Рори и Бренетта подползли на животе чуть вперед, чтобы получше рассмотреть их. Пять кобыл, за которыми они пришли, держались вместе, отдельной группой. Они похудели, на телах выделялись царапины и следы от укусов. Это были племенные кобылы, избалованные с рождения. Их использовали только для воспроизводства потомства. Они не были пригодны для дальнего передвижения, потребовавшегося от них в прошедшую неделю.

— Рори, посмотри! — восторженно прошептала Бренетта.

Следя за направлением ее вытянутого пальца, он заметил кремовую, высокую, с сильными ногами кобылу, щипавшую траву возле деревьев. У нее была изящная, аккуратная головка с широко посаженными глазами.

— Одна из его лучших добыч, — прошептал он в ответ.

— Нет, нет! Не эта. Жеребенок.

Рори взглянул еще раз. Немного спрятавшись за мать, стояла длинноногая однолетка. Кобыла прошла вперед, оставляя жеребенка на виду. Он полностью заслуживал восхищения Бренетты. Видя его перед собой, Рори понимал это лучше, чем она; блестящая медь кожи жеребенка казалась огненной и горячей. У него была прекрасно вылепленная голова матери, и он унаследовал сильное телосложение обоих родителей. Он явно подавал большие надежды.

Рори дал знак отползать от края выступа. Пришло время обсудить, как поймать кобыл, за которыми они пришли.

* * *

Сейчас Амен-Ра был уверен. Он мог почувствовать их запах. Запах людей, кожи и чужих лошадей заполнял его ноздри. Он зло тряхнул головой, прыгнул вперед, возвещая об опасности. Оскалив зубы, он согнал замечтавшихся и отставших коней. Придя в движение, повел своих подопечных к каньону.

Два всадника появились слишком поздно, чтобы вернуть их, и он воинственно и радостно заржал. Грохот копыт, звучавших в безукоризненном ритме, усиливался в закрытом пространстве долины. Один из людей направил свою лошадь вперед, тщетно пытаясь достичь каньона раньше их.

С вытянутой головой, развевающимся хвостом Амен-Ра стремительно ворвался в каньон. Неожиданно перед ним замаячила баррикада. За короткое мгновение он приготовился для прыжка. Затем, словно из ниоткуда, за забором вырос еще один человек, выстреливший из ружья поверх его головы. Амен-Ра повернул и с оскаленными зубами ворвался в табун растерявшихся и напуганных кобыл, уводя их назад по пути, по которому они и пришли. Прежде, чем он смог достичь выхода, два человека в долине повернули несколько лошадей из его табуна в сторону крошечного глухого местечка в горах — естественного загона.

В ярости он остановил остальных, чтобы они не последовали за уже пойманными. Затем в воздухе пролетела веревка, просвистев возле уха, и он пронзительным криком выразил свое бешенство. Встав на дыбы, он бил копытами воздух, ударив при этом ничего не подозревающую лошадь одного из нападавших. С горящими глазами он повернул остатки табуна к противоположной стороне долины — к горам и свободе.

* * *

Тейлор сидела в тени на крыльце, шитье праздно лежало у нее на коленях. Скоро придет Брент, и надо проверить обед, но вместо этого она сидела, предавшись мечтам. Последние четыре дня были ужасно тихими из-за отсутствия Бренетты. А так как уехали и Рори с Тобиасом, ранчо казалось совсем опустевшим. По вечерам создавалось впечатление, как будто только они с Брентом и существуют в имении.

Со вздохом Тейлор уронила шитье в корзину возле стула. Она знала, что ей лучше всего заняться делом, иначе Брент вернется к пустому столу. Когда она встала, то мельком увидела всадников. Они возвращаются с лошадьми!

— Брент! Брент, они вернулись, — крикнула она в сторону амбара.

Тейлор сбежала вниз по ступенькам, остановившись у небольшого белого забора, который окружал лужайку. Когда она поняла, что может различить только двоих всадников, то, подобрав юбки, снова побежала вперед.

Бренетта свернулась калачиком на руках Тобиаса, она крепко спала. Цветной платок был повязан вокруг головы, скрывая порезы и фиолетовые синяки, которые она получила, ударившись о землю.

Чиппер, с разорванным во время нападения Амен-Ра боком, прихрамывал вместе с кобылами.

— Тобиас, что случилось? — крикнула Тейлор, когда они подъехали ближе.

Тобиас остановил лошадь и передал Бренетту ее отцу, подошедшему вслед за Тейлор.

— Просто пара царапин, мэм. С ней все хорошо; немного устала, а так все в порядке.

Бренетта открыла глаза. Увидев родителей, она прошептала:

— Он был самой прекрасной лошадью, которую я когда-либо видела, у него есть маленький огненный жеребенок, который будет еще красивее. — На мгновение она закрыла глаза, потом снова открыла их, поворачивая голову. — Спасибо тебе, Рори, что позволил поехать. Спасибо, Тобиас.

Тейлор поцеловала дочь в лоб. Она поблагодарила глазами Тобиаса за то, что благополучно доставил Бренетту домой. Потом быстро пошла вслед за Брентом в дом, ее семья стала по-прежнему полной.

ГЛАВА 3

Декабрь 1873 — «Спринг Хейвен»[2].

Мариль Беллман потуже стянула шаль на плечах, защищаясь от холодного ветра, задувавшего в окна и щель под дверью. Письмо Тейлор и чек из банка лежали перед ней на столе. Она потерла глаза, чувствуя, как напряжение сковывает лоб и стучит в висках; сейчас она была не в состоянии выдержать еще один приступ ярости Филиппа.

Она встала и подошла к окну, раздвинув тяжелые потрепанные портьеры. Лужайка перед ее домом была коричневой и заброшенной. Последние десять лет за садом и растениями не ухаживали должным образом. Филипп работал, не покладая рук, но при каждой его попытке янки выдвигали очередную преграду, не давая им добиться успеха. Вдобавок к попыткам выращивать хлопок и извлекать прибыль из земли, ее муж каждую неделю проводил несколько дней в городе, в своей юридической конторе, хотя работы у него там было мало. Большинство людей слишком обнищали, чтобы нанимать адвоката; они едва могли прокормиться сами. Поэтому многие из старых плантаций исчезли. Одни были разрушены во время войны; другие проданы за неуплату налогов и стояли пустыми — или, еще хуже, их заняли грязные «саквояжники»: бедняки из белого населения южных штатов. Если бы не помощь Брента Латтимера, та же самая участь давным-давно постигла и Спринг Хейвен. Если бы только он не был сам янки!

Мариль старалась не держать злобу. Ребенком она не жила в роскоши, а когда вышла замуж за Филиппа, на пороге стояла война. Но хотя бы раз — только раз — ей хотелось прожить один день, не беспокоясь о деньгах.

Она нежно провела пальцами по портьерам, осмотрев затем комнату. Мебель выглядела облезлой, деревянные полы — истертыми и тусклыми, ковры изношенными. Но она смотрела на них глазами своей юности, когда приехала сюда погостить к своей лучшей подруге, Тейлор Беллман, и заигрывала с ее красивым старшим братом, Филиппом, который, казалось, вовсе не замечал ее существования. Она представила вечеринки, где столы ломятся от закусок, комнаты заполнены очаровательными элегантными людьми, самой насущной заботой которых являлась одна болтовня.

Но война изменила все.

— Мисс Марле, этот мальчишка притащил в свою комнату еще одну тварь. Я не собираюсь убирать по новой. Просто не буду.

Мариль подняла на нее взгляд и вздохнула.

— Я обо всем позабочусь сама, Сьюзен. Не волнуйся.

— Не волнуйся, говорите. Все, что мне осталось — одни заботы. Но нет, она говорит... — голос Сьюзен затихал по мере того, как она спускалась в холл.

Мариль вздохнула еще раз. Старая Сьюзен находилась с Беллманами с самого рождения. Она не знала точно, сколько ей лет, но предполагала, что около шестидесяти, может быть, больше. Перед концом войны Тейлор предоставила Сьюзен свободу, но она осталась прислуживать «Маста» Филиппу, его жене и их детям. Она отказалась от жалования, которое, по закону, должна была получать, поэтому все эти годы Филипп переводил его на банковский счет на ее имя. Это была преданная старая служанка, и дети любили ее, но Мариль всегда считала ее слегка деспотичной.