– Мой дядя, говорят, приедет утром. Я должна…

– Совсем немного, потому что здешняя атмосфера слишком напоминает мне тюремную камеру: тот же комфорт.

– Так вы побывали в тюрьме?

– Однажды, в Абердине. Это печальный опыт, который я поклялся никогда не повторять. Теперь вы понимаете? – Уголки его рта опустились. – Если вы останетесь и поговорите со мной, то узнаете обо мне многое.

Она вздохнула:

– А вы обещаете лечь?

– Я буду просто счастлив, мамзель. Если бы только ваша исцеляющая рука поддержала меня…

Рене подошла к постели, и Тайрон Харт снова улыбнулся, но очень осторожно, с опаской.

– У вас и вашего мистера Финна гораздо больше общего, чем вы думаете, – сказал Тайрон, словно давая ответ на вопрос, который давно его занимал.

Она помогла ему лечь поудобнее, потом отступила на полшага и стала поправлять одеяла.

– Вы выпьете еще немного бульона?

Он посмотрел на оловянный горшок, стоящий на жаров–не, и скривился.

– Нет. Спасибо. Сегодня я выпил столько бульона, что можно начать запуск флота. – Он усмехнулся. Темная густая прядь упала на бровь, и почти ребяческим жестом он отбросил ее в сторону и нахмурился. – Пожалуйста… по–двиньте стул поближе к постели. Вы постоянно уходите в тень, и я не вижу вашего лица.

Жалобный тон, каким он произнес эту фразу, рассмешил обоих. Рене улыбнулась почти весело.

– Для чего вам видеть мое лицо, месье? Вы наверняка уже утомились – и вам надо просто закрыть глаза.

– Мне придется умереть, чтобы согласиться с вашим предложением, – ответил Тайрон Харт. – Я ведь так люблю смотреть в ваши глаза, очень люблю. Они обладают потрясающей способностью называть меня дураком и жуликом, но всегда с неизменной нежностью, а значит, я живу не без надежды на спасение. Подойдите. Я обещаю, что буду вести себя прилично.

Рене передвинула стул на несколько дюймов к постели Тайрона Харта и села на краешек; ее спина была абсолютно прямая, а руки чопорно сложены на коленях.

– Я не должна тревожить вас, месье.

– Должен отметить, вы верны своему слову. – Тайрон Харт вздохнул и откинулся на подушки.

Он закрыл глаза, стараясь дышать ровно, чтобы усмирить ноющую боль в боку, а когда снова приподнял веки, Рене уже не было на стуле – она отжимала чистый кусок полотна. Он тайно наблюдал, как девушка вернулась к нему и стала протирать влажной салфеткой его лицо; он заметил, как она отводит глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом, как порозовели ее щеки, когда ткань коснулась его шеи и торса. Вода, которой Рене смочила салфетку, была прохладной, а прикосновения нежных рук успокаивали, и Тайрон почти пожалел, что у него больше нет жара, иначе у него был бы повод снять рубашку и лежать обнаженным совершенно безнаказанно.

Рене выпрямилась, а Тайрон откашлялся.

– Вы сказали, что дядя прибывает завтра?

– Капрал Мальборо принес рано утром записку. Месье Винсент спешит сделать свадебные приготовления.

Тайрон Харт услышал, как прервался ее голос, когда она произнесла имя своего жениха. Он вспомнил, как она произносила его имя, задыхаясь и изгибаясь под ним, царапая его бедра и требуя, чтобы Тайрон как можно глубже проник в ее огненные глубины.

Он закрыл глаза, заставляя себя исполнить обещание, данное несколько секунд назад. Но такой подвиг просто невозможен для него – смиренно лежать и смотреть на манящий розовый изгиб нижней губы. Дерзость всегда была одной из главных линий защиты Тайрона, и он решил, что пора вернуться к испытанному приему.

– Вы не задавались вопросом, почему Эдгар Винсент так жаждет жениться на вас?

– Возможно, его привлекает респектабельность, положение в обществе, которое он так жаждет приобрести.

– Я тоже сначала так думал, – признался Тайрон Харт.

– Но потом подумали, что наверняка нашлись бы другие наследницы английских дворян, которые могли бы дать ему гораздо больший вес в обществе, чем эмигрантка из Франции?

Тайрон улыбнулся, услышав слабый оттенок горечи в неж–ном голосе.

– Никогда такие мысли не приходили мне в голову, мамзель. Тем более что все это совсем не так.

– Вы хотите сказать, что нет таких английских наследниц, которые могли бы оказаться для месье Винсента более полезными и ценными?

– Английских наследниц, если хотите знать, полно, как яблок в сентябре. Вопрос в другом. Ваш отец позволил бы вам выйти замуж за торговца рыбой?

– Если бы я его любила, то да, конечно.

Очевидно, Тайрон собирался услышать совершенно иной ответ, и этот, данный так быстро и честно, ошеломил его. Правда, лишь на мгновение.

– Должно быть, ваш отец был совершенно уникальным представителем аристократии. Единственный вариант, при котором англичанин позволил бы такой мезальянс, – это если бы торговец рыбой оказался богат как Крез или был бы пэром, а сам родитель настолько увяз бы в долгах, что одной ногой уже спустился бы в ад.

– Мой дядя в долгах?

– Его недвижимость заложена и перезаложена. Он растратил все кредиты, он обязан оплатить долги, которые столь велики, что его кредиторы объединились и вот-вот потеряют терпение, и однажды ночью старому ублюдку просто перережут горло в темном переулке.

Это было ошеломляющей новостью для Рене. Ведь дядя тратил деньги на свои нужды не оглядываясь.

– Но у меня нет денег, и приданого нет. Разве мужчина, подобный Винсенту, не ожидает получить его от жены?

– Вы недооцениваете важность голубой крови, мамзель. Совершенно ясно, вашему жениху приданое явится другим путем: в вены его наследников вольется немного благородной крови. Как я уже сказал, именно так я и думал, прежде чем обнаружил, что у вас есть брат.

Рене снова села на стул.

– А теперь?

– Я не ошибусь, если предположу, что Антуан – новый герцог д’Орлон независимо от того, признает ли существующее правительство Франции законность его притязаний?

Разговор вторгся в такие личные сферы, которые не подходили для обсуждения, но Рене кивнула.

– Тогда брак с вами – и пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь, – не принес бы ему большой выгоды. Речь идет о наследниках Винсента, как вы понимаете.

– Вы не ошибаетесь. Титул перешел к моему отцу после смерти его отца и братьев. Если бы не произо–шла революция, отец и вовсе не унаследовал бы титула и вообще ничего, кроме незначительной части недвижимости, поскольку мой отец – самый младший из четырех братьев, а у старшего было несколько сыновей и, соответственно, все получили бы они. Робеспьер устранил всех претендентов. Это он проделал со всеми аристократами, желая пополнить казну новой республики. С титулами было вообще просто – их упраздняли росчерком пера. Но то, что было вывезено за пределы Франции: драгоценные камни, золото, – и то, что успели закопать в лесу, новая власть не могла отобрать.

– Робеспьер брал заложников? – спросил Тайрон.

– Он называл их противниками новой власти.

– Их держали до тех пор, пока наследство не передавалось правительству?

– Да, а потом их казнили по обвинению в измене, – печально добавила Рене.

– Это уже трудно объяснить только чисто политиче–скими мотивами, – пробормотал Тайрон. – А ваш дедушка тоже закопал драгоценности и золото в лесу?

Рене покачала головой:

– Я не знаю. Отец мало интересовался всеми этими безделушками, а если бы он что-то знал о драгоценностях, спрятанных дедушкой, он с радостью отдал бы все трибуналу в обмен на гарантию безопасности своей семьи. Я подозреваю, что нас с Антуаном не арестовали сразу, потому что состояние д’Орлонов весьма значительно и власти, возможно, были убеждены, что отец знает гораздо больше, чем рассказал им, – все так же печально говорила Рене.

– Вы полагаете, что Робеспьер не наложил на ваши сокровища лапу? Не прибрал их к рукам?

Рене пожала плечами и вздохнула:

– Признаться, я не знаю этого, месье. Если все ценности закопаны где-нибудь в лесу под деревом, то правда об этом ушла в могилу вместе с дедушкой.