— Но здесь полным-полно дел. Бабушке, например, нужна твоя помощь на кухне. Ты знаешь, что она уже не может работать так, как раньше. Ей уже семьдесят лет, и она нуждается в помощи. Если ты перестанешь все время жаловаться, то увидишь, что тебе есть чем заняться.
— Чем? Работой, достойной рабыни? Я не стану кормить цыплят, доить коров, полоть грядки, убирать дом и стирать. Отец может нанять для этого слуг. У всех моих школьных приятелей есть слуги. А мы не бедные, ты это знаешь.
— Мы не будем тратить заработанные таким трудом деньги на слуг, когда мы сами можем делать всю эту работу. Кроме того, у нас нет лишней комнаты для служанки, которая не сможет жить в сарае с пятнадцатью мужчинами.
— Если Том пойдет в школу, как это пришлось сделать мне, то служанка могла бы занять его комнату. Ведь там же жила Роза до того, как сбежала с этим бродягой.
— Он не был бродягой. Он был сезонным пастухом. Она его любила. И потом, Тому пора переселяться из бабушкиной комнаты. Им обоим нужно отдельное жилье. Ты знаешь, он не сможет пойти в школу. Его задразнят мальчишки, это сделает его несчастным. Сестренка, ты же умная. Если бы ты помогла мне заниматься с Томом, он выучил бы намного больше, чем я успеваю ему объяснить. Это стало бы твоим важным делом.
Мэри Луиза посмотрела на Джесс и тряхнула своими золотистыми локонами.
— Я не сельская учительница и никогда ей не буду.
— Если ты станешь учить своего брата, то не превратишься в сельскую учительницу. Мэри Луиза, ему нужно помочь. Между нами говоря…
— Нет. Я и так делаю достаточно.
Джесс посмотрела на Мэри Луизу. Джесс была ростом пять футов четыре дюйма [1], а сестра на пару дюймов выше ее. Джесс всегда хотелось иметь такие же золотистые локоны, как у Мэри Луизы. Ей не нравились ее собственные, каштановые с рыжеватым отливом волосы, которые завивались в непослушные колечки, если не собрать их в косу. Глаза сестры сверкали, как прекрасные сапфиры. Будучи натуральной блондинкой, Мэри Луиза обладала еще и потрясающей фигурой. Джесс была старше ее на четыре года, но она не могла похвастаться столь пышной грудью и бедрами. Мужчины всегда обращали внимание на Мэри Луизу. Но плохо было то, что девушка знала о своей красоте и о той власти, которую эта красота могла дать ей. В компании она безжалостно пользовалась своими чарами. Джессику радовало то, что она обладает не таким эгоистичным и безжалостным характером, как ее сестра.
Слегка рассердившись, Джесс резко возразила:
— Ты делаешь очень мало и знаешь об этом. Бабушка постоянно покрывает твою лень. Что ты сделала сегодня? Думаю, немного, если не считать того, что ты вырядилась, словно на праздник. Не слишком хорошо перекладывать все дела на бабушку, которая и так сильно устает.
— Не слишком хорошо бросать меня здесь и заставлять работать, как прислугу.
Джесс почувствовала себя задетой и спросила:
— Если ты так хочешь уехать отсюда, то почему бы тебе не стать учительницей в городе или в частной школе, в какую ходила ты? Это очень уважаемая работа. И ты достаточно умна, чтобы заниматься тем, чем захочешь.
— Достаточно умна, чтобы придумать, как однажды вырваться отсюда, но не для того, чтобы учить недоумков!
— Я уверена, ты вырвешься, сестренка. Только убедись, что та дорога, по которой ты пойдешь, будет безопасной и правильной. Это не так просто, как тебе кажется. — Джесс вдруг поняла, что ее сестра гораздо более язвительна, резка и испорчена, чем она думала. Это сильно встревожило Джесси, но ей не хотелось сегодня вечером думать еще и об этом. — Мэри Луиза, ты сидишь дома вот уже два года после того, как закончила школу. Пора забыть про жизнь на востоке и перестать чувствовать себя такой несчастной.
— А я несчастна. Я ненавижу здесь все. Здесь нет ничего, кроме жары, работы и одиночества. Я красива, образованна, но как мне встретить достойного мужа или друзей в этой глухомани? Джессика, я не хочу умереть старой девой!
Мэри Луиза сильно изменилась после окончания школы. Папу она называла «отец», а Джесс — «Джессика». Эта девчонка всех заставляла чувствовать себя несчастными!
Мэри Луиза продолжала:
— Эта жестокая земля убила мать. Посмотри, какой она была на фотографиях в молодости. Она была красивой и стройной. А когда мама умерла, то выглядела старой и изможденной. Со мной такого не произойдет. Она так и не оправилась от тех ужасных родов Тома. Утонченной женщине здесь слишком тяжело, и я не собираюсь жить, работать и выглядеть, как мужик. Как ты, Джессика Лейн.
— Роды Тома были трудными, но мама умерла от лихорадки, которой она заразилась от того бродяги. Ты не можешь обвинять Тома в смерти мамы, — холодно возразила Джесс.
— Если бы он не родился, она не была бы такой слабой и не заболела бы.
— Мэри Луиза Лейн! Ты говоришь ужасные вещи.
— Нам повезло, что мы тоже не родились уродами. Маме с трудом давалось вынашивание детей. Ты знаешь, двоих она потеряла. Отец обращался с ней, как он обращается со своими племенными кобылами. Она была слишком слаба, чтобы после Тома рискнуть и родить еще детей, но ему было наплевать на это.
— Это неправда, — возразила Джессика. — Дэви умер, когда ему было два года, а второй ребенок — вскоре после рождения. Тому было уже семь лет, так что мама не была ослаблена после его рождения. Подло говорить такие вещи, сестренка, и вовсе ужасно думать таким образом.
Почувствовав свое поражение, Мэри Луиза пошла на попятную:
— Если бы Дэви не умер, ты не стала бы отцовским сыном. Ты бы вышла замуж и родила детей. Если бы мать не умерла, она бы заставила отца оставить ранчо.
— Мама любила эту землю. Мы все любим ее. Кроме тебя.
— Будь она жива, она бы ее возненавидела. Мама поняла бы, что земля требует за себя слишком высокую цену. Она украла ее красоту и иссушит нас с тобой, Джессика, если мы не уедем. Поговори с отцом, он прислушается к тебе. В большом городе у тебя была бы великолепная жизнь.
— Я люблю ранчо так же, как папа. Мне жаль, что семья и дом больше не имеют для тебя значения. И мне жаль, что ты так несчастна после своего возвращения. Мы очень скучали по тебе все те пять лет, что тебя не было с нами. Если бы ты постаралась, ты стала бы счастливее.
В голосе Мэри Луизы и в ее глазах появился холод.
— Если вы меня так любите и так по мне скучали, нечего было отправлять меня из дома на столько лет. Меня нельзя обвинять в том, что я полюбила цивилизацию. Здесь я чувствую себя чужой и лишней.
— Ты сама в этом виновата, сестра. Но тебя любят и по тебе скучали. Маме хотелось, чтобы ты получила образование и стала леди, какой была она сама. Перед смертью она взяла обещание с отца, что он даст тебе образование. Если бы мне не было восемнадцати, меня тоже бы отослали. А когда я была младше и могла поехать, здесь шла война и было небезопасно. Когда война окончилась и началась разруха, семья не могла позволить себе послать меня учиться. Мама приложила все силы, обучая меня дома так же, как я занимаюсь теперь с Томом. И потом, мы с папой не могли одновременно заботиться о тебе, Томе, бабушке и работать на ранчо. Бабушка была уже старенькой, и у нее хватало забот с Томом. Папа отослал тебя не для того, чтобы ты стала такой гнусной. Как ты можешь обижаться за те годы, что провела на востоке? Ты же любишь их, как лучшие годы твоей жизни.
— Джессика, ты не поймешь. Ты никогда не видела тех мест, где я побывала, тех вещей, которые мне принадлежали. У тебя никогда не было вокруг столько друзей. Я скучаю по ним. Письма — это совсем не то, а отец не отпускает меня съездить и навестить их. Если бы ты знала, каков мир снаружи, ты сделала бы все, чтобы вырваться туда.
У Джесс не было близких друзей среди мужчин, но в городе у нее были хорошие приятельницы, с которыми она иногда виделась. В городе и на ранчо было полно мужчин, но никто из них не ухаживал за ней. Помощники иногда обращались с ней, как со своей сестрой, но чаще Джессика была для них «своим парнем», потому что работала вместе с ними целыми днями, делая то же, что и они. И лишь изредка какой-нибудь сезонный рабочий обращал на нее внимание как на женщину, но она никогда не шла дальше случайного поцелуя.