Сознание вновь затуманилось. Перед глазами замельтешили какие-то точки, поплыли огненные блики, заслоняя картины реального мира, пока, наконец, безликая пустота лишенного сна забытья не вытеснила и их...
Очнулся он в замке. Под головой была подушка, набитая травами, дурманный дух которых наполнял каждый вздох, баюкая душу покоем. Его окружал просторный зал с высокими стенами и синим, точно ясное небо, потолком, по которому облаками скользили тени. Их очертания все время менялись, представляясь то белокрылыми лебедями, то пушистыми, длиннохвостыми лисами, то небесными замками, легкими, точно пушинка, легшая на крылья ветра. Рядом - никого. И тишина...
Он так стосковался по ней и потому в первый миг потянулся всей душой, но потом, насытившись, отпрянул. Она была совсем пустой, эта тишина, такой холодной и отчужденной, что богу солнца даже показалось, что он не в колдовском замке, а подземных пещерах Кигаль.
Мир был так прекрасен, являя собой исполнение самой заветной мечты, что привыкшему видеть грань между реальным и желаемым разуму казался всего лишь миражом и никакие новые доказательства обратного не способны были разубедить его. А нет ничего более мучительного, чем продолжать мечтать, понимая, что мечта - лишь обман.
"Дух!" - когда не осталось сил терпеть боль разрывавшейся на части души, позвал он хранителя замка.
"Да, повелитель?" - тотчас отозвался тот.
"Перенеси меня на воздух. Душно здесь..."
"Я открою окна..."
"И стены давят".
"Если ты пожелаешь, я раздвину их..."
"Дело не в замке, а во мне... - он болезненно поморщился. - Это трудно объяснить..."
"Ты словно и не возвращался вовсе. Телом здесь, но душой... Душой где-то неимоверно далеко... А, главное, сердцем".
Черногор несколько мгновений молчал, поджав губы.
"Перенеси меня на воздух, дух", - вновь попросил он и, хотя домовому меньше всего на свете хотелось выпускать колдовского короля из-под защиты своих стен, он не смел возражать, и не мог больше медлить.
"Куда? Куда тебя перенести, повелитель? К подножию замка?"
"Нет... - он и сам не знал, куда, зачем. Просто не мог больше оставаться здесь, в этом месте. - Пусть это будет какая-нибудь поляна в лесу... Подальше отсюда..."
"При всем моем желании я не смогу отнести тебя туда, куда ты стремишься. Прости, повелитель, но я должен тебе это сказать. Того мира, что привиделся тебе в бреду, нет. Уже нет, еще нет - не знаю. Но нет. Ты слышишь - нет! Как нет и всех тех, кто его населял. И тебе будет лучше с этим смириться. Потому что это единственный путь... - он ждал, что король велит ему замолчать, когда раб не может учить своего хозяина жить, но тот молчал. И домовой продолжал, несколько осмелев: - Лишь когда ты сердцем, душой поймешь это, ты по-настоящему вернешься к нам. На самом деле. Полностью, целиком... - и вновь тишина, ни слова, ни движения головы или глаз. Колдун просто ждал, когда будет выполнена его просьба, до тех пор погрузившись в какие-то свои мысли - далекие и отрешенные. - Ты... Ты не слышишь меня, - в его голосе сквозила боль, текла, как кровь из открывшейся раны. - Хорошо, повелитель, сейчас я исполню твою волю, а потом покину тебя. Чтобы не надоедать своим навязчивым присутствием. Но если я понадоблюсь, только позовешь - я тотчас примчусь, готовый выполнить любой приказ. Даже если тебе так надоест замок, что ты захочешь сравнять его с землей..."
Колдун слышал его слова, но, как бы ни были они горьки, ничто не трогало его душу. Она не вздрагивала, не трепетала раненой птицей при мысли о том, что прежде казалось самой ужасной из бед. Словно весь огонь ушел из нее, последний уголек угас...
Он понимал - дух ждал от него хоть какой-нибудь реакции, но продолжал молчать, не видя смысла в неискреннем сочувствии и притворных сожалениях. Ему в самом деле было совершенно все равно, что произойдет с этим замком, с этим миром... Нет, конечно же, он не желал ничего плохого ни одному из тех, кто был рядом с ним сейчас. Он был готов отдать жизнь за самого малого из них, но...
Черногор не заметил, как оказался на поляне посреди зеленого леса. Над головой шумел густой изумрудной листвой могучий дуб, который был старше всех живших ныне на земле. От него веяло мудростью и покоем. И еще грустью. По тому, что было и чего уже никогда не вернуть.
"Да. Все стало другим. Может быть, потому что ничего этого нет..." - он до сих пор не мог поверить в то, что он действительно вернулся назад.
Щеку щекотнула непослушная травинка, выбившаяся из зеленой пряди земли. Над ухом застрекотал кузнечик. По высокому синему небу словно огромные птицы пролетели гонимые ветром белоснежные облака. Все было таким привычным, знакомым с далекого детства, и, все же...
"Ветер разгулялся не на шутку. В пустыне, должно быть, поднялась метель... - мелькнула мысль, придя неизвестно откуда. - О чем это я? Здесь нет никакой снежной пустыни. Да, зима придет. Но потом. Еще не скоро. Ведь сейчас - самое начало лета. И долгой она не будет. Так - краткое мгновение приграничья рядом с... - с силой сжав губы, он на миг зажмурился, мотнул головой, прогоняя причинявшие боль воспоминания. - Ну почему так всегда: мечтаешь не о том, что имеешь, а чего не в силах вернуть? Если бы только было возможно изменить..."
Какое-то время он лежал, слепо глядя в никуда. А потом... Потом, когда его глаза начали различать образы, которые, правда, все еще представлялись не более чем призраками, тенями, лежавшими на грани между тем, что было когда-то, и тем, чего никогда не могло быть, он увидел тоненькую детскую фигурку. Девочка в длинном цветастом сарафане стояла возле такой же юной, как и она, березки, и ветер перебирал локоны ее длинных золотых волос.
И ему показалось...
-Малыш!
-Да, Старший! - та тотчас подбежала к нему, упала на колени в траву, потом, смутившись, покраснела, торопливо зашептала: - Прости, мой король. Наставница говорила мне, что теперь мы должны называть тебя так, но я почему-то вдруг все позабыла... - заметив тень удивления и неузнавания в его глазах, она растерялась, испугалась, решив, что сделала что-то не так, нарушила какой-то закон, совсем оробела и зашептала, заикаясь и пряча глаза. - Я... Я гуляла в лесу. И случайно оказалась здесь. Прости, если потревожила твой покой. Я сейчас уйду...
-Как тебя зовут, девочка? - заставив свой голос звучать как можно мягче, спросил он.
-П...Полеся...
-Так ты воспитанница Дубравы! - наверное, впервые за все то время, что минуло с его возвращения в колдовские земли, он улыбнулся. И не важно, что эта улыбка была невеселой, несла в себе моря задумчивости и горы грусти.
-Мой король, если... Если я в чем-то виновата, накажи меня, но не говори наставнице, прошу тебя! Я...Я не хочу, чтобы ей было за меня стыдно!
-Успокойся, милая. Ты ни в чем не виновата.
-И... Ты не сердишься на меня, Старший? Мой король?
-Конечно, нет. ...Милая, посиди со мной.
-А... Можно? - ей так этого хотелось! Она мечтала расспросить Старшего о том сражении с Потерянными душами, о мире, который он видел в своем сне. Обо всем! Вот если бы он рассказал ей! Тогда бы все остальные - и колдуны, и лишенные дара - захотели бы поговорить с ней, послушать ее рассказ.
-Конечно, можно, девочка. Разве есть такой закон, который запрещал бы говорить со Старшим?
-Но с королем... - она все еще сомневалась. Эти перемены, которые коснулись мира, были ей не понятны. Все казалось таким странным... А еще наставница все последнее время повторяла ей: "Будь внимательна со Старшим. Будь почтительна с ним. Ведь он теперь - колдовской король. Даже больше - тот, кто стоит между людьми и богами!" Однако раз таково было его желание...
Девочка села в траву, поджав под себя ноги, потом осторожно подняла голову, впервые за все время разговора решившись заглянуть собеседнику в глаза.
