Но вот минули секунды — и все кончилось. Каждая клеточка его изнасилованного наукой организма по-прежнему горела, пронзенная тончайшим силиконовым усом. Но теперь Катилина мог двигаться — шевелить дрожащими руками, взмахнуть ресницами над воспаленными глазами.

Сверху высокой тенью под кружащимся потолком навис человек по имени Глазго. Экс-легат хлопнул веками — евнух ухмыльнулся.

— Катрина. Бета-19-725, — произнес он, — теперь это твой номер, детка. Отзывайся.

Потом Глазго выпрямился и, отстегнув от пояса махейр-электрошокер, с размаха врезал пленнице энергетическим разрядом в висок.

Дубинка затрещала, посыпались искры. Словно молния прошила легату мозг. От резкой нечеловеческой боли Катилину снова парализовало. Закатив глаза и скрючившись в нелепой позе, он застыл на полу. Холеное женское тело стало бездвижно как труп.

— Добро пожаловать в Школу! — отсалютовал евнух полуобнаженной девушке и крикнул своим. — Изделие в сторону. Следующая!

Четыре оставшиеся в прайде женщины испуганно забились вдоль стен.

Трое мужчин развернулись к ним, поигрывая дубинками.

На какое-то время Катилина полностью потерял способность двигаться, но остался способным видеть. Голова, замершая на полу пустой тыквой, смотрела туда, куда уставилась в момент падения — на дверь.

Затем, его тело грубо оттащили в сторону, и, уткнувшись затылком в стену, он мог наблюдать, как через только что выстраданную им пытку проходят его «подруги». Подруги по несчастью, конечно. Одна за другой.

Через десять минут все было кончено.

Осторожно отталкиваясь от стены все еще не послушными, безвольно болтающимися руками, Катилина пополз вперед.

Все девушки реагировали на «процедуру» по-разному.

Мерелин и Лилит, которым, по всей видимости, проходить через такое было не впервой, тихо давились слезами, но при этом послушно и молча дожидались, пока пройдет парализующий шок, безвольными тушками валяясь вдоль стен.

Эффи, которую обрабатывали второй и которая соответственно смогла прийти в себя сразу за Катилиной, громко и грязно ругалась, уткнувшись лицом в колени.

И только Роксана, полностью подавленная не только болью, но и окончательным осознанием своего бесправного состояния, рыдала взахлеб. Слезы лились по ее лицу ручьем, у Рокси случилась настоящая истерика. Она то билась головой об пол, то сдавленно завывала и вытягивала шею как раненая волчица.

Отталкиваясь от пола, Катилина подполз к центру комнаты — поближе ко всем. Дышать было тяжело. Сраженная электрическим шоком диафрагма с каждым движением обжигала мозг волной боли.

Немного зло Катилина посмотрел на Мерелин. Та чуть шевелила губами и, по всей видимости, уже могла говорить.

— И что теперь? — спросил экс-легат у «старшей» их прайда. — Период адаптации закончен?

Мерелин опустила ресницы.

— Закончен, — медленно подтянув руку, она вытерла мокрые глаза. — Мы зарегистрированы, поздравляю.

— Вот спасибо. И что, так всегда?

— Нет. Обычно шунт вставляют в висок под общим наркозом. Но нигде не регламентировано, что агнатов нужно шунтовать без боли. Процедура проводится по усмотрению старшего евнуха.

— Эту сволочь зовут Глазго Деморти, если не ошибаюсь?

— Господин Глазго Деморти. Ага. Весельчак, правда?

Вслед за Эффи легат грязно выругался — с вывертом, по-кавалерийски.

— Сдерживай себя, — укорила его Мерелин и тоже поднялась, с трудом двигая конечностями. — Нужно терпеть. Нужно вставать. Они вернутся через несколько часов, а потом… Ты слышишь крики в коридоре? Скоро наша троица евнухов вместе другими группами по нейрошунтованию пройдет по всем камерам. После этого новые прайды погонят на общий сбор… Если не сложно — помоги Роксане, она так голову себе разобьет.

Кавалерист кивнул и, закинув роскошные женские волосы за спину, пополз к рыжеволосой.

Время постепенно шло, и девушки медленно приходили в себя. Жизнь в «отстойнике» возвращалась в привычное русло. По заверениям Мерелин «до утра» охранники должны были закончить процедуру нейрошунтования, а затем вывести наложниц на общий сбор для знакомства с расписанием и администрацией Школы.

Сидели, как и раньше, вдоль стен. Тихо. Вяло. Бессмысленно.

Медленно поворачивая голову, Катилина в который раз откровенно рассматривал подруг по несчастью. Признаться, он был необычайно удивлен. Конечно, в последние сутки его новой жизни (или, возможно, первые сутки его реальной жизни — смотря как считать) его удивляло многое. Но в данный момент он поражался расцветкой волос, а также некоторыми иными чисто физическими особенностями своих сокамерниц, которые стали заметны при пристальном рассмотрении.

Все девушки являлись обладательницами идеального бюста — вне зависимости от роста и комплекции. Впрочем, его грудь (в смысле — грудь шатенки «Катрины») выделялась даже на этом фоне. На коже девушек полностью отсутствовали родимые пятна, волосы, вообще какие-то кожные дефекты. Великолепные длинные шевелюры ниспадали на плечи красавиц пятью волнистыми водопадами.

«Клоны, это понятно, — подумал про себя Катилина. — Искусственные люди-изделия и должны быть изготовлены идеально». И все же… он видел пред собой нечто большее.

Цвет глаз и волос девушек был их естественным цветом!

Насколько понимал Катилина в подобных вопросах (а понимал, конечно, не много), он смотрел не на краску и не на цветные линзы. Все что он видел перед собой, являлось ему настоящим. Но какая присутствовала палитра!

Великолепная стройноногая Роксана при волосах «под кумач» имела нежно-розовые, а иногда (в зависимости от угла зрения) откровенно оранжевые зрачки. Яркие, как цветочная пыльца.

Лилит в своих синих кудряшках, напротив, смотрела на мир огромными глазами, золотистыми, как большие «винные» топазы, по карат пять каждый.

А вот чудесные локоны Эффи блистали в свете яркой потолочной лампы подобно полированному эбену, оттеняя этим удивительным блеском ярко-зеленые, почти бриллиантовые очи.

Более-менее «привычной» расцветка глаз и волос оставались только у него и у Мерелин. Мерелин владела сияющей платиной кудряшек и антрацитовым взглядом. У Каталины был шоколад в шевелюре и лед горного озера — в зрачках глаз: карий и темно-синий. Все это Катилина видел в своем отражении, прямо на полу…

Однако сочетания цветов являлись именно «цветочками»! «Ягодками», Катилина мог бы поклясться, являлись глаза окружающих его девушек. Они не просто отражали свет, а испускали зримое внутреннее сияние, озаряющее радужку, как игра искорок на плоскостях граненого алмаза.

Вот перед ним зрачки Эффи, они подернуты тонкими молниями, и когда глядишь в них, то кажется будто падаешь в бездну, со стенками из изумрудных скал…

Глаза Роксаны, вообще, более похожи на кошачьи, чем на глаза человека, с вертикальным, узким зрачком…

У Лилит — очи огромные, как маленькие блюдца, миндалевидной формы, не глаза — настоящие озера. Неужели все это — натурально?

«Конечно же нет!» — легат мотал головой.

Яркость, насыщенность зрачков, пышность их цвета и необычность фактуры, даже если не обращать внимания на саму палитру, казались слишком контрастными, жгучими. Таких не могло существовать в природе!

Кожа девушек также вызывала у него сомнения. Она поражала не только своей идеальной гладкостью и чистотой, но и чем-то еще…

Катилина задумался, в очередной раз обегая глазами «свой» прайд. Задумался и через секунду вдруг осознал, в чем состоял подвох. Он заключался в пигментации! Цвет этой гладкой, бархатной кожи как будто специально подбирали под цвет глаз и волос их носителя.

Цвет кожи девушек явно не зависел от загара (да и где бы клоны могли загореть после изготовления?), он был, по всей видимости, запрограммирован генетически.

У Лилит кожа имела оттенки голубого, с нежными венками под тончайшей, прозрачной пленкой.