— Их вырастила твоя бабушка, — сказала Лея Вермеер. — Они были ее хобби. Даже не знаю, что с ними будет теперь, когда ее не стало.

— Может быть, Гейни ими займется…

— Гейни? — Лея рассмеялась. — Орхидеи — последняя на свете вещь, о которой Гейни станет думать. — Она задержалась в дверях: — Но, может быть, ты…

— Я, наверное, скоро уеду из «Салема», — вздохнула Кэролайн.

— Твоя бабушка хотела, чтобы ты осталась здесь. Она на это надеялась.

Лея еще задержалась в дверях, и Кэролайн вдруг обратила внимание на портретную галерею вдоль лестницы, по которой они только что прошли. С полотен на девушку смотрели суровые мужчины и неулыбчивые женщины, и всех их объединяло одно: выражение целеустремленности на лице. Глядя на них, становилось понятно, что в жизни для этих людей важен был только «Салем» и ради него они могли сделать все на свете.

— Может быть, Гейни женится и за орхидеями будет ухаживать его супруга? — Кэролайн нашла, как ей казалось, наилучшее решение проблемы.

— Вот это будет номер! — загадочно ответила Лея. — Гейни вообще не похож на человека, который когда-либо женится. Хотя, может, он изменится, когда вступит во владение «Салемом»… Но хватит сплетничать, — спохватилась она. — Ты же должна привести себя в порядок. Как закончишь, спускайся вниз, будем пить чай. Я думаю, юрист захочет вернуться в Дурбан до заката.

Кэролайн переоделась и спустилась в холл. Там собралось около дюжины человек, и все они с любопытством уставились на нее. Кэролайн догадалась, что это собрание состояло в основном из старших слуг в «Салеме». Рядом с Леей стоял высокий, тощий господин, который мог быть только ее братом.

Лея представила его:

Это Иоганн. У нас ферма в Ледисмит. Когда ты здесь хорошенько обоснуешься, обязательно приезжай к нам.

Кэролайн поздоровалась с Иоганном за руку. Это был сутулый лысеющий человек с рассеянным лицом и добрым взглядом. Его тонкие мягкие волосы венцом росли вокруг лысины, а кости выпирали даже сквозь пиджак.

Я могу не остаться на такой срок, чтобы приехать к вам в гости, — с искренним сожалением в голосе сказала Кэролайн.

Как это — «могу не остаться»? — вмешался подошедший Гейни. Он обнял ее за плечи. — Нет никакой спешки с отъездом, милая. Ты всегда желанная гостья в этом доме.

Лея покосилась на Гейни, разливая чай за большим восьмиугольным столом в центре холла.

Ты как всегда щедр, Гейни, — сухо заметила она, обращаясь к серебряному заварочному чайнику. — В «Салеме», похоже, не скоро что-либо изменится.

Не изменится? — Гейни, похоже, искренне удивился. — Конечно, изменится! Время же не стоит на месте, Лея. И мы должны идти в ногу с ним — ты же знаешь, что в некоторых вещах «Салем» отстал от мира не меньше чем на полстолетия.

Порядки в «Салеме» были такими, какими хотела их видеть твоя бабушка, — мягко напомнила ему Лея.

У дальней стены холла столпились банту. Все они были в траурных одеждах в знак памяти по своей хозяйке. Они будут носить их в течение месяца — в знак уважения к ней, уважения детей к матери. На них не было традиционных ярких юбок, замысловатых головных уборов, блестящих цепочек искусного плетения. Банту выглядели так, будто им не терпелось поскорее уйти. Они ждали, когда юрист из Дурбана зачитает завещание покойной. Юриста звали Чарльз Мэндерс, и он, в свою очередь, не мог дождаться, когда с чаем будет покончено, — ему не терпелось исполнить свои обязанности.

Давайте начнем. Это не займет много времени. Я рад, что вы все наконец собрались. — Мэндерс бросил быстрый взгляд на Кэролайн. — Так как вы упомянуты в завещании миссис Вермеер, я счел необходимым отложить оглашение до вашего приезда, мисс Нортон.

«Столько людей из-за меня задержалось! — уныло подумала Кэролайн. — Неужели они не могли зачитать завещание без меня?» Бабушка, наверное, оставила ей что-нибудь на память — эту безделицу легко мог передать ей Гейни, чтобы не тратить драгоценное время мистера Мэндерса.

Юрист начал с посмертных даров слугам — небольших денежных сумм и ценных вещей. Подарки вызывали слезы благодарности у женщин; мужчины принимали их молча. Теплая волна доброй памяти по покойной окутала холл, хотя по слугам было заметно, что они беспокоятся: что же будет с ними при новых хозяевах? Их выразительные черные глаза снова и снова обращались к Гейни, словно ожидая от него какого-нибудь знака.

Кэролайн заметила, что Гейни пребывает в приподнятом настроении. Он уютно расположился в бабушкином кресле: красивые руки лежат на подлокотниках, ноги вытянуты и скрещены — настоящий хозяин ситуации, которую он, несомненно, много раз проигрывал в своем воображении.

Моей внучке, Кэролайн Анджеле Нортон, я завещаю мою мебель и драгоценности, за исключением сапфиров, которые я отдаю Лее Вермеер, двоюродной сестре моего покойного мужа, который любил меня и заботился обо мне в течение многих лет.

Кэролайн взглянула на Лею, которая сидела напротив нее в дальнем конце холла — удивленная и растроганная. В этот момент Кэролайн не заботило, что бабушка завещала ей самой, хотя ее и порадовало, что она тоже упомянута в посмертной воле. Пожилая леди, которую Кэролайн никогда не знала, была более чем щедра к ней.

Кэролайн посмотрела на Гейни, сидящего в кресле у камина. Его лицо не выражало ничего.

Также вышеупомянутой Кэролайн Анджеле Нортон я завещаю половину всей моей собственности, известной как имение «Салем». Вторую половину имения я завещаю ее двоюродному брату, Генриху Альберту Вермееру. Вышеупомянутое имение должно находиться в их совместном владении и управляться должно также совместно…

Голос юриста утонул в хаосе мыслей, завертевшихся в голове Кэролайн. Наверное, это ошибка! «Салем» должен был полностью перейти к Гейни… Что-то здесь не так! Она смотрела, как Гейни начал медленно подниматься с кресла, затем упал обратно. На его губах застыла неестественная улыбка.

Какой поворот сюжета, — тихо прошептала Лея. — Я рада за тебя, Кэролайн, но Гейни это вряд ли понравится. Он ждал долгие годы, чтобы стать полноправным хозяином «Салема». Иногда ему было очень нелегко ладить с бабушкой, но он терпел: у него была цель.

Юрист посмотрел в их сторону, и Лея замолчала. До конца завещания было еще далеко, но Кэролайн уже не слушала. С неба на ее голову упала половина «Салема», и, хочет она того или нет, ей придется принять на себя ответственность.

Слуги начали расходиться из холла и возвращаться к своим обязанностям. Гейни подошел к Кэролайн.

Думаю, мы можем называть друг друга партнерами.

Это же несправедливо по отношению к тебе. — Кэролайн очень трудно было находить нужные слова. — Должен же быть какой-то способ изменить завещание?

Ты же слышала, что сказал юрист. — Гейни пытался справиться с разочарованием. Получалось не очень хорошо. — Наша глубокоуважаемая бабушка все сделала по-своему — на века. — Его красивый рот изогнулся; в улыбке была некоторая доля презрения. — Ты знаешь, она любила власть и показывает ее даже после смерти. Единственный возможный способ избавиться от «Салема» — это если один из нас продаст свою половину другому. Бабушка сделала так, что «Салем» будет принадлежать Вермеерам хотя бы еще одно поколение.

Но, я же не Вермеер! — запротестовала Кэролайн.

Зато твоя мать — Вермеер. А в тебе — ее кровь.

Это все так… неожиданно.

Гейни засмеялся, смех звучал искренне, несмотря на выражение лица:

Не расстраивайся, дорогая. Ты всегда можешь выйти за меня замуж.

Гейни, давай не будем шутить на эту тему, — в смятении попросила Кэролайн. — Я чувствую себя так, будто в чем-то тебя обманула.

Ни в коем случае, только не ты! Я знаю, что ты была бы вполне удовлетворена мебелью и драгоценностями. Бриллианты у бабушки просто великолепны. Лее достались сапфиры как компенсация за долгий путь из Ледисмит. Они были ее заветной мечтой.

Гейни говорил язвительно, даже злобно — видно было, что он сильно переживает из-за потери половины имения. Кэролайн почувствовала, как нужен ей чей-нибудь совет, и мысли ее — странное дело! — обратились к Дарвэлу Преториусу.