Каково же было удивление Торина, когда он увидел, что восхищённо на жену конунга Ульва Смелого смотрит только он один, бывалые хирдманны отводили глаза и даже не смотрели в сторону Суль. А она, презрительно кривя губы, оглядывала их, словно строгий и безжалостный хозяин своих псов. Переводя взгляд с одного хирдманна на другого, Суль, казалось, забавлялась их смущением и неприязнью, полные губы её изгибались в полуулыбке, больше похожей на оскал.
Прояснилось всё вечером, когда конунг Ульв Смелый удалился в свою одрину, а воинам в общем зале на полу постелили матрацы, набитые свежей пахучей соломой. Разгорячённые мёдом и пивом викинги стали разговорчивее, рассказы о походах и набегах, мечах, злате и женщинах лились рекой. Так речь зашла и о Суль. Казалось, что в тот момент бравые вояки даже протрезвели, как-то съёжились и испуганно переглянулись между собой. Жену конунга Ульва Смелого викинги величали не иначе как «наездницей волка», красоту её считали проклятием мужским, ибо боги, видимо, проглядели, когда наделили её такой пригожестью, а за дела её, богам противные, считали, что закидать Суль камнями надобно, либо с обрыва крутого в ледяной фьорд скинуть.
На все изумлённые вопросы Торина ему и пояснили, что Суль – дочь богатого торговца рабами, что боги дали ей проклятие страшное – она была самой настоящей ведьмой – готовила яды, зелья и отвары, читала грядущее по рунам, насылала болезни. Все викинги сходились на том, что убить Суль должен был ещё её отец, когда прознал о способностях единственной дочери. Но он не отправил Суль в Хель, а, видя невероятную красоту дочери, решил, что удачно выдаст её замуж и получит богатый мунд. Так оно и вышло.
Стоило только наследнику конунга Танкреда Харальдсона, Ульву, мельком увидеть на рыночной площади Суль, как пленила она его сердце на всю жизнь. Хирдманны, не веря в столь пылкую любовь, сделали простой вывод – околдовала, приворожила Суль Ульва. Красива она, конечно, но разве мало на норманнской земле прекрасных и достойных женщин? Отнюдь. Почему же именно проклятую Суль избрал Ульв в законные жёны? Видимо, воля его была полностью подчинена этой женщине.
А потом случилось то, что заставило утихшие разговоры о жене Ульва вспыхнуть с новой силой – Суль слишком рано после свадьбы родила дочь, настолько рано, что бессмысленно было утверждать, что Виллему – дочь Ульва. И опять случилось странное – конунг простил жену свою, признал чужого ребёнка своим, но, однако, не полюбил. Во дворе Ульва Смелого ни для кого не было секретом, что конунг хочет поскорее выдать дочь замуж, дабы избавиться от постоянного напоминания о неверности и коварстве жены. Суль больше не понесла ни разу, хотя все знают, что призывается она мужем на супружеское ложе часто.
Но главное, за что не любили Суль хирдманны, это за её способность насылать гнилую болезнь на людей. Сколько воинов она погубила! Стоило только прознать Суль о том, что кто-то шепчется за её спиной, зовёт «наездницей волка», предлагает закидать камнями, как заболевал этот хирдманн гнилой болезнью. Стоило лишь воину выразить таившуюся в сердце неприязнь к Суль, как подстерегала смерть нежданная и негаданная бравого хирдманна.
От всего услышанного не по себе стало Торину, но, как ни странно, Суль не стала нравиться ему меньше, нет, Торин был окончательно покорён. Ибо всегда людей влечёт всё непонятное и таинственное, а в Суль загадок было больше, чем во всех ранее встреченных Торином женщинах, вместе взятых. Женщины, что встречались ранее на жизненном пути Торину, были либо запуганными рабынями, что боялись взглянуть на него, либо дочерьми соседних конунгов, что скромно опускали глаза, показывая свою добродетель. И впервые в жизни ему встретилась женщина сильная, жестокая и совершенно не похожая ни на кого. Стоило Торину закрыть глаза, как перед ним вставал образ женщины с волосами цвета злата, и чёрными горящими пугающими глазами.
Фарлаф и Ингельд, видя блеск в глазах Торина, стоило лишь кому-нибудь произнести имя Суль, только головой качали. Ни одному из них Суль не показалась неотразимой. Да, она красива, но сердце у неё чёрное, жестокое, не женское. Но сказать ничего не смели, ведь столько воинов было в общей зале, столько посторонних людей.
А по утру Торин сделал свой главный шаг на пути к княжескому престолу в далекой Руси, правда, тогда он не догадывался об этом, – сын Борна Хмельного испросил разрешения жениться на дочери конунга Ульва Смелого.
Ульв дал богатое приданое за Вилемму, так сильно хотел избавиться от каждодневного напоминания о вероломности жены. Это приданое и дало Торину возможность снарядить собственный поход и нанять хирдманнов. В этот раз он планировал набег на восточные земли, там, где находились владения славянов, Гардар.
Виллему… Как можно назвать ребёнка Виллему? О чём думала Суль давая дочери столь чудное имя? Это осталось тайной как для Торина, так и для самой Виллему. Она была красива смуглой восточной красотой: тёмно-каштановые волосы, карие глаза смотрели кротко на мужа своего, кожа словно персик, пухлые губы. Тихая, добрая, нежная Виллему, бесспорно красивая, но она не могла сравниться со своей обворожительной матерью, силы были слишком неравны. Выросшая во дворе, где отец её не жаловал, Виллему так надеялась на счастливую супружескую жизнь.
Ночь после свадьбы Торин не забудет никогда, сколько бы лет ни прошло, сколько бы женщин он ни познал, сколько бы супружеских пиров ни сыграл он. Та ночь, словно калёным железом выжжена в его памяти, воспоминания о ней всё чаще с годами посещают его. Как часто, будучи уже князем Торинграда, молил он богов вернуть ему ту счастливую ночь, но время даже боги не могут повернуть вспять.
Торин проснулся от смутного чувства беспокойства, посмотрел на спящую жену, и по привычке, приобретённой в дальних походах, сохранившей ему жизнь уже ни один раз, взялся за кинжал и вышел из одрины, отведённой им с Виллему. В общей зале, среди спящих воинов, стояла Суль, волосы её, цвета тёмного золота, в беспорядке струились по плечам, льняная рубаха у ворота была собрана слабо и открывала длинную красивую шею, белые ключицы.
– Пойдём, – улыбнувшись томной улыбкой, прошептала она Торину, и поманила за собой на улицу.
И Торин, словно ребёнок, послушно пошёл за ней в большую баню, стоящую в отдалении от дома. Там, заперев за собой дверь, Суль скинула с себя рубаху, ослепив его белизной гладкой кожи, мягкими изгибами прекрасного тела, протянула к нему белые тонкие руки, страстно целовала его. А он стоял сначала, словно громом поражённый, но отвергнуть её не смог. Вот так променял Торин брачную ночь с молодой женой на часы, проведённые с её матерью, за которые не сказали они ни слова друг другу.
А наутро Торин и его покорная жена покинули двор конунга Ульва Смелого и уехали в Согн, во двор конунга Борна Хмельного. В отцовском дворе оставил Торин Виллему, а сам начал готовится к набегу на Гардар. И одно лишь терзало сердце молодого мужа, что Суль не вышла проводить их с Виллему в дорогу, неужели так быстро забыла она его, а, может, ревновала к дочери? О жене своей Торин уже позабыл.
Так Торин и Фарлаф оказались на своей земле (Ингельд, к тому времени, вернувшись из Гаутланда, узнал, что его отца и братьев свела в Хель лихорадка). На Руси викингам было любо: люди здесь жили смелые, работящие, к чужеземцам радушные. Да и всё необходимое для того, чтоб обосноваться здесь у друзей-норманнов было: злато в кожаных мешках, меха, трепли, хорошо вооружённый и натренированный хирд. Но самое главное – и у Торина, и у Фарлафа была решимость и огромное желание иметь свою землю, это и стало залогом их победы.
По правде сказать, две недалеко стоящие друг от друга славянские крепости не имели шансов устоять под напором сил противника, для этого они были слишком плохо укреплены, имели мало людей, а ещё меньше воинов, способных противостоять закалённым в набегах норманнам. Но, к удивлению викингов, славяне бились насмерть, они не отдали даром свою землю, много крови, и славянской и норманнской, было пролито в те чёрные дни. Но исход битвы был очевиден, победили, как и всегда, сильнейшие, ими оказались Торин и Фарлаф.
