Видимо, это беспокоило его больше всего — что кончается заряд. Оружие стало бесполезно, и он погиб. Шлем не поврежден, значит — не выстрелом в голову. В грудь, наверное. Или в живот, как несчастного Ландыша. Дабл зажмурилась, поглаживая шлем.

Плеснула вода. Еще.

Открыла глаза — ну конечно, в вечернем солнце ритмично взблескивают весла Ольгерта. Возвращаются.

Почему-то ей не захотелось, чтобы Дагне и Ольгерт видели шлем. Побежала к палатке, засунула его поглубже в рюкзак.

Когда сестра с кавалером подошли к стоянке, Дабл стояла на коленях у кострища и сосредоточенно раздувала угли под котелком.

— Что, еще не готово? — недовольно спросила Дагне. — Весь день пролентяйничала, да?

Младшая сестра сделала вид, что не слышит, и так дунула в костер, что зола поднялась облаком. Старшая закашлялась и отскочила, тряся головой. Заругалась.

Небось сама валялась весь день нагишом со своим блондином и известно что делала. Трудились вдвоем, как проклятые. Умаялись.

Но говорить этого вслух Дабл не стала. А сказала совсем о другом:

— Дагне, тут в Четвертую Колониальную шли бои?

— Откуда я знаю, — фыркнула сестра. — Это тебе надо у Зануды спросить. Он набит под завязку бесполезными сведениями.

— И спрошу, — буркнула Дабл. — Вернемся — и спрошу.

Уезжали через неделю. Сложили палатку, сдули и свернули в тюк лодку, покидали в рюкзаки вещи, подмели стоянку, забросили в утилизатор пустые пакеты и банки. Приготовили к таможенному досмотру два ведерка ягод. С вывозом ресурса с Эгны было строго. Не больше двух килограммов ягод на человека, не больше килограмма сухих грибов… На шлем таможня не обратила внимания: проверяли, не вывозят ли туристы недозволенные ветки, камушки, черенки растений, шишки, раковины, птичьи яйца и прочие природные сувениры. Никому и в голову не пришло, что шлем происходит из-под кочки на мшистом брусничном болоте.

Дома, в Целетройте, что на Лигиде, сразу стало очень некогда. Дагне и Ольгерт назначили свадьбу через месяц. Рассчитали, что отец приехать успеет, а мать — нет. Это было важно — мама не одобряла Ольгерта. Она известна на весь Рионский союз своим острым языком — фельетонистка самой зубастой телепрограммы знаменитого Канала 27. А сейчас, так удачно для старшей дочери, укатила на Лемнискату за очередным едким репортажем. По мнению Дабл, не нужно было маминых талантов, чтобы высмеять Ольгерта. Она, пожалуй, и сама бы справилась. Только зачем? Сестра не простит…

Суета, беготня, платье в кружевах, Дабл, сбегай туда, съезди сюда, подай то, купи это, закажи зал в кафе, найди лучшего мастера церемоний, желательно — самого Оуэна Би Росса, который женил племянника президента Варре… Вечером, когда жених с невестой, пользуясь отсутствием старшего поколения, запирались наконец в спальне и начинали скрипеть кроватью, Дабл выходила на балкон, заставленный кадками с растениями, садилась на пол, прислонялась спиной к волосатому стволу финиковой пальмы и надевала шлем.

— Привет, Джей, — говорила она.

Шлем, конечно, не отвечал напрямую, но все же как-то отзывался на ее настроения. Воспоминания, необъяснимым образом задержавшиеся на добрые сто лет где-то между подкладкой и пластиком, всплывали, направляемые по руслу ассоциаций словами, которые Дабл вставляла время от времени.

Джей мечтал учиться, но шла война, и всеобщая мобилизация его не миновала. Иногда он завидовал своему хромому однокласснику — тот не подлежал призыву. Смысла в войне Джей не видел. Империя пыталась удержаться от распада, захватывая все новые и новые земли и тем самым приближая тот самый распад — неизбежная спираль раскручивалась все быстрее и быстрее. Джон Восьмой-как-его-там не понимал, что это-то его и погубит.

— И погубило, — шептала Дабл в ответ. — Ты был прав. Нет больше вашей империи. Совсем нет. Зачем ты за нее умер?

— Заряда не хватит и на полчаса, — грустно отвечал из далекого прошлого давно умерший солдат Джей.

До свадьбы оставалось четыре дня, когда в дверь позвонили.

— Дабл, посмотри, кто там! — крикнула сестра из комнаты придушенным голосом: она только что нырнула в необъятное облако белого кружева.

Дабл открыла дверь. На пороге стоял высокий худой молодой человек с длинной светлой челкой, падавшей на левый глаз.

— Привет, Зану… ой, прости, Аксель, — поздоровалась Дабл. Повернулась в сторону комнаты и крикнула: — Дагне, это Аксель Финнер!

— А, Зану… Аксель, — отозвалась сестра. — Я выйду через несколько минут, займи его там.

Аксель Финнер улыбнулся углом рта.

— Я осведомлен о своем почетном звании Зануды, мадемуазель Дьябло.

— Не Дьябло, а Дабл! — привычно возмутилась девушка.

— Правда? Запамятовал. Уж больно некуртуазное прозвище для юной леди.

— Ничего ты не забыл, — проворчала Дабл. — Издеваешься просто.

— До тех пор, пока я Зануда, ты будешь Дьябло. Кстати, на твоем месте я пересмотрел бы прозвище. Не только твое нежное имя начинается с "дубль-вэ". На эту же букву есть, например, слово "ватерклозет", имей в виду. Не знаешь, что это такое?

Дабл помотала головой.

— Старинное название туалета, — с удовольствием сообщил Зануда. — Так что подумай, мисс Вильгельмина, дьявол несомненно приличнее сортира…

Дабл зашипела и ринулась в атаку, Аксель ловко увернулся и перехватил ее руку, нацеленную ему в лицо.

— Зануда, — с ненавистью сказала девушка. — Полон бесполезных противных сведений!

Аксель ухмыльнулся.

— Ну не буду больше, не бей меня, Вильгельмина. Скажи лучше, чем там так занята твоя сестра.

— Примеряет свадебное платье.

Ухмылка на лице Зануды искривилась, потеряла веселость и погасла — всякое выражение стерлось с его физиономии.

— Мистер Мускул? — спросил он очень ровным голосом. Дабл кивнула. — Ясно. И когда свадьба?.. А, какая разница. Пойду я. Передавай Дагне привет. На свадьбу пусть не ждет — обойдется. Прощай, Дьябло.

Дабл не успела и рта раскрыть, как он выскочил в лифтовый холл.

— Подожди, — торопливо сказала она ему в спину. — У меня к тебе куча вопросов!

— Извини, Дьябло, — отозвался Зануда, не оборачиваясь. — Не сегодня. Где меня искать — знаешь, можешь задать свои вопросы в другой раз. Звони и заходи. Пока.

— Не Дьябло, — машинально поправила Дабл.

Аксель махнул рукой: а, да хоть горшком назовись, — и шагнул в лифт. Двери закрылись, загудел мотор.

Дабл вернулась в квартиру.

— Ты даже не сказала ему, что выходишь замуж! — бросила она возмущенно. — Он пришел предложение делать, а ты…

— Опять! — прошипела Дагне. — Зануда! "Ах, Дагне, знаешь, сколько звезд в нашей системе?" "Дагне, ты слышала об ацтеках?" "Дагне, дорогая, прочти Кутта, непременно!" Достал! Не знаю, не слышала, не читала и не желаю! "Дагне, любовь моя, все же подумай, я буду спрашивать снова и снова, может быть, ты согласишься!" Не соглашусь, и не обязана ему докладывать, за кого и когда я собираюсь замуж — всяко уж не за него!

— Ну и дура, — сказала Дабл. — Он в сто раз лучше твоего Мистера Мускула. По крайней мере у Зануды есть мозги!

— Вот сама и выходи замуж за сушеные мозги! — рявкнула сестра. — Лучше посмотри на подол, он, кажется, перекашивается вот тут, слева, надо заложить складку. И ни слова больше про Зануду, иначе крепко поссоримся!

— Вот погоди, мама тебе скажет, — пробормотала Дабл себе под нос.

Дагне передернула плечами.

— Я тебя прошу человеческим языком, посмотри, как там слева подол. Ну?

Младшая вздохнула и взяла с трюмо щепоть булавок. Заколола складку, где было сказано. Получилось плохо. Переколола. Еще раз переколола. Наконец невеста осталась довольна результатом.

— Я могу наконец быть свободна? — спросила Дабл.

— Валяй, — благодушно отозвалась сестра. Возня с подолом привела ее в хорошее расположение духа. Понятное, осмысленное, полезное занятие. — Пара часов у тебя есть.