Истины ради надо сказать, что это было не первое посещение жилища трассера, и Роман Родионович мог сравнивать и даже, как казалось ему, заранее предполагать ту картину, что предстанет перед его взором, но сегодня его ожидание "не сработало".
В большой, совершенно пустой кубической комнате, перед окном, которое было прямо напротив двери, спиной к вошедшему, на полу, среди вороха разбросанных бумаг, сидел нескладный худощавый юноша и что-то вырезал ножницами. Перед ним на подоконнике стояли три искусно сделанные фигурки, показавшиеся Распутину издалека маленькими фотографиями с подпорками сзади.
- Роман Родионович? - не отрываясь от работы, спросил юноша. - Проходите, я вас жду. Извините, я сейчас закончу. Через три минуты я буду свободен.
Гость прошел к самому окну, осторожно обогнув тонущий в обрывках цветной бумаги макет, который и показался ему с первого взгляда комом ненужной бумаги, и сел на единственный предмет мебели в этой комнате, широкий табурет, обитый кожей. У него было несколько минут, чтобы осмотреться и получше разглядеть хозяина.
"Никогда бы не подумал...- разглядывая лицо магистра, подумал социолог, - такое простое, неприметное лицо... с первого взгляда почти детское, но наверное, он ненамного моложе меня. Лет на шесть-семь..."
Кроме макета, едва выглядывающего из-под обрезков бумаги, магистра и трех фигурок на подоконнике, разглядывать было нечего, и, мельком отметив про себя, что стены оклеены не обоями, а старыми газетами, причем "вверх ногами", Роман Родионович принялся разглядывать крохотные фигурки.
"Изумительная работа", - присмотревшись повнимательней, отметил он.
Все было сделано тонко, с изяществом, раскрашено, и даже позы и выражения лиц передавали свойства натуры маленьких, словно живых, человечков. С тем же совершенством был сделан и дворец, в котором, знай Роман Родионович хоть сколько-нибудь о трассе Маэстро, вмиг узнал бы Его дворец, как, впрочем, в миниатюрных фигурках на подоконнике - самого Маэстро, Агату и Дока.
Да, это было поразительное зрелище. Окна дворца светились тончайшими пластинками стекол, мерцали маленькие ручки на дверях, а фигуры и барельефы, обильно украшавшие фасад, были исполнены без видимых признаков упрощения.
- Вы, наверное, смотрите на все это и думаете - вот один из тех, кто предпочитает реальности мир иллюзий? Мысль, конечно, банальная, но почти неизбежная при подобном равнодушном приеме гостя. Сейчас я уже заканчиваю. Просто я привык все доделывать до конца. А на кухне нас уже ждет чай. Если не откажетесь.
- Нет, не откажусь. И про отринувших мир отшельников я тоже не думал, да и не считаю вас, трассеров, такими. Это, скорее, всеобщее заблуждение, чем правда.
- Неужели?
- Я встречался со многими трассерами и лучше других знаю, что они открывают для себя путь в необычный мир, красочный, удивительный, похожий на изящную головоломку. И мне ли, психологу, не знать, что человек так уж устроен, что не может не поделиться с людьми своим открытием, своей радостью. Зачем ему чудеса и всесилие, если о них никто не знает? Не похвастать, это, знаете ли, совсем не по-человечески. Если брать в процентном отношении, то среди трассеров больше, чем в других категориях населения, художников, музыкантов, поэтов...
- Вот я и готов, - Элефант отложил ножницы и поднял глаза на гостя.
"Черт меня совсем побери", - только и подумал психолог, оторопев.
Такой глубокий, спокойный, дружелюбный взгляд до сих пор в своей жизни он встречал только на полотнах великих художников.
- Чай наверняка уже вскипел. Пойдемте на кухню, - Элефант встал с пола, по-кошачьи потянулся и прошел в коридор, увлекая за собой гостя.
- Трассер-Дао сегодня, - продолжал Магистр, - только слабая попытка интеллекта восстановить утраченные позиции в обществе. Совершенствование мышления - процесс необратимый, и мысль, вообще говоря, не боится ни реакции, ни извращения. Живое всегда побеждает мертвое. Поэтому, если кто-то думает, что т-дао поможет ему совершить побег из одиночества, он сильно сужает возможности учения, а потому - ошибается. Социологи говорят, что т-дао - реакция на современное кричащее несоответствие творческих сил развитого мозга и реальных возможностей. Еще они нажимают на противопоставление т-дао материализму. Что ж, если их ни на что не достает больше, чем видеть причиной всякого явления несовершенство мира, и всякую мысль противопоставлять материи, оставим их в покое. Трассер-Дао не боится ни лжи, ни извращений, единственное из учений, что само может постоять за себя.
Т-дао - это современная магия, без мистических ритуалов и обрядов посвящения; это путь сквозь чреду таинственных дверей, открытых для того, кто сохранил детскую непосредственность и жажду чуда, кто мечтает о волшебных мирах, сказочных сокровищах, прекрасных пери и загадочных лабиринтах; для того, кто несет в себе печать разума, для того, кто умеет упорно идти к цели.
Т-дао - дверь, а "Глобалистик" - карта и оружие; конечно, и то, и другое в том же смысле, в каком оружием является свиток с приемами джиу-джитсу - ими надо еще овладеть.
Так же последовательно и уверенно, как говорил, Магистр разлил чай и нарезал хлеб.
* * *
Большое трехстворчатое окно выходило во двор, и с высоты третьего этажа площадь сквера, разбитого внизу, была равна площади черного ночного неба. Уличные фонари уже не горели, и потому звезды, висевшие над квадратом двора, были видны особенно отчетливо.
Домашние Романа Родионовича уже выехали на дачу, дома его никто не ждал, и ему некуда было торопиться. И эта столь редкая для него возможность не торопясь, со смаком, с удовольствием побеседовать о вещах, обсуждать которые в обыденной жизни было не с кем, разве что иногда думать о них в редкие минуты одиночества, или за книгой, особенно древней, созданной без спешки, с тщательным отбором мыслей и слов для их воплощения, эта возможность воспринималась им как неожиданный подарок Судьбы. Элефанту же был неприятен этот человек, но какие-то тайные нити связывали их, и магистр, увлекшись беседой, никак не мог остановиться, с некоторым даже удивлением наблюдая за самим собой.
Во всем городе, если не считать сотен пар влюбленных, не было сейчас двух людей, столь понимающих друг друга. Слова, фразы, начала мысли было достаточно, чтоб тут же охватить ее целиком и продолжить, либо ответить контраргументом. Знания и приемы мышления были у них во многом схожи, но идеологии были несовместимы, поэтому каждый из них понимал, что эта встреча первая и последняя, и что, не питая никакой личной неприязни друг к другу, они навсегда останутся непримиримыми врагами. По силе мышления, по убежденности в своей правоте, по силе характера они были достойными противниками, но Роман Родионович с сожалением понимал, что система, одну из мозговых клеток которой он представлял, не скоро еще допустит его к каналам управления, в то время как Элефант уже возглавлял хоть и многократно меньшую, но зато очень целостную и жизнеспособную структуру. А ведь история уже знает пример, когда небольшие теплокровные вытеснили огромных динозавров, и психолог чувствовал себя частью такого именно динозавра, неповоротливого тугодума с маленьким мозгом и большим брюхом.