Вечер первой пятницы мая 1664 года выдался в Порт-Ройяле ветреным и дождливым. Циклон, пришедший со стороны Наветренных островов, окутал город пепельно-черными облаками и обрушил на него миллионы холодных ливневых струй. Ярко сверкали молнии, окрашенные по краям пурпурным, голубым и желтым цветами, и гремел гром. Вода, струившаяся с крыш жилых домов, хозяйственных построек и бастионов фортов, вливалась в переполненные мусором и нечистотами канавы и грязными потоками устремлялась к гавани – туда, где на песчаный берег косы Палисадос с ревом накатывались волны прибоя.

Около двадцати одного часа двое мужчин, кутаясь в длинные плащи, с трудом пересекли большое озеро грязи, именуемое рыночной площадью, свернули на Парад, затем на Еврейскую улицу и, ориентируясь по освещенным окнам гостиниц, подошли к мрачному двухэтажному каменному строению. Это была таверна известного ямайского маклера Уильяма Коллинза. Над ее входной дверью ветер трепал фонарь и покосившуюся вывеску с надписью «Услада холостяка».

– Aqui, – отрывисто сказал по-испански один из мужчин.

Судя по голосу, это был молодой человек не старше двадцати пяти лет.

– Да, сын мой. Но, умоляю, говори по-английски, – недовольным тоном отозвался второй мужчина.

– Bien, – буркнул первый, явно не торопясь исправить свой промах.

– Посмотри, который час.

Молодой испанец вынул из-за широкого пояса часы и, встав под фонарем, проворчал:

– Почти девять…

– Пора.

Отец молодого человека с силой толкнул массивную дверь и первым шагнул в прокуренный, залитый призрачным светом свечей общий зал таверны. Не обращая внимания на многочисленных посетителей, веселившихся за длинными, грубо сколоченными столами, он направился прямо к прилавку, окликнул слугу мистера Коллинза и, понизив голос, проворчал:

– Меня зовут Джек-Хорошая Погода, а это мой помощник – Сэм-Попутный Ветер. Мы прибыли с Каймановых островов.

На последних словах он сделал многозначительное ударение.

Слуга скривил губы и понимающе кивнул.

– Хорошая погода с Каймановых островов – это как раз то, чего нам не хватало, сэр, – ответил он. – Хозяин ждет вас… Эй, Гамбия! Проводи джентльменов к мистеру Коллинзу.

Черная как смола и худая как скелет негритянка взглядом пригласила гостей следовать за ней, и спустя короткое время таинственные посетители вошли в небольшую комнату – контору Уильяма Коллинза. Стены ее были покрыты отсыревшей обойной тканью.

Жестом отпустив негритянку, Коллинз плотно прикрыл дверь, потом повернул круглое лицо кирпичного оттенка в сторону пожилого испанца. Несмотря на улыбку, блуждавшую на его устах, Коллинз выглядел настороженным, пожалуй, даже встревоженным. Глаза его, маленькие и бесцветные, были холодны.

– Рад видеть вас, дон Антонио.

– Добрый вечер, сеньор Коллинз, – испанец сдержанно кивнул, одновременно украдкой осматриваясь вокруг.

– Каким ветром вас забросило в наши воды?

– Надеюсь, что ветром удачи, – был короткий ответ.

Хозяин таверны перевел взгляд на молчаливого спутника дона Антонио.

– Кто этот молодой сеньор?

– Мой старший сын и компаньон дон Мигель.

– Похож на вас.

– Надеюсь, не только внешне. – Тон, которым были произнесены эти слова, не вызывал сомнений в том, что дону Антонио известны отцовские чувства и он чрезвычайно гордится своим отпрыском. – Когда-нибудь он станет моим преемником в делах.

– Иметь такого помощника – великое счастье, сеньор Бенавидес, – глухо промолвил Коллинз. – К сожалению, ваш покорный слуга лишен подобной радости. Моя бедная толстуха Сара, да будет земля ей пухом, в свое время хорошо потрудилась на ниве супружества и успела подарить мне шесть девочек до того, как Господь призвал ее душу к себе, но, увы, – последовал тяжелый вздох. – Шесть девочек – это не шесть парней.

Нахмурив брови, он задумчиво потер пухлой пятерней подбородок и промычал: «М-да-а…». Затем, спохватившись, предложил гостям снять мокрые плащи и сесть в плетеные кресла.

– Желаете промочить горло и перекусить, сеньоры?

– От пинты живительной влаги не откажемся, любезный сеньор Коллинз, – со снисходительной доброжелательностью ответил дон Антонио. – Тем более что в ваших подвалах, насколько я помню, хранятся неплохие сорта вин.

Когда чаши были наполнены, хозяин «Услады холостяка» уселся за длинный стол напротив испанцев и, прищурив один глаз, полюбопытствовал:

– За что же мы выпьем?

– За свободную торговлю, – произнес дон Антонио. – За честную свободную торговлю, которой мы с вами занимаемся уже четыре года и которая, как мне кажется, приносит удовольствие и некоторые барыши обеим заинтересованным сторонам.

– Хорошо сказано, сеньор Бенавидес, – с улыбкой заметил Коллинз. – Свободная торговля – это то, о чем втайне мечтают все купцы и плантаторы здешних мест.

Выпив, гости выдержали короткую паузу, после чего дон Антонио устремил на англичанина долгий испытующий взгляд:

– Я приехал по делу, мистер Коллинз.

– Гомиш мне передал, – ответил хозяин таверны. На лице его появилось выражение сосредоточенного внимания. – Вас снова интересуют шерстяные ткани?

– На этот раз нет. Я расширяю плантацию сахарного тростника недалеко от Баямо, и мне нужны рабочие руки.

– Рабы?

– Именно.

Коллинз выпятил нижнюю губу и начал барабанить пальцами по столу. При этом взгляд его скользил по комнате, перескакивая с предмета на предмет, пока не остановился на черном глиняном кувшине с вином.

– Вы же знаете, дон Антонио, как наши корсары и мелкие плантаторы смотрят на торговцев «живым товаром», заключающих сделки с папистами, – вздохнул он. – Вместо того чтобы содействовать налаживанию добрых отношений между Ямайкой и испанскими колониями, эти бездельники с благословения губернатора и Совета готовы вылезти из кожи вон, лишь бы между нашими нациями в этом регионе никогда не воцарялись мир и спокойствие.

– Да, понять этих людей трудно, – согласился Бенавидес-старший. – Когда монархия в вашей стране была реставрирована, и король Карл заключил мир с нашим государем, многие кастильцы на островах и материке решили, что поведение английских подданных здесь, в Вест-Индии, изменится к лучшему. Их вера в справедливость была столь велика, что, забыв об осторожности, они отправили в Порт-Ройял двадцать или тридцать судов за неграми, но вероломные набеги капитана Мингса и других разбойников заставили их усомниться в искренности англичан.

– Англичане и испанцы совершили в этих широтах слишком много взаимных жестокостей, чтобы можно было надеяться на быстрое восстановление добрососедских отношений, – заметил Коллинз. – Может, кое-кто из Совета острова, не говоря уже об официальных лицах в Лондоне, готовы хоть сейчас проголосовать за привлечение испанских частных лиц на Ямайку, только вряд ли такая политика принесет хорошие плоды. Чтобы наладить регулярную торговлю, губернатору нужно иметь под рукой пять-шесть военных кораблей. У него нет ни одного! Весь флот Ямайки – это частные боевые суда с разношерстными экипажами, состоящими из англичан, французов, голландцев, португальцев и прочих. Они признают над собой власть короля и доверяют губернатору Литтлтону, но лишь до тех пор, пока не ущемляются их интересы. Если им запретить походы против испанцев и забрать у них каперские свидетельства, эти головорезы не станут мирными торговцами, а объявят войну английской нации и, будьте уверены, найдут радушный прием у французов на Тортуге или Эспаньоле.

– Из всего сказанного я делаю вывод, что вы не сможете помочь мне в этом деле, – с хмурым видом констатировал дон Антонио, откидываясь на спинку кресла.

– Ошибаетесь, любезный друг, – усмехнулся Коллинз. – Я именно тот человек, который вам нужен.

– Рассейте же мои сомнения, сеньор Коллинз!