Это была Екатерина, выплакивавшая свое горе за деревянной перегородкой. Девушка была страшно тронута; великая мучительная жалость овладела ею. В известные моменты своей жизни женщины способны растрогать звезды. Под влиянием безотчетного побуждения, она оставила свою комнату, постучала к Екатерине и вошла.

Екатерина поднялась и растерянным взглядом посмотрела на нее; притягательная сила сочувствия в глазах Фелиции и протянутые руки невольно привлекли ее. Она шагнула вперед и с тихим криком, выражавшим не то всхлипывание, не то приветствие, бросилась в объятия Фелиции.

— Я услышала и решилась зайти, — заявила Фелиция.

Екатерина не ответила. Долгое время сидели они молча, обнявшись, причем горе старшей из них приняло характер грусти, благодаря ласке и нежданной нежности второй. Она тихо плакала в объятиях девушки.

— Как хорошо, что вы пришли, — сказала она, наконец. — Я разбита… совершенно разбита.

— Я это почувствовала, — мягко отозвалась Фелиция. Она слегка погладила прекрасные волнистые волосы Екатерины и поцеловала ее в лоб. — Все со временем устроится, дорогая.

Но Екатерина покачала головой.

— Бывают случаи, когда все кончено и безвозвратно. Радость покидает сердце человека на вечные времена.

— Не могу ли я что-нибудь сделать для вас? Я думаю практически. Видите ли, я знаю… я могла бы…

Она колебалась, касаясь этого щекотливого дела. Екатерина подняла свое залитое слезами лицо и с любопытством посмотрела на нее.

— Вы его любите… и готовы мне помочь?

— Потому что он вас любит, дорогая, — сказала Фелиция, — и потому, что я поняла, что была к вам очень несправедлива… плохо о вас думая.

— Что заставило вас стать лучшего обо мне мнения?

— Интуиция, возможно… и когда я постаралась понять, что значит для вас его любовь. Он мог бы полюбить только того, кто его достоин.

— Вот потому-то он и не может больше меня любить, — тихо проговорила Екатерина.

Она остановилась на минуту, так как у нее захватило дух. А затем она торопливо продолжала, нервно перебирая пальцами.

— Случилось нечто, после чего он не может любить меня… Я больше с ним не увижусь. Я уезжаю сегодня вечером… посмотрите, — она указала на еще не увязанный, но полный дорожный мешок, лежавший на столе. — И я исчезну навсегда из его жизни.

— Но я не понимаю! — крикнула огорченная Фелиция с ужасом. — Что могло заставить его перестать любить вас?

— Я, Фелиция, не была тем, что свет называет порядочной женщиной. Богу известно, что я отбыла уже наказание… однако, самое страшное из всех наказаний приходится испытать сейчас… приходится отказаться от столь страстно жданного счастья, к которому так сильно стремиться могла только женщина, жившая так, как жила я. О, дитя мое, моя милая, нежная девочка, женщине в свете иногда выпадает на долю тяжелый путь.

— Почему всегда должны страдать женщины? — спросила Фелиция.

— Почему? Одному Богу известно. Такова жизнь.

— Если бы я была мужчиной, — заявила Фелиция, и глаза ее загорелись, — я считала бы низостью возлагать ответственность на женщину, если бы я ее любила.

— Бывают вещи, которые убивают любовь, — с горечью возразила Екатерина.

— Вам это Рейн сказал?

— О, нет. Он слишком благороден.

— Откуда же вы это знаете?

— Моя милая, когда вы оставляете срезанный цветок на солнце, вы знаете, что он завянет. Нет необходимости следить за ним, чтобы убедиться в этом.

— Но… если он продолжает вас любить? Он любил вас вчера вечером… Он любил вас сегодня утром.

— Тс! Я сказала вам. Что я сделала, того не переделаешь.

— Но вы его любите, Екатерина, — вырвалось стремительно у Фелиции.

— Разве вы не видите, что я подписала свой смертный приговор? — крикнула Екатерина.

Голос ее задрожал, и она посмотрела на Фелицию блестящими глазами:

— Я буду любить его до самой смерти, как лучшего и умнейшего человека из живших на земле.

Она встала, прошлась по комнате, вернулась, положила свои руки на плечи Фелиции и заглянула в ее молодые удивленные глаза:

— Дорогая, — сказала она, — я всегда буду помнить, что вы для меня сегодня сделали. Когда вы явились ко мне, я уже думала, что сердце мое разбито… но ваша ласка, словно чары, незаметно пробралась ко мне… и вот, вы видите, я могу разговаривать совершенно разумно, улыбаться, словно снова обрела себя. Вам следует попрощаться со мной, дорогая. Я должна скоро уехать. Но вот что я хочу вам сказать перед этим. Отнеситесь ко мне великодушно… о, не плачьте, дитя мое… достаточно было слез на сегодняшний день… думайте обо мне, дорогая, как о женщине-сестре, однажды уклонившейся от проложенного пути, к которой судьба оказалась слишком жестока. И, милая Фелиция, когда я уеду… вам надо будет употребить мало, очень мало усилий, чтобы заставить Рейна полюбить вас.

— О, нет! — горячо запротестовала Фелиция.

Но Екатерина улыбнулась своей грустной сдержанной улыбкой.

— О, да! Он не может не полюбить вас, и Бог дарует вам счастье.

— Я не в силах так уйти. Я не в силах! — рыдала Фелиция.

— Всем нам приходится подчиниться своей судьбе, — заметила Екатерина. — Прощайте же, дорогая… да благословит вас Бог.

Через несколько минут Екатерина снова была одна, заканчивая свои приготовления к отъезду.

„То, что вы узнали относительно меня, — писала Екатерина Рейну, — я собиралась сказать вам накануне вечером. Я написала вам длинное письмо, но у меня не хватило сил отправить его. Я решилась лично вам все сказать. Но говорить с вами вчера вечером для меня было невозможно, так как я слишком сильно страдала.

История моей жизни проста. Я вышла замуж за человека значительно старше меня, который обращался со мной с кроткой важностью, принятой моим девичьим своеволием, как жестокость… масса слез… великая жажда любви, не находившая себе удовлетворения… встреча с веселым, беззаботным человеком, осветила, так казалось, сумерки моей жизни… а затем… известно вам.

Не судите меня сурово, Рейн. Но забудьте меня. Забудьте, что я явилась и расстроила вашу жизнь. Даже если бы имя мое не было опозорено, я не была бы для вас достаточно хорошей женой. Забудьте меня и отдайте свое сердце той, которая даст вам больше счастья, чем могла бы дать я… более молодой, более прекрасной и более чистой. Она вас любит. Полюбите ее и вы.

Я много выстрадала, пока нашла в себе силы написать это. Это я прощаюсь с вами. Свидание с вами слишком больно было бы для нас обоих. Сегодня утром, как вы знаете, я виделась с мистером Гокмастером, и я обещала ему выйти за него замуж. Судьба за нас устраивает подобные дела. До последнего дня моей жизни я буду молиться о вашем счастье. — Е.С".

Лицо Рейна не дрогнуло при чтении письма. Мужчина быстро утомляется при следующих одно за другим душевных волнениях. Он нашел опору в своей гордости, которая не позволила малодушию овладеть им. Он был недоволен тем, что позволил себе увлечься Фелицией, и как естественная реакция за этим последовал порыв горячего чувства к Екатерине. Сейчас порыв этот удалось сдержать благодаря спокойному и холодному тону письма и поразительному известию о браке ее с Гокмастером. Он был совершенно потрясен. К своему ужасу, он почувствовал страшную пустоту в жизни. Казалось, будто ее заполнили бесцельные тени. Он сжал зубы и завернулся в гордую тогу сильного человека. Мысль о его сходстве с Джоном Мечтателем была для него как бы ударом плетки. Он смял письмо в руках и зашагал по комнате.

Она собиралась выйти замуж за Гокмастера. Это было бы невероятно, нелепо, если не предположить одного… оживления старой страсти, которая уже когда-то ради этого человека отшвырнула в сторону общественные преграды. Эта мысль была оскорбительнее всех, она мучила его, давала волю более низким его чувствам, лишала способности ясно разбираться в сложных и тонких явлениях. По-видимому, если человек не может в известных случаях опуститься ниже самого себя, то он не может и сразу возвыситься над собою.