Как хорошо было в юности, пока не настала необходимость обзаводиться мужем и семьей! Любимые книги, занятия математикой, которая дисциплинирует ум, переводы Горация, размышления на философские темы, просто чтение, но только не пустых дамских книг, а серьезной, проверенной многими столетиями литературы.

Родители уважали неженский ум своей дочери, ее серьезные занятия, Аннабелла была поздним ребенком, а потому могла быть избалована, и была бы, не окажись сама столь сдержанной.

— Аннабелла, дорогая, нужно еще раз примерить все платья, чтобы быть уверенной, что все сидит прилично, — мать почти заглядывала ей в глаза.

— Мама, а если я за время поездки похудею или, наоборот, поправлюсь? К тому же наверняка окажется, что в фасонах что-то не то, и часть отделки придется менять на месте.

Не успела миссис Милбэнк ужаснуться такой перспективе, как дочь успокоила:

— Полагаю, лучше все взять в том виде, в каком есть, а в Лондоне поправить.

— Какая же ты у меня рассудительная, Белл! Я в твои годы не была такой…

Аннабелле хотелось сказать, что и в свои не стала тоже. Мать девушки считала себя почти старушкой, хотя ее золовка, герцогиня Мельбурн, будучи старше, взъярилась бы от подобного предположения относительно себя. Аннабелла невольно сравнивала блистательную тетку с матерью, это стало одной из причин, по которой девушка согласилась на второй выезд на ярмарку невест после неудачного первого. Остроумная, живая, прекрасно выглядевшая в свои шестьдесят, герцогиня Мельбурн была яркой противоположностью тихой, рано состарившейся миссис Милбэнк, занятой заботами по дому, личным приготовлением блюд, которыми можно было бы похвастать перед соседями, а также мечтами о достойном замужестве дочери.

Аннабелле вовсе не хотелось стать похожей на мать, хотя и постоянно вращаться в светском обществе, как тетка, тоже. Золотая середина пока не находилась.

Но, как ни тянули сборы, пришло время уезжать…

— Где Аннабелла?

— Ушла прогуляться к морю, — миссис Милбэнк кивнула в сторону дальних утесов. Сэр Милбэнк поморщился:

— Вот уж ни к чему, погода не для прогулок, может простыть, поскользнуться…

Мать снова испугалась, но тут же с облегчением вздохнула, потому что послышались легкие шаги, которые она не спутала бы ни с какими другими, — возвращалась их любимица.

— Замерзла? Быстрей смени чулки и садись к камину.

Аннабелла кивнула:

— Ветер действительно ледяной.

Горничная помогла переодеться, и немного погодя вся семья уже сидела у огня.

— Белл, вернешься ли ты? А вдруг твой муж не захочет и слышать о Сихэме и не пустит тебя навестить свою мать?

Слезливый тон миссис Милбэнк действовал Аннабелле на нервы, но она улыбнулась:

— Что ты, мама, еще неизвестно, будет ли у меня этот муж. В прошлом году я простояла на балах, подпирая стену…

— Не может быть, чтобы такую красавицу не заприметили! В прошлом году у тебя просто были неподобающие наряды. А сейчас одно желтое платье чего стоит. Белл, ты будешь самой красивой на всех балах!

Девушка не стала разубеждать мать и сообщать, что ни при каких условиях не намерена надевать желтое платье, которое портниха сшила под нажимом и по требованию миссис Милбэнк. Дама непререкаемым тоном заявила, что именно так в ее время одевались девушки, желающие выйти замуж!

— Ты же помнишь, Ральф, на мне было именно такое платье. Помнишь?

Даже если мистер Милбэнк и не помнил, то наверняка сделал вид, что расстройством памяти не страдает. Он действительно не страдал, а о желтом платье знал все благодаря неустанным напоминаниям своей дражайшей супруги, переубедить которую в том, что ныне никто не носит кринолинов, не представлялось возможным.

— Если и не носит молодежь, то уж твоя сестрица наверняка щеголяет в кринолине. Она-то наверняка помнит мое желтое платье.

Аннабелла, вспомнив элегантную моложавую тетушку, явно забывшую и кринолины, и невестку, спрятала улыбку за кулачком, изображая кашель. Это страшно перепугало мать:

— Аннабелла, ты простужена! Ральф, девочка никуда не поедет, пока не выздоровеет. Я немедленно пошлю за доктором Левенсоном, а ты иди и ложись в постель.

Как бы Аннабеллу ни прельщала возможность побыть дома еще несколько дней, лежание под несколькими одеялами в душной комнате и бесконечное питье молока с медом и лавровым листом ужасало куда сильней.

— Нет-нет, мама, я просто подавилась. Никакой простуды, и доктор Левенсон не нужен.

— Вот ты всегда так: торопишься есть и пить! Ральф, я очень боюсь, что Аннабелла подавится, а помочь ей будет некому.

— Мама, я уже ездила в Лондон, не простыла, не подавилась и вернулась живой и здоровой. Такой вернусь и в этом году.

Миссис Милбэнк вытаращила на дочь глаза, потом от души плюнула:

— Что ты говоришь?! Как это вернешься?

— С мужем, мама.

— А… разве только с мужем. Но он вряд ли захочет ехать в нашу глушь, чтобы познакомиться со своей тещей…

— Рыбка в речке, а сковородка уже на огне, — усмехнулся мистер Милбэнк, имея в виду отсутствие жениха.

Аннабелле были неприятны любые разговоры о замужестве, но, как послушная дочь и разумная девушка, она прекрасно понимала, что этого не избежать, а потому старалась не раздражаться. Оставаться старой девой тоже не слишком приятно, но, вспоминая опыт прошлого года, Аннабелла невольно морщилась — едва ли в этом году встретится кто-то поумней, с кем можно было бы просто поговорить. Гостиные и салоны наводили на нее смертную скуку, единственным развлечением на балах девушка считала не танцы, а собственные наблюдения, обычно весьма едкие, не оставлявшие поклонникам ни единственного шанса на победу. Аннабелла Милбэнк откровенно считала себя интеллектуально на голову выше всех, с кем встречалась в Лондоне, и с трудом скрывала испытываемое презрение к глупым барышням и молодым людям, суетливо подыскивавшим себе пару.

Аннабелла представляла себе брак как нечто романтически-возвышенное, с клятвами в вечной верности, однако не слащавыми, какие слышались из уст родственниц, без конца ахавших и закатывавших глазки, а почти суровыми, так, чтобы и впрямь была готовность отдать ради возлюбленного жизнь. Понимая, что действительность может оказаться не столь романтичной, Аннабелла записала в дневнике, что готова на брак без любви, но по взаимному уважению, чтобы супруги помогали друг другу и считались с противоположным мнением. Но главным для девушки оставались порядочность и разумность будущего супруга.

Беседуя между собой о будущем дочери, родители не раз вздыхали, понимая, насколько трудно будет найти жениха с ее запросами. Воспитанная на книгах и собственных размышлениях, Аннабелла едва ли была способна принимать людей такими, как они есть.

— Ох, чует мое сердце, что она влюбится в кого-то недостойного…

Муж чуть поморщился в ответ на такое замечание:

— Если и в этот раз не будет никого приличного, на следующий год не поедем, пусть лучше остается старой девой.

— Что ты, что ты! — замахала на него миссис Милбэнк. — Аннабелла богатая наследница, недурна собой и умна, она не может остаться старой девой.

— Вот в том и беда, дорогая, что умна, оттого будет перебирать. И торопить не хочется, чтобы девочка не стала несчастной, выйдя замуж поневоле.

И вот последние слезы и напутствия позади, и не слишком элегантный, но крепкий дорожный экипаж и еще два за ним с портнихой, горничной и парой слуг, а также огромных сундуков двинулись в путь…

Миссис Милбэнк стояла, прижимая насквозь промокший от слез платочек к груди и с тоской глядя вслед удалявшимся по тряской деревенской дороге мужу и дочери. Сердце чувствовало, что в этот раз дочь непременно встретит в Лондоне того, кто станет ее мужем. Миссис Милбэнк старательно гнала от себя второе предчувствие — что этот брак не станет счастливым. Сердце матери вещун, именно так и случилось, но пока еще все было впереди.