На рассвете его обнаружил слуга, пришедший прибраться в комнате. Времени у ведьмака не было, а, как всем было известно, Константинус из-за стола раньше полудня не выходил. Поэтому Ратибор наотрез отказался от предложенного ему завтрака, предпочтя долгому застолью с лекарем завтрак в соседней харчевне.
Несмотря на столь раннее время, зал харчевни был почти полон. На этот раз он платил обычными деньгами, заказ произнес внятно, с расстановкой, и все обошлось без всяких происшествий. Да и от вина Винт отказался. А то у ведьмака уже сложилось впечатление, что все неприятности в городе притягиваются к нему как магнит. Хотя не зря говорят: «Хочешь жить — умей вертеться!»
Вот и вертелся Винт весь вчерашний день, да и сегодня дел предстояло немало. Вначале он дождался прихода в харчевню Олафа, посланного к нему сотником Нежданом. Но вместо последних новостей, сказанных на ухо тихим шепотом, северянин, как всегда машинально, проорал с порога:
— Я здесь, мой Тан!
Не обращая на него внимания, Ратибор продолжил невозмутимо поглощать бурое овощное рагу из горшочка. Викинг не зря занимал пост десятника и, пробасив глядящим на него во все глаза посетителям: «Обознался», — двинулся к свободному столу рядом с Винтом.
Ловкачу пришлось ждать, пока хозяин лично принесет Олафу пиво. Лишь потом он предложил почтенному нортунгу подсесть за свой столик. Невозмутимый свей битый час обстоятельно рассказывал о разных мелочах, пока Ратибор не заорал на всю харчевню, где они сидели и пили пиво:
— Ты главное говори, горячий варяжский парень!
Ранние посетители, желающие похмелиться после бурной ночи, старательно не заметили ни вопля, ни ловкача, сидевшего за одним столиком с наемником, и принялись расползаться, тихо переговариваясь:
— Пошли, сосед. А то с ворюги станется и ножиком пырнуть. Вишь, сосед, какой он бешеный, на варяга орет. А варяг не иначе берсеркер, из тех, кого сами викинги пугаются, такой как за топор схватится, так полхарчевни разнесет, пока стрелами не истыкают как ежа. Нет, пошли отсюда, а то потом поздно будет…
Но новостей было мало. Потратив два часа на разговор с Олафом, Винт узнал, что схваченные ночью раскосые пленники на допросе молчат как рыбы. Языки развяжутся не иначе как к вечеру, так как чарам для развязывания языка нужно время. Кроме того, пятеро «братьев», пришедших с франком, да и он сам, умерли ночью. В горячке и спешке дружинники не заметили пузырька с ядом, и вся шестерка успела выпить отраву, прежде чем стража заподозрила неладное.
Распрощавшись с варягом, Винт весь день мотался по городу в поисках амулета, срезанного с убитого в переулке. Но все скупщики краденого добра только разводили руками. Не видели, не приносили, нет, амулетов уже почти месяц не было, — вот и все, что смог от них добиться Ратибор. Правда, вечер принес приятный сюрприз: придя к лекарю, Винт узнал, что его служба по охране дома, похоже, близится к концу.
Константинус исследовал содержимое бутылочки с эликсиром долгой жизни, полученной от графа Гуго. Лекарь, несмотря на свою любовь к застольям, уже определил все составляющие драгоценного эликсира и теперь бегал от радости по горнице, и под тяжестью его туши тяжко стонали половицы. Слуга и повар были направлены на рынок за провизией для праздничного ужина, а двое учеников лекаря — в аптеки и на тот же рынок за необходимыми компонентами.
Константинус поделился своей радостью с ведьмаком, но даже теперь, в миг своего торжества, лекарь свято держал язык за зубами, лишь повторяя снова и снова:
— Не будь я Константинус Макропулос, я это сделал! От меня не уйдешь! Они хранили его века, а я узнал за три дня!
Но радость ведьмака оказалась преждевременной. Задав вопрос, сколько времени потребуются еще его услуги, Винт был поражен ответом лекаря:
— А, ерунда, думаю, еще недельки три или четыре. Может быть, пять. Теперь необходимо узнать, какая из 1800 — единственно верная. В остальных же случаях…
Тут он внезапно замолчал и внимательно посмотрел на Ратибора. Что прочел лекарь на неподвижном лице ведьмака, так и осталось загадкой, но в следующий миг пухлая ладонь с силой хлопнула ловкача по плечу:
— Так что месяц спокойной жизни нашим купцам и ростовщикам гарантирован. Может, больше, может, меньше. Небось уже прикидывал следующее дело, а?
Тут Константинус вновь посмотрел на Винта, и на секунду ведьмаку почудилось, что взгляд маленьких глазок из-под нависших бровей проколол его насквозь. Лекарь повел из стороны в сторону своим исполинским носом и заговорил неожиданно серьезно:
— Может, я смогу помочь? Прошу, говорите, почтенный Винт, не стесняйтесь. Сегодня у меня день радости, я хочу радоваться не один. Что вас беспокоит? Какой тайный недуг грызет вас изнутри? Тут мне виднее, у меня нос длиннее.
Лекарь повторил свою любимую фразу и зашелся в гулком хохоте. Неожиданно что-то подтолкнуло Ратибора, и, внезапно решившись, ведьмак задал свой вопрос:
— Почтенный, у меня есть одно затруднение. Я не буду касаться предмета вашей гордости, я не люблю совать свой нос куда не следует. Некоторое время назад…
Он на миг замялся, упоминание о длинном носе прозвучало прямым намеком, но лекарь засмеялся и, вновь положив руку ему на плечо, мягко проговорил:
— Вам нужно узнать тайну какого-то яда? Говорите смело, это будем знать лишь мы вдвоем. Врачебная тайна священна.
Неожиданно Константинус прекратил смеяться и напряженно, медленно, через силу спросил, и каждое слово причиняло ему боль:
— Кажется, я понял. Вы хотите знать состав того огня, который убил моего и вашего друга? Ты хочешь знать, кто убил Горюна. Что ж, тут я смогу тебе помочь. Ты не убийца, ты вор, вор из воров, но кроме этого ты воин. Гуго не пошлет ко мне мелкую шваль. Я видел твои глаза там, когда…
Не закончив фразы, он махнул рукой. Ратибор молча ждал. Наконец, словно собравшись с мыслями, лекарь продолжил:
— Я не знаю, кто залил огнем раненых и умирающих. Я знаю, кто сможет тебе помочь, кто разбирается в таких вещах. Когда Горюн умирал, из его ран, покрытых песком, я извлек немного этого…
Лекаря передернуло от отвращения, и Винт рискнул его перебить:
— Почтенный, это был греческий огонь? Тайну которого…
— Греческий огонь, греческий огонь. Заладили: греки, греки. Я видел раны от огня Калинника, который все называют греческим огнем, и прошу уж мне поверить, они не отличаются. Ожог — всегда ожог. А вот состав, превращающий человека в кусок горелого мяса, тут явно другой. Я могу по остаткам вина определить, что за яд был в бокале, и определить его состав. Но здесь…
Константинус подошел к столу, плеснул вино по кубкам, и они молча помянули старого повара. Лишь после этого лекарь заговорил вновь, с поразившей Ратибора яростью:
— Я дам тебе письмо к Зебаку. Да, ты меня правильно понял, к нашему дорогому и всеми любимому городскому палачу. Гордости славного Ашура, Юсуфу аль-Зебаку. Он лучший из всех алхимиков, которых я знал на своем веку, а уж тут ты мне можешь поверить. Если можно определить состав — Юсуф это сделает. А потом, когда ты узнаешь, кто стоит за этим, ты придешь ко мне, и мы вместе подумаем. Очень хорошо подумаем. Смерть может быть разной, но за такую смерть… — Лекарь посмотрел в сторону, ведьмаку померещились слезы на его глазах, но тут же Константинус хлюпнул носом и продолжил в своей знаменитой манере, продолжил так, как шутил, леча больных чумой или оспой: — Заодно и с Юсуфом познакомишься. Тебе сможет пригодиться такой знакомый. Нет, если будет надо, он тебя будет работать.
Правда, — тут он с хитрой улыбкой посмотрел на Винта, — не мечтай о многом. Как говорит сам Юсуф: «Знакомых я работаю бэз энтузиазма. В мэру, так, как вэлит судья. Вот с абычными клиентами могу увлэчься и пэрэстараться. Надо смотреть, кто такой. Асобэнно, когда клиент — паслэдний шакал!»
Их разговор прервал стук входной двери. Повар и слуга заносили через парадную и единственную дверь огромную корзину с провизией и кувшинами вина. Константинус в третий раз хлопнул ведьмака по плечу и тихо шепнул:
