Только в одном, пожалуй, он и был убежден. Кто бы ни был тот, кого почувствовал его наблюдатель, этому смертному осталось жить недолго. Если тот, кто так непрошено вторгся в деревню, и в самом деле Песнь Крови, то ему, Нидхеггу наконец удастся вернуть себе кольцо богини Хель без всякой опасности для себя, а вскоре заполучить и труп воительницы.

Нидхегг в ожидании продолжал поддерживать концентрацию мысли, внимательно осматривая внутренним взором деревню. Он был почти уверен и очень надеялся, что именно воительница Хель потревожила долгий сон его наблюдателя и что в скором времени ей предстоит погибнуть.

Песнь Крови осторожно вытянула меч из ножен, приближаясь к окраине разрушенной деревни. Бесшумно ступая и сдерживая дыхание, она проходила мимо обугленных развалин домов, хижин, сараев и других надворных построек, когда-то принадлежавших ее друзьям. Временами в поле зрения попадались белые кости, давно омытые дождями и иссушенные ветрами, какие-то из них были взрослыми, какие-то детскими.

Она продолжала медленно продвигаться через пепелище к холму, расположенному на противоположной окраине, тщательно осматривая местность и выискивая возможную ловушку. Песнь Крови пыталась определить по мельчайшим признакам, не прячется ли в соседних кустах отряд солдат. Но единственное, что попадалось, — это лишь разрушенные строения и побелевшие со временем кости.

Она приблизилась к особому, наиболее дорогому ей месту. Когда-то здесь стоял маленький домик, рядом с хижиной, где она жила с Эриком. Он принадлежал одной молодой женщине по имени Сифа. Эта крестьянка нашла ее раненую, едва живую, у подножия холма близ деревни сразу после побега. И Песнь Крови еще долго жила у нее, пока не вышла замуж за Эрика.

Неожиданно она застыла на месте, каждый мускул ее натренированного тела напрягся. Воительница уловила неясное движение внутри руин этого маленького домика. Она подождала, внимательно прислушиваясь, однако не уловила больше никакого движения ни внутри, ни снаружи. Песнь Крови подумала уже, что память и воображение сыграли с ней злую шутку. Слишком расплывчатый и неясный свет луны освещает сейчас эти развалины. Она двинулась дальше, осторожно ступая и стараясь не издавать никакого шума. Ее взгляд был по-прежнему прикован к этим руинам, пока они не остались далеко за спиной.

Когда она наконец добралась до противоположной окраины деревни и взглянула на дерево, которое и было ее целью, то неожиданно ощутила новый прилив воспоминаний. Боль и ярость захлестнули ее с невиданной силой, она сжала зубы, дурные предчувствия охватили ее.

«Я боюсь, — вдруг поняла она, — я боюсь подойти ближе». Она могла ожидать от себя любой реакции, но страха — меньше всего. После того как воительница покинула Нифльхейм по приказу богини, она намеревалась повидать свою бывшую деревню, лишь разделавшись с Нидхеггом. Затем вернуться за Гутрун, привезти ее сюда, чтобы и она могла отдать последние почести всем погибшим во имя ее матери. Она даже намеревалась восстановить деревню и назвать ее Долиной Эрика в память собственного мужа. Но когда ее лошадь Тьмы исчезла под лучами восходящего солнца, и когда она не сумела воспользоваться заклинанием, чтобы воскресить ее, и позже, когда эти трое присоединились к ней по дороге, все изменилось помимо ее воли. И вот теперь она стоит здесь, у подножия холма, где до сих пор растет дерево, на котором она умирала, и она снова страдает, и нескончаемая боль терзает ее сердце с такой же силой, как терзала ее шесть лет назад…

«Умерла, — вдруг подумала она, ее всю передернуло от этой мысли, а ноги неожиданно стали деревянными и непослушными, колени едва не подгибались от слабости. — Я мертва. Я всего лишь гниющий труп. И, скорее всего, я ближе мертвым, чем живым… Нет! — неожиданно оборвала она этот никчемный поток мыслей. — Гутрун жива. И я жива тоже. И очень скоро мы будем вместе. И я собираюсь навестить могилу мужа и сына. Пусть будут прокляты слабость и страх!»

Песнь Крови только сильней сжала побелевшими пальцами рукоять меча, несколько раз глубоко вдохнула и решительно зашагала к холму, стараясь заглушить собственный страх, все же засевший где-то глубоко в душе.

«Я обещала Хальд вернуться сразу же, как только почувствую опасность, — напомнила самой себе Песнь Крови мысленно, — но здесь нет никакой опасности. Я ее совсем не ощущаю, это всего лишь моя слабость, мои собственные страхи, и только».

Она не могла отчетливо видеть могилы, поскольку все пространство подножия холма было залито серебристым светом луны. Однако стоило ей подойти ближе, и ей наконец удалось разглядеть то, чего она меньше всего ожидала. Ее прошиб холодный пот, и мурашки побежали по телу от ужаса и отчаяния, а страх железными тисками сжал сердце. Она почувствовала, как слабость сковывает тело, подкашивает колени, а тошнотворный ком подступает к горлу. Уже не в силах бороться с собственными эмоциями, нахлынувшими на нее волной, она застонала.

— Нет, — прохрипела она внезапно севшим голосом, — только не это…

Одна из могил, та, что побольше, обрамленная в беспорядке наваленными небольшими камнями со всех сторон, сейчас зияла ужасающей чернотой провала. Она находилась в тени густых ветвей дерева, закрывавших ее от потоков лунного света, но и этого было достаточно, что понять — тела в могиле нет. Песнь Крови набралась мужества и заглянула внутрь. На дне, в черноте провала виднелась лишь багровая, светящаяся надпись. Руны тускло светились во тьме, наполняя ее душу отчаянием и болью.

— Заклятия Смерти. — Невольные рыдания сотрясали ее, отнимая последние силы. Она опустилась на колени перед этой зияющей пустотой, сквозь потоки слез всматриваясь в твердую, холодную землю. Ей было ясно, кто и почему поднял мертвое тело из могилы, разбудил его, принудив к новому, страшному существованию. Когда-то покоившееся здесь тело ее мужа не могло сопротивляться силе магии. Призываемый мощью заклинания, он теперь должен был служить своему хозяину и повиноваться ему беспрекословно.

Рыдая в голос от охватившего ее ужаса и отчаяния, Песнь Крови все же оставалась невидимой для окружающих. Но, поддавшись эмоциям, она совсем забыла о своих воинских инстинктах и не заметила, как опасность подобралась к ней сзади медленно, но верно.

— Почему ты плачешь, Фрейядис? — неожиданно раздался откуда-то из-за спины знакомый голос. Он прозвучал совсем рядом.

Песнь Крови рывком поднялась на ноги, развернулась, на ходу выхватывая из ножен меч, ее сердце колотилось, точно сумасшедшее, готовясь вырваться из груди. Ее охватило смятение. Разве еще секунду назад не была холодная весенняя ночь? Разве она не стояла на коленях над могилой, захлебываясь собственными рыданиями? Нет, ничего такого не было и в помине. Горячее летнее солнце заливало окрестности жаркими лучами, отбрасывая на холм золотые блики. Над ее головой шелестели на ветру зеленые листья. И под ногами росла трава покрывавшая все вокруг, высокая, полная силы трава, с разноцветными вкраплениями диких цветов, кланяющимися каждому порыву теплого ветра. А всего в нескольких шагах стояла ее дорогая подруга.

— Почему ты плачешь? — спросила Сифа, в ее синих глазах светились неподдельное участие и сострадание. — Или ты плакала? Может, мне показалось? Такой прекрасный день, просто прелесть. Да и у тебя нет ни малейшей причины грустить, разве не так?

— Нет, — призналась Песнь Крови охотно, нежно прикоснувшись ладонью к выпуклости собственного живота. Сейчас в ее чреве день за днем рос ее первенец, о котором она так мечтала много лет. — Это сын, — сказала Песнь Крови, — и если все пойдет хорошо, я бы хотела назвать его Эриком.

Сифа радостно засмеялась и взяла Песнь Крови за руку. Светловолосая женщина медленно опустилась на колени прямо в густую высокую траву.

— Посиди со мной минуточку, — попросила Сифа и настойчиво потянула Песнь Крови за руку. — Ляг здесь, рядом со мной на траве. Это так приятно, да и место здесь такое спокойное, такое мирное. Очень мирное…

Песнь Крови кивнула и опустилась на колени рядом с подругой, но вдруг все ее существо запротестовало. Она почувствовала, как в ней поднимается нечто неясное, то ли тревога, то ли страх, и это не давало ей расслабиться до конца. Она нахмурилась, явно ощущая, что есть нечто очень важное, о чем она совершенно забыла. — Сифа же растянулась на траве, так и не отпустив ее руку.