— Я сбегаю к стоянке, — предложила Карина.

— Пока ты будешь ходить, мы поймаем машину и придется тебя искать, — холодным и спокойным голосом сказала мама.

В эту минуту черная «Волга», которая стояла у тротуара, плавно придвинулась, и водитель, выйдя из машины, молча открыл дверцу.

— Я на неизвестной машине ночью не поеду! — решительно заявила тетя Феня.

Водитель — парень в добела потертых по моде джинсах — пояснил негромко, обращаясь к Карине:

— Машина от Газияна.

И Карина, скрывая растерянность, приказала всем садиться, а сама села рядом с водителем, зная, что ей больше беспокоиться не о чем.

Действительно, парень в модных джинсах аккуратно похватал чемоданы, баулы и авоськи, сунул их в черное брюхо «Волги», и машина покатила на вокзал, где тоже ни Сергею Ивановичу, ни Карине, ни беспокойной тете Фене таскать ничего не пришлось.

Когда тетю Феню со всеми ее вещами водворили в купе, Сергей Иванович попытался сунуть водителю пятерку, но тот со скорбно-снисходительной улыбкой отклонил гонорар.

Карине он сказал:

— Стою на площади справа.

— Не надо! — взмолился Сергей Иванович.

Но они, конечно, вернулись домой на черной «Волге».

— Как это понимать? — спросил отец, поднимаясь по лестнице.

На вопрос, заданный в таком тоне, лучше было вообще не отвечать…

Едва вошли, зазвонил телефон.

— Первый час ночи, между прочим, — сухо констатировал Сергей Иванович, когда Карина торопливо сорвала трубку.

— Андрюша, ты?

Она попыталась поблагодарить его за машину. Но он сухо прервал ее и потребовал к аппарату Сергея Ивановича.

— Меня? — удивился Сергей Иванович. — О чем ему со мной говорить?

Карина стояла рядом, пытаясь хоть что-нибудь услышать и понять, что происходит.

Отец положил трубку.

— Он говорит, чтобы я ни о чем не беспокоился и никуда не заявлял. Он это дело целиком берет на себя.

— Какое дело? — не поняла Карина.

— Насчет ограбления. Он уже все знает, все подробности. Машиной мы тоже ему обязаны? Кажется, скоро в этом доме моя роль сведется к нулю…

Карина закрылась в своей переделанной из чулана комнате и стала думать об Андрее Газияне.

Теперь она перед сном всегда думала об Андрее. Он появился внезапно не только в ее жизни, но и в городе, где люди ее возраста и ее круга, в общем-то, все более или менее знали друг друга.

Впервые она увидела его на одной из улиц студенческого района, потом в молодежном парке, где притаилась круглая обсерватория, затем в университетском кафе. Был он очень заметный — высокий, красивый. Говоря о нем, все сходились на одном слове — необычный. А почему? Не носил джинсов и пестрых рубашек, как большинство ребят, стригся коротко, песен не пел.

Очень скоро он стал провожать Карину до самого подъезда ее дома. Шел позади, за несколько шагов от нее, и ни разу не пытался заговорить.

Римма очень быстро выяснила, что он сын военного, учился где-то на Дальнем Востоке, а теперь его отца перевели в Армению и Андрей зачислен в Политехнический на третий курс.

И вообще он сын племянницы подруги тети Герселии, и Римма может в любую минуту узнать о нем все подробности.

— А мне не интересно! — сказала Карина.

— Интересно, интересно, — безапелляционно уверила Римма. — Но только вскоре он сам с тобой познакомится, у него это в плане, мне Лева сказал.

На другой день длинный Лева остановил Карину на улице. И тут же к ним подошел Андрей.

Лева сказал:

— Вы, собственно, можете считать себя давно знакомыми. Через меня. С Андреем я ходил в детский сад, а с Кариной в школу.

После этого, едва проснувшись, Карина загадывала, придет ли Андрей к концу занятий, чтобы проводить ее домой. Вспоминала его слова, выискивала в них подспудный тайный смысл, оценивала его поступки.

Как-то Андрей спросил:

— Что у тебя было с Эриком?

Что было? Дома у них вечно толклись ее товарищи по школе, потом по университету. Мама их кормила, с Сергеем Ивановичем они играли в шахматы. Это были свои, домашние мальчики. Один из них — Эрик, сын папиного товарища, — когда-то нравился Карине.

Он рос без матери, в седьмом классе забросил ученье, нахватал двоек. Девочки посовещались и решили: надо его спасать, лучшие ученицы возьмут над ним шефство. Эрик всем им поочередно писал записки: «Я вас люблю». Даже маленькой дурнушке Гаяне написал: «Я вас люблю в этом новом платье». Девочки возмущались таким вероломством, но опеки не бросали. Эрик в конце концов выровнял отметки, получил серебряную медаль и уехал в военное училище, чтобы стать летчиком. На вокзале Карина плакала, перед отходом поезда они поцеловались. Вот и все.

Но в университете друзья Эрика обрушились на нее с замечаниями по поводу ее нравственности. Они, оказывается, оберегают честь Эрика! Они дали ему слово следить за Кариной!

Андрей выслушал ее рассказ, не делая никаких замечаний.

— Хорошо, — сказал коротко, — живи спокойно.

И с тех пор друзья Эрика перестали ее замечать.

— Что ты с ними сделал?

— Поговорил.

— Почему они тебя послушались? Почему все наши мальчишки тебе подчиняются?

Андрей усмехнулся.

Римма говорила:

— Настоящий мужчина должен быть как закрытый ящик. Что в нем — мы не знаем. Потому интересно. А например, длинный Лев? Я как глаза открыла, так его увидела. На одной улице жили, в одну школу ходили. Я все ботинки помню, которые он с детства износил. Какой у меня может быть к нему интерес?

Положим, интерес к длинному Леве у нее был.

Иногда Андрей начинал рассказывать:

— Наша семья много ездила. Жили в Чите, во Владивостоке, а то и прямо в тайге. Знаешь, есть места, где грибы выше берез, потому что березки вот такие крохотные. А когда идет на нерест кета, то вода на берегах выплескивается, так ее рыба теснит. Кету руками берешь, икру выжимаешь прямо в таз.

— А рыба?

— Рыбу долой. Она в это время невкусная.

— И не жалко ее?

Он удивлялся:

— Рыбу?

— Все живое жалко, — защищалась Карина. — Я раньше мух от липкой бумаги отмывала…

Он секунду задумался.

— Я ловил кузнечиков, связывал одной ниткой, они летали гирляндами. Сами черные, подкладка на крыльях красная. Летают, как фонарики. Красиво.

Но рассказывал он редко. Только если видел, что собеседнику интересно. Очень чувствовал отношение к себе людей.

— Твоему отцу я не понравился, — сказал он после того, как первый раз побывал у них в доме.

И в ответ на попытку Карины запротестовать приложил палец к ее губам:

— Только никогда не ври мне. Не понравился — это понятно. И даже неплохо. И поправимо.

— Почему же неплохо, не понимаю…

— Это значит, что с самого начала он принимает меня всерьез.

С восьми утра в доме начал трещать телефон. Это развертывался эксперимент. Карина подбегала к аппарату с блокнотом — выясняла и учитывала каналы. Сначала они шли от первого источника. Тетя Герселия оповестила всех ближайших знакомых. Потом начались звонки издали. Выражала сочувствие мамина портниха. Сослуживец Сергея Ивановича больше всего интересовался стоимостью кольца, а — от всех заданных ему вопросов отмахивался. Какая-то старая дальняя родственница была очень обижена, что о таком событии она узнала от совершенно посторонних людей, — и ни о чем, кроме своей обиды, говорить не хотела.

Карине некогда было даже одеться. Так, в стареньком халате, накинутом поверх ночнушки, она открыла дверь Андрею. В воскресенье утром она его никак не ждала.

Андрей стоял в дверях — серьезный, суровый.

— Дома Сергей Иванович?

Не сняв плаща, он прошел в столовую, где Сергей Иванович после завтрака раскладывал пасьянс.

— К сожалению, все это довольно серьезно, — сказал он вместо приветствия.

Сергей Иванович смешал карты.

— Да ничего не было, — Карине уже хотелось покончить с этой выдумкой, которая еще вчера казалась такой остроумной.