Он еще какое-то время сомневался, затем надел свой боевой шлем.
— Я не последую за вами. Но знайте, Валькирия не лгала, — проворчал он, развернул коня и, ударив его пятками в бока, пустил галопом, возвращаясь туда, откуда приехал.
— Пустить мне стрелу? — спросила Вельгерт, внимательно следя за удаляющейся фигурой старого воина. Он все еще находился в пределах досягаемости выстрела. — Он может дождаться нас где-нибудь в засаде или сказать кому-нибудь то, что успел узнать о нас.
Песнь Крови уже было открыла рот, собираясь приказать его убить, но все же засомневалась и не сделала этого. Слова воина о Валькирии невольно заставили ее призадуматься. А пока она размышляла и сомневалась, всадник удалялся все дальше, и через пару минут его уже не могла достать стрела Вельгерт. Она опустила лук, вопросительно глядя на подругу.
— Я знаю таких людей, как этот, — задумчиво произнес Торфинн, — это воины, прожившие слишком богатую событиями и долгую жизнь, они почувствовали приближение старости. Вероятно, он и в самом деле сегодня утром видел Валькирию в своем воображении, и он надеялся на последнюю свою битву.
— Многие видели Валькирий, служанок Фрейи, наяву, — протестующе выпалила Хальд. — И не забывай, он назвал Песнь Крови по имени. Ты не веришь в Валькирий, Торфинн?
Торфинн лишь равнодушно пожал плечами:
— Почему же я обязательно должен не верить в легенды о богах и богинях, Хальд? Просто у меня иногда возникает такая мысль: а не придуманы ли все эти россказни о Валгалле или Фолькванге нашими королями. Прекрасная идея — воин погибает в битве с оружием в руках, и потом его душа обретает вечное блаженство в пирах, что может лучше подогреть жажду битвы в сердцах тех, кто обречен на смерть? — Торфинн многозначительно вскинул брови, точно предлагая ей поспорить с ним.
— С такими речами ты закончишь свои дни в холодных чертогах Хель, — предупредила его Хальд, недовольная тем, что какой-то грубый воин смеет высказывать сомнения по поводу того, во что безоговорочно верила она сама, — и конечно же ты не сомневаешься в существовании Хель, особенно после того, что услышал от Песни Крови о Нифльхейме.
Торфинн снова пожал плечами.
— Рассуждения о богах быстро надоедают мне, — прокомментировал он.
— По крайней мере, когда ты проигрываешь спор, так? — предположила Хальд, в ее тоне звучала скрытая насмешка.
— Проигрываю… да ты только послушай, ведьма, я…
— Подобные разговоры и меня раздражают не меньше, — вставила Песнь Крови, вкладывая меч в ножны.
— И меня, — согласилась Вельгерт, убирая стрелу обратно в колчан.
Хальд перевела вопросительный взгляд с одного лица на другое.
— Пустоголовые воины, — проворчала она. — Незнакомец знал, как зовут Песнь Крови, он даже знал, где ее искать, — продолжала настаивать она.
— И источником этих знаний не обязательно могла быть Валькирия, — рассудительно заметила Вельгерт. — Он мог оказаться разведчиком, посланным большим отрядом. И он просто разыгрывал из себя глупца, прикидываясь нашим другом, а сам пытался выведать о нас как можно больше. Он может служить Нидхеггу или какой-нибудь шайке бандитов, но если он заодно с разбойниками, то у них наверняка имеется некто, кто владеет магией, иначе откуда бы им знать, как выглядит Фрейядис.
— Не знаю, почему я не решилась сразу прикончить его, — задумчиво произнесла Песнь Крови. — Если он один или с целой шайкой заляжет где-нибудь впереди в засаде, то это будет частично моя вина, если…
— Твое внутреннее чутье тебя еще ни разу не подводило, — напомнила ей Вельгерт. — Или, по крайней мере, так было до сих пор. — Голос замер в тишине.
Воительница пристально посмотрела на подругу.
Вельгерт быстро отвела взгляд.
Песнь Крови вдруг ощутила нечто новое во взгляде Вельгерт. Это длилось всего лишь короткое мгновение, но ошибиться она не могла. Что-то изменилось между ними с того самого момента, как ей пришлось один на один противостоять Нидхеггу. «С момента Охоты», — подумала Песнь Крови, вспомнив полный ужаса крик Вельгерт, когда та увидела череп, проступавший сквозь лицо воительницы во время заклятия.
Без лишних слов Песнь Крови с нетерпением тронула своего коня и направилась вперед по дороге. Хальд ехала рядом, Вельгерт приотстала, сравнявшись с Торфинном.
Нидхегг закончил еще одно омолаживающее заклятие и с удовлетворением отметил, что оно прибавило ему сил. Однако его внешность нисколько не изменилась, он по-прежнему оставался трупом. Король шел по темному узкому коридору. За его спиной вышагивали двое солдат, один из них нес тускло мерцавший факел, другой грубо подталкивал перед собой насмерть напуганную рабыню.
Рабыню звали Торхильд, и, как все остальные рабы Нидхегга, она слышала много разных слухов об ужасах, творящихся в подземельях Ностранда. Сырая затхлость стылого воздуха сжимала грудь, к тому же трупная вонь, исходившая от короля, вызывала тошноту. Ее дыхание с трудом вырывалось из горла. Возбуждение и страх, с которыми она боролась в течение долгих дней, теперь мучили ее еще больше из-за холода, ей казалось, что ее заживо зарывают в бездонную могилу. Она постаралась поплотней натянуть на себя грязный плащ, сменивший привычную одежду, словно это тряпье могло защитить ее от ожидавшей впереди смертельной опасности.
Торхильд заметила густую паутину, свисавшую с грубо вырубленной каменной кладки стен и потолка этого низкого и узкого прохода, размышляя над тем, не ведет ли этот туннель в то самое место, где, по слухам, король Нидхегг приносит человеческие жертвы своим проклятым идолам. Время от времени она видела крыс, с тихим писком пробегающих по коридору и быстро исчезающих в темноте всякий раз, как только к ним приближались люди. Какие-то темные предметы, которых она не могла разглядеть, двигались по грязному полу, задевая голые ноги. Она пыталась избежать соприкосновения с ними, когда это было возможно, и, если это все же случалось, тошнотворный ком подступал все ближе к горлу.
Невольный стон вырывался из горла рабыни всякий раз, как ее разум осознавал весь тот кошмар, что она сейчас переживала. То, что случилось с ней, не было просто страшным сном. От сна можно очнуться, открыл глаза и забыл все через какое-то время. То, что происходило с ней, было реальностью, страшной и безысходной, а она никак не желала отстраниться от роли стороннего наблюдателя.
Торхильд и раньше доводилось видеть, как наказывали рабов, она даже присутствовала на казнях, устраиваемых публично в стенах замка. Король на такие зрелища никогда не скупился, они помогали ему держать в узде тех, кто вольно или невольно служил ему. Но она старательно отдаляла себя от этого ужаса и страданий, даже если это случалось с кем-то, кого она хорошо знала. Торхильд всегда безропотно исполняла любые приказы, ее никогда ни за что не наказывали, и она никогда не совершала чего-нибудь такого, что могло вызвать гнев ее хозяина. Даже когда она испытывала возмущение тем, как с ней обращались, все равно продолжала терпеть и носила свою боль в душе, никому не показывая. Она никогда не восставала против собственной судьбы — судьбы рабыни. И потому то, что случилось с ней сегодня, не должно было случиться. Торхильд ничего такого не совершала и не заслуживала наказания. Она была раздавлена такой несправедливостью и той неоспоримой реальностью, что ее жизнь скоро отнимут, отнимут просто так, ради одной лишь прихоти ее господина.
Нидхегг остановился в конце коридора перед завешенной паутиной дверью. Его руки в перчатках быстро смели паутину, заставив пауков разбежаться в разные стороны. Железную дверь местами покрывала ржавчина и выбоины от долгого служения. Замка на ней не оказалось. На металлической поверхности лишь виднелись изображения древних рун и другие магические символы.
Король отрывисто произнес несколько грубых слов. Дверь заскрежетала и медленно открылась сама собой, без всякого прикосновения. Холодный затхлый воздух хлынул в коридор удушливой волной.
Нидхегг отступил на шаг в сторону.
