Хартли сам не слышал, что сказал на это, но доктор кивнул и позволил Коббу проводить себя к выходу. В руку Хартли сунули бокал, и он удивленно поморгал, увидев, что бренди дал ему сэр Аргус. Однако, не теряя времени, он осушил бокал, и это помогло ему успокоиться. Больше всего ему помогло бы, если бы он мог пойти к Алтее и убедиться, что она дышит.

— Мне нужно… — начал он и поразился, когда Хлоя поцеловала его в щеку.

— Идите, — сказала она. — Мы сами найдем выход. — Она улыбнулась. — Мне нужно попасть домой, прежде чем муж заметит мое отсутствие.

— Скажите Алтее, что мы здесь были и навестим ее позже, когда она поправится и сможет принимать посетителей, — прибавил сэр Аргус. — Тем временем мы с вашими друзьями займемся расспросами любовников Клодетты.

— Мне следовало бы пойти с вами, — сказал Хартли, разрываясь между желанием помочь представить Клодетту перед судом и потребностью быть рядом с Алтеей.

— Не сегодня. Когда Алтея поправится, поучаствуешь, ведь нам предстоит опросить массу людей, — улыбнулся Олдус. — Список был большой.

— А Алтея пусть выздоравливает, — добавила Хлоя.

Хартли кивнул и пошел к жене. Он вошел в спальню и посмотрел на постель. Кейт улыбнулась ему, молча встала с кресла у кровати и выскользнула из комнаты. Он торопливо занял ее место и внимательно посмотрел на Алтею. Она была белая, как простыня, на которой лежала, но дышала ровно. Осторожно, с опаской, он коснулся ее лица и обнаружил, что оно, слава Богу, холодное. Он понимал — жар еще может появиться, но сейчас Алтея выглядела на удивление хорошо для человека, пострадавшего так, как она. Когда Хартли взял руку жены и поцеловал, веки у нее задрожали и она открыла глаза.

— Хартли, — прошептала она, голос у нее был хриплый.

— Я здесь, Алтея, — сказал Хартли и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. — Твои родственники навестят тебя, как только ты выздоровеешь и сможешь принять их.

Он удивился, увидев на ее лице улыбку, хотя веки у нее снова медленно опустились.

— Бедный Хартли, — пробормотала Алтея, — Лучше сам подготовься. Они не так просты.

Он открыл рот, собираясь ответить, но увидел, что она снова уснула. Продолжая держать ее руку, он приготовился к долгому ожиданию. Ему очень хотелось пойти с друзьями и расспросить любовников Клодетты, но он не покинет Алтею, пока окончательно не убедится, что она поправилась. Тогда, и только тогда, он использует все свое время и силы на то, чтобы Клодетта и ее сообщники предстали перед судом.

— Ему трудно пришлось, — сказала Жермен, глядя на дверь, закрывшуюся за ее дядей. — Он хочет присоединиться к охоте, но не может оставить Алтею.

— Погонь хватит и после того, как Алтея поправится, — сказал сэр Аргус.

— Я могу поехать вместо него.

— Не думаю, юная леди. В такие дела лучше не соваться. — Он жестом велел ей замолчать, когда она открыла рот. — Я знаю, вы с братом взрослее своих лет, но вы все равно слишком молоды. Кроме того, кто-то жаждет вашей смерти. И я не смогу вытягивать нужную нам информацию и одновременно присматривать за вами.

— Но вы же не один, — начала Жермен.

— Другие нужны, чтобы охранять меня и нагонять страху.

Жермен хмуро посмотрела на Аргуса, но возражать не стала.

— Думаю, вы и сами можете нагнать страху.

Хлоя засмеялась:

— Она видит тебя насквозь, Аргус. — Она взяла его под руку. — Отвези нас домой. А потом можешь отправиться на охоту. — Она жестом подозвала к себе Энтони и улыбнулась Жермен: — Сейчас для вашего дяди важнее всего, чтобы вы были в безопасности. В его жену стреляли, он только что нашел вас с братом после трех лет неизвестности. У вас еще будет время, чтобы прибавить ему несколько седых волос.

Жермен и Байяр стояли на крыльце и смотрели, как уезжают гости, прихватив с собой Олдуса, Яго и Джиффорда.

— В какой странной семье нашел себе жену наш дядя, — пробормотала Жермен, когда они с братом вернулись в гостиную.

— Но в очень интересной, — сказал Байяр.

— Это точно. Они так преданы друг другу.

— Ты им доверяешь. Я чувствую, что ты успокоилась. Сначала я не был уверен, сможешь ли ты доверять дядиной жене.

— Я действительно настороженно относилась к ней, пока ее не ранили. Она намеренно оттолкнула меня в сторону, и пуля попала в нее, это лишило меня последних сомнений. Теперь я просто пытаюсь понять, что же происходит на самом деле между нею и нашим дядей.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать вот что: она говорит, будто вышла за него замуж, потому что любит его, а он женился на ней ради наследника и чтобы она помогала вести дом. — Она кивнула, когда Байяр насмешливо фыркнул. — Именно. Думаю, наш дядя как и все мужчины. — Она не обратила внимания на слабый протест Байяра. — Интересно, сколько времени потребуется нашему твердолобому дяде, чтобы понять, что он ее любит.

— Понять или сказать ей?

— Сказать.

— Спорим на гинею — две недели.

— Восемь дней.

Они поплевали на ладони и ударили по рукам. Жермен сказала:

— Пусть победит сильнейший.

Байяр широко улыбнулся:

— В конце концов, победителем окажется наш дядя.

Комнату освещал слабый свет луны и свечи. Хартли смотрел на жену, лежащую в постели. Повязки на ее плече и груди резали глаз. Ее ранили, когда она находилась под его опекой, и это бесило его. Три дня битвы с раздирающими противоречивыми чувствами не погасили гнева Хартли.

Он был в глубокой, глубокой тревоге. Чувства, с которыми он боролся, были вызваны не чисто физическими желаниями. Конечно, вожделение присутствовало, сильное и горячее, как огонь, более сладкое и приносящее большее удовлетворение, чем когда-либо. Уже одно это должно было предостеречь его: он вступает не просто в милый, обычный брак. Вспоминая свои чувства и поступки со времени знакомства с Алтеей, он дивился своей собственной слепоте. Все признаки налицо, если знаешь, что ищешь. Он любит ее.

Хартли чуть не рассмеялся, и не просто потому, что ему понадобилось три дня, чтобы понять это. Он был полон чувств, которые прежде презирал. Это ведь он надменно заявил Яго: «Я в любовь не верю». И привел самодовольные и глупые причины. Теперь, зная, что это такое, Хартли смутно вспоминал времена, когда его родители были вместе, и понимал — они любили друг друга. Очевидно, это и было причиной того, что, долгое время считая себя убежденным холостяком, он подумал о браке, как только встретил свою суженую — Алтею.

Сидя в кресле у постели, он взял ее за руку. Как же он ошибался, считая, будто достаточно испытывать к жене симпатию, наслаждаться ее обществом и делить с ней горячую страсть. Теперь ему нужно больше. Ему нужно, чтобы она любила его так же, как он любит ее. Как этого добиться — вот вопрос. Он умеет соблазнять, но он никогда не пытался завоевать сердце женщины. Да никогда и не хотел этого. Хартли не оставалось ничего другого как молить Бога, чтобы у Алтеи было больше причин выйти за него замуж, чем у него, причин более важных, таких, которые идут из сердца, а не из головы.

Хартли застыл, когда Алтея пошевелилась, ее рука сжалась в его руке. Она будет жить, но какое-то время ей придется терпеть боль. Даже тех трех дней, когда она то приходила в себя, то снова теряла сознание, оказалось недостаточно, чтобы боль прошла. И еще останутся два уродливых шрама, которые испортят совершенство ее кожи цвета слоновой кости. От этого он не будет желать свою жену меньше, но всякий раз при виде этих шрамов он будет вспоминать, как легко мог потерять ее. Он поднес ее маленькую нежную ручку к своим губам и поцеловал в ладошку. Потом снова посмотрел на ее лицо, глаза Алтеи были открыты.

— Очень больно? — спросил он, помогая ей сесть, чтобы выпить сидр, оставленный Кейт. — Доктор оставил тебе немного лауданума.

— Терпеть не могу это отвратительное лекарство, — сказала она. Алтею обеспокоило, что такое простое действие — слегка приподняться и выпить напиток — заставило ее задохнуться и задрожать от слабости. — У Кейт есть настойка из трав, которая действует не хуже. Кейт здесь?