— Да нет, я просто хотел первым двум рядам все заряженные самострелы дать. Враг, пока мы с его пешцами на холме не сблизимся, атаковать не будет. Так что по паре выстрелов мы сделать успеем, хоть сколько-то неприятелей положим, да Даниле задачу облегчим.

— Ладно, самострелы можешь дать. А то я уж было решил, что ты их лоб в лоб встретить хочешь. А тебе, Леха — самая тяжелая задача выпадает. Ты вместе с частью охочих людишек, кто с конем пришел, на правой руке Младшей Стражи пойдешь. Чтобы враг раньше времени нашу хитрость не раскусил. Сдюжишь ли?

— Сделаю, что смогу, — Алексей пожал широкими плечами и повернулся к Мишке. — Пойдем, боярич. Данила, вон, уже почти в дело вступил. Скоро, стало быть, и наш черед. Прощевай, Корней Агеич, может, и не свидимся боле. Прости, если что не так. Прощай и ты, Лука.

— Вы уж там поберегайте себя, ребятки, — поочередно обнимая внука и «зятя» прошептал Корней. — А что в бою не сробеете, я и сам знаю!

Тяжелый окольчуженый ёж пехоты медленно надвигался по пологому склону на прикрывающихся высокими ростовыми щитами копьеносцев врага, занявших позицию в трехстах шагах от вершины. Они были разделены на два примерно равных отряда, а потому Данила также разделил свои силы надвое. На правой руке, где был он сам, шли огневцы под началом Семена Дырки да вольные охотники, примкнувшие к Сотне в чаянии добычи и славы. А на левую руку, в помощь важничающему, но не имеющему большого воинского опыта Треске, он отрядил Андрея Немого, наказав помочь, в случае надобности, да вдохновить лесовиков собственным примером.

До строя врага оставалось не более пятидесяти шагов, когда впереди, у самой вершины холма, раздался душераздирающий женский крик, и на поднятом колу затрепыхалось обнаженное тело. Спустя мгновения все повторилось снова — полный нечеловеческой боли вопль и корчащаяся в диких муках на колу голая женка.

Ошеломленные пешцы на пару мгновений замерли. Но затем Андрей, разглядевший в искаженное смертной мукой лицо Арины, и Семен Дырка, узнавший свою Аксинью, с неистовой яростью ринулись вперед. Их порыв подхватили остальные. Противники столкнулись и Михайле, наблюдавшему издалека, сначала показалось было, что первая линия врага сметена этим бурным натиском. Увы, на самом деле неприятельские копейщики медленно, но организованно, пятились в сторону флангов, пропуская атакующих по центру позиции. Прямо туда, где выросли два страшных древа смерти. И где погибель ждала остальных — потому что едва атакующие вырвались на открытое пространство, как на них обрушились стрелы сотни лучников, растянувшихся в шеренгу, в восьмидесяти шагах от копейщиков. Тем временем вторая сотня лучников, выскочив из леса, одним броском преодолела дорогу и замкнула кольцо окружения. Теперь стрелы полетели и в спину пешцам Погорынья. Еще не поздно было вырваться из смертельной ловушки, но Данила, могущий отдать команду и повернуть бойцов в нужную сторону, пал на месте, пронзенный тремя стрелами, одна из которых оказалась смертельной. Андрей же с Семеном безудержно рвались вперед к вершине, невзирая на то, что число воинов вокруг них неуклонно таяло.

Едва вражеские лучники оказались на склоне холма, как Младшая Стража начала свой разгон. К несчастью, противник находился на двести шагов дальше, ведь прорыв сместил основные события к самой вершине, и это сыграло свою роковую роль. Пока отроки преодолевали выросшее примерно вдвое расстояние, на их пути возникло неожиданное препятствие: из леса выскочили и замерли в пятидесяти шагах впереди развернутого строя лучников четыре закрытых громоздких повозки, очень похожих на захваченный зимой фургон скоморохов, только пониже и без крыши. Возницы с быстротой, свидетельствующей о многих тренировках, обрезали постромки и увели лошадей обратно. Поначалу вид этой четверки не предвещал опасности из-за отсутствия стрелковых амбразур в стенках, но как оказалось чуть позже, противник припас не менее эффективные сюрпризы.

Когда первые, несущиеся во весь опор, всадники оказались в двадцати шагах от линии повозок, с обоих сторон фургонов были подняты и натянуты тяжелые цепи, образовав неожиданный труднопреодолимый конными барьер, высотою в полсажени. Налетев на преграду, первые ряды смешались, образовав небольшую кучу-малу. Михайла, скакавший на левом фланге, сорвал голос, заворачивая строй и заставляя Малую Стражу обойти препятствие. Но тут вступили в бой воины врага, размещавшиеся в фургонах. Пращники, вставшие во весь рост, обрушили на атакующих град камней. Расстояние было совсем невелико, а нападение столь неожиданным, что в ответ последовали только разрозненные выстрелы из арбалетов, практически не достигшие результата, в то время как почти каждые камень находил цель. Михайла получил сильный удар в голову и полуоглушенный сполз с лошади. Кровь заливала глаза, боль мешала сосредоточиться и потому мимо сознания прошли и свист стрел подошедших вражеских лучников и боевой клич неприятельской конницы и все дальнейшие события.

Спасла Младшую Стражу от полного уничтожения лишь задержка, с которой сотня всадников Журавля вступила в бой. Задержка, впрочем, вполне объяснимая — им также требовалось проскакать значительно большее расстояние. За это время Алексей успел увести уцелевших из-под удара, а верный Роська, соскочив с коня рядом с крестным, собрал вокруг полтора десятка опричников, лишившихся коней в свалке. Отрядив четверых выносить Михайлу влево, к кустам, что росли по краю болотистой луговины, он с остальными попытался выстрелами из самострелов если не остановить, то хотя бы замедлить и отвлечь на себя конных ратников врага. Удалось ему это или нет, Мишка так никогда и не узнал — никого из этой горстки смельчаков среди выживших не оказалось.

Сражение меж тем разгоралось с новой силой. Ратнинцы, вложив в последний удар все свои силы и всю ярость, опрокинули первый ряд противника и продолжали теснить его в сторону прекративших стрельбу лучников. Может быть, Корнею и Луке, возглавившим этот отчаянный натиск, и удалось бы повернуть ход битвы в свою пользу, если бы не точный расчет Журавля, бросившего на чашку закачавшихся было весов, новую увесистую гирю. Противопоставить свежей сотне Каарн'а, вступившей в бой в этот решающий момент, ратнинцам было просто нечего. У отброшенной с холма вниз к болоту Сотни не было никаких шансов на спасение, если бы не отчаянный рывок Алексея. С двумя неполными десятками Рудный воевода врезался во вражеский строй, сразу свалив знаменосца. Пока Каар'н разворачивал своих всадников навстречу новой угрозе, ратнинцы успели выскочить из ловушки и уйти сквозь кусты к заболоченной низине, сулившую спасение. Правда, этот успех дорого стоил маленькому отряду храбрецов — из завязавшейся схватки сумели вырваться только шестеро во главе с получившим четыре тяжкие раны Алексеем.

Прошло всего несколько часов с начала битвы, а уже все было кончено. Потрепанная Сотня с остатками Младшей Стражи отходила, изредка огрызаясь стрелами от пошедших в преследование лучников противника, к берегу Случи. И лишь у самой вершины Журавьего Камня все еще кипел неравный бой. Последним отчаянным усилием Андрей с Семеном пробили стену нурманнских щитов, но вот к основанию кола, на котором умирала в тягчайших муках Арина, суждено было прорваться только Немому. Потерявший в жестокой схватке шлем, трижды раненый, с залитым кровью лицом, он походил сейчас на демона войны, вырвавшегося из глубин преисподней. Дважды копейщики подступали к нему и оба раза откатывались, оставляя убитых и раненых на залитой кровью осенней траве. В краткий миг последней передышки Андрей одним страшным косым ударом срубил проклятый кол, едва успев подхватить падающее безжизненное тело. И почти сразу же подошедшие лучники поставили последнюю смертельную точку в битве. Сраженный несколькими стрелами Немой опустился на левое колено и еще успел увидеть, как его Арина открыла глаза и прошептала «Прости, Андрюшенька!» В тот же момент копье, ударившее в спину, повергло его наземь, соединив с возлюбленной в самый последний миг.