знаю. Давно не видел ее.

– Так она ж звонит постоянно.

– Она по делу звонит.

– По какому делу?

– Приветы тебе передает.

            Асю, правда, я не видел с той самой ночи в квартире Игоря. Зато она подогнала мне еще двух клиенток – Ларису Олеговну и Анну Ивановну.

Лариса Олеговна была вдовой пятидесяти пяти лет, а Анна Ивановна сорокасемилетней женой бизнесмена, постоянно проживающего в Австралии. С первой было тяжело из-за ее крупных габаритов, а со второй полегче, потому что она выглядела лучше и сама проявляла инициативу. В тяжелых случаях Ася посоветовала применять безобидное средство для повышения потенции, и мы договорились поужинать в субботу вечером. 

            Погревшись в кафе, мы вернулись на трибуну. Игорь опять поставил на тройку. Тумана в этот раз не было, но дул резкий ветер, выдувая остатки зимы из города, и было очень неуютно.

– Давайте лучше в «Шарм» – кофе пить, – предложила продрогшая Констанция.

            Все отказались.

– Поедем, – решил я. – Ветер тут невозможный.

            В такси она молчала. Я думал об Асе. Таксист сказал, что обещают раннюю весну, и с завтрашнего дня потеплеет. Если бы не таксисты, где бы я узнавал прогноз погоды?

            Я думал о том, что Асе безразлично, изменяю я ей или нет. С кем. Как. В каких позах. При каких обстоятельствах. Она это знает наперед – ей не интересно. И все это давит только на меня – не на нее. И только я чувствую себя так, словно меня тошнит обычными разговорами и рвет шутками.

– Неловкость потом пройдет, – сказала она мне по телефону.

            Я испытывал не «неловкость». Я испытывал постоянную тошноту. Не мог есть, только глотал ее пилюли и запивал водкой.

– Ты похудел, – заметила Констанция в кафе.

– В бассейн хожу. Нужно быть в форме.

– Статьи пишешь?

– Все пишу, что заказывают. Как у вас с Владом? Наладилось?

            Она дернула плечами.

– Сам же знаешь. Ничего у нас не может наладиться. Каждый день – как на заседании суда. И к вечеру – один и тот же приговор. Он меня открыто ненавидит. А я задираю его – не с целью задеть, а уже по привычке: как на больную точку жать до упора. Уже без смысла.

– А сначала какой был смысл?

– Доказать, что интересы человека не должны ограничиваться боксом и скачками.

– Обязательно нужно было посвящать его во всем эти дела – чаты, переписку?

– Просто хотела привести ему пример умного человека.

– Агента69? А кто он?

– Не знаю. Парень один.

– Парень шестидесяти девяти лет? Или это его любимая поза? Или он с шестьдесят девятого года?

– Да ладно. Мне все равно это.

– А как же ты его представляешь?

– Никак.

– Светлое теплое пятно?

– Ну, вроде того. Это раньше по почерку можно было что-то угадать о человеке. У нас в классе был пацан – писал одни палочки, почти без наклона, очень мелко. Учителя убивались над его диктантами. Но для него там были буквы, слова, смысл. Он протестовал против двоек. А сейчас у всех одинаковый почерк – Times New Roman. Он иногда ставит смайлы. Не в тех местах, где смешно, а в тех, где особенно тоскливо. И смайл улыбается: это не так уж и тоскливо, это ерунда, это можно пережить. А я даже смайлов не ставлю, только иногда – скобки. Тоже не там, где смешно, а где хотелось бы пошутить, но чувство юмора спотыкается. Виртуальные письма – самая большая иллюзия, которую я знаю.

– Слушай, Констанция, а если он лысый дядька с пивным животом?

– Да мне все равно как бы. Он стихи пишет замечательные.

– А в реале – с кем знакомишься?

– Ни с кем. «Меня зовут Костя», так?

– А там тебя как зовут?

– Лиза.

– Лиза, стихи – это такая чушь. Ты молода, ты отлично выглядишь. По-моему, это ограниченный Влад тебя программирует на депрессию, а не ты его. Тебе отвлечься надо. Хотя бы не жить с ним под одной крышей. Вообще не понимаю, как люди могут жить в таких шумных семьях.    

            Констанция смотрела в чашку, кивала, но было заметно, что слушать меня ей неохота. Мы ушли из кафе и расстались на площади.

            У меня даже мысли не возникло ответить откровенностью на откровенность. Да и слов таких не было. Альфонс или эскорт-услуги – все не то. Я не считал себя проституткой, потому что не работал в публичном доме или на окружной. Конкуренты меня не выслеживали. Сутенеры на психику не давили. Кислотой никто облить не угрожал. Я просто встречался на досуге с несколькими дамами. В это уж точно не следовало никого посвящать.

            А бывшие заказчики прислали мне письмо: «Уважаемый Дмитрий, с большим сожалением получили ваш отказ от работы. Мы вас не торопим. Статья о косметических новинках пока никем не написана, менять копирайтера нам не хотелось бы. Ваш стиль нас всегда устраивал. Статья нужна к началу апреля. Гонорар будет удвоен. Пожалуйста, обдумайте наше предложение еще раз».