Очнулась в его кабинете. Медсестра наклонилась, колдует со мной. Вижу встревоженное лицо и слышу его голос. Он спрашивает сестричку, как я себя чувствую, что надо. Она отвечает ему, что со мной был обморок и мне надо на свежий воздух. Он бросается к окнам, возится и распахивает. Мне становится лучше, и я улыбаюсь ему. Сестра ушла за подмогой. Он присел рядом, взял мою руку. Гладит. Говорит.

— Не пугай меня, слышишь, красавица. — Это он мне! Я в его глазах красавица!!! Спросил меня, как зовут. Ели-ели прохрипела.

Он — Понятно, значит Любочка — однолюбочка.

Я — Спасибо, Серафимушка

Он — Спасибо, за что?

Я — За то, что заметил.

Он — Заметил давно, подойти не решался.

Я — Ты подошел и вот я у твоих ног.

Он — А это правильно? Ты же еще девочка?

Я — Девушка, Любочка — однолюбочка. Мне уже семнадцать

Он — Мне, тридцать семь. Жена, дети, и эта фабрика.

Я — Пусть они будут. Я однолюбочка, Серафимушка. Мне фабрик не надо.

Он — А что тебе надо?

Я — Только одного.

Он — А как же все остальное?

Хотела ответить, но тут входят люди и тянут меня в медчасть. Я только мельком взглянула и вижу его задумчивые глаза, которые смотрят мне в след с вопросом. С этим взглядом я исчезаю надолго»

«На две недели меня упекли в больничный стационар. Между прочим, это по его просьбе, как выяснилось потом. На второй день мне принесла медсестра красивый букет из простых цветов.

— Это от него, — Сказала. — Ой, какой симпатичный и милый мужчина!

Я знала, что это от него. Расплакалась. Опять прыгнуло давление и мне попало. Три дня ко мне никого не пускали. На третий, приехала мама.

После расспросов и слез, я ей все рассказала. Мы сидели одни, на солнышке и я хорошо видела ее глаза. Она с удивлением, долго смотрела на меня, а потом сказала, что она и не заметила, как я выросла. Я стала настоящей красавицей. Так она сказала.

Вместо упреков, она рассказала, как так же влюбилась, как и я, в женатого и умницу. Ее единственного мужчину. А потом, глядя мне в глаза, сказала, что ни о чем не жалеет. И что ей в жизни повезло, она была близка с настоящим мужчиной. Знала, что ее любили, и она любила. И что мы, с Машкой, ее и его любимые дети. А то, что Машка такой родилась, так это за все ее грехи. Сладкие эти грехи, ой какие они сладкие.

Сидели и молчали. А потом она мне говорит.

— Красавица моя, поступай так, как велит твое сердце. Никого не слушай. Это твоя жизнь. Ты ей распоряжаешься сама. Как поступишь, так и будет. Помни, что за все в своей жизни, что ты сделаешь, тебе придется заплатить. Решай сама. Ты стала взрослой и скоро станешь женщиной.

Я подняла голову. А она.

— Да, да родная! Когда ты выбираешь мужчину, то девочка становится женщиной».

«Сегодня состоялся разговор с Наденькой — директрисой фабрики.

Сразу, как только она прошла к себе в кабинет и поздоровалась с нами, ко мне подошла секретарша Наташка, отвела меня в сторону и тихо сказала.

— Слушай, Любка. Я ничего толком не знаю, но вчера слышала разговор на повышенных тонах Наденьки с нашим Геночкой. Такого я не помню ни разу. Они никогда не ругались. А тут. Вообще, что я услышала, так это то, что тебе сегодня «вывернут матку наизнанку», Наденька так и сказала. Ты представляешь! Она так сказала о тебе!

Она сопела напудренным носиком рядом со мной и все озиралась по сторонам. А потом, кивнув кому-то, продолжила.

— А Геночка выходил и так саданул дверью, что у меня чай для Наденьки разлился. Вот, как. Извини, меня. Но я тебя не видела и ничего не говорила. Я молчу, я могила!

И она, улыбаясь всем нам, медленно уплыла за дверь. Девки, меня спросили о том, что этой пигалице от меня нужно. Знали, что она хоть и была воображуля, но без обидной. Она всегда старалась кого-то из нас предупредить заранее, когда нависала гроза над чьей-то головой.

Девки меня тормошили, расспрашивали, а я словно заморозилась. Молчала и пыталась работать. Раскрой был очень сложным, и я все никак не могла сосредоточиться и примериться. У меня все валилось, из рук и голова никак не могла включиться, в работу. Девки и я нервничали.

Я ведь уже давно была у всех их в авторитете, когда настояла на своем и то, что я предложила, решило, наконец, надоедливую проблему с серийным пошивом модели одного очень крупного заказа. А решила я эту проблему не одна, а с мамой. Рассказала ей все и показала. Мы с ней советовались, а потом я, все — таки, нашла наше совместное решение. С той поры я все время стояла на раскрое и не скрою, все заказы сначала прогоняли по моим закройкам, а уже потом, они шли на пошив фабрики, в серию. Это была идея Наденьки, нашей директрисы и меня перевели сюда, рядом с ее кабинетом. Здесь, за стеклянной перегородкой мы колдовали, в составе группы кулибиных, как называли нас все девки, на фабрике. Я этим местом очень гордилась и дорожила. Еще бы! Мне только восемнадцать, а я уже веду всю фабрику за собой! Мама, когда узнала, то написала письмо Наденьке, и я его передала. Она прочитала, а потом долго со мной беседовала в своем кабинете. После чего меня перевели постоянно на это место и присвоили третий разряд. А теперь? Что мне ждать? Понятное дело, не милости. Но, что?

Перед самым обедом секретарша Наташка вышла и попросила меня зайти в приемную к директору. Девки думали, что это по поводу моей вчерашней промашки, которую я хоть и исправила во время, но несколько платьев пошло на перешив, из-за меня. Пусть думают. Меня это вполне устраивало. Я то, знала, что меня ждало и почему этот вызов сегодня».

«Продолжение. Когда я вошла в кабинет к Наденьке, то она поздоровалась, а потом сказала, что я очень похожа на маму и она ее знает больше пятнадцать лет. Они вместе работали, пока мама не родила Машку. Мама была лучшей закройщицей фабрики. Так, что и я должна стараться, как мама. О моих трудовых успехах она наслышана и решила поставить меня, так же как маму, на раскрой. А вот, что касается моих других успехов? Она смотрела на меня и как бы спрашивала, поняла ли я ее. Я смотрела на нее и, по-видимому, она что-то такое решительное, увидела в моем взгляде и молчала. Но и я молчала. Время тянулось, и секретарша уже пару раз заглядывала, а мы все сидели молча. Наденька меня внимательно рассматривала. Наконец, она медленно и не очень дружелюбно говорит, что бы я не разваливала ей коллектив и не лезла в чужую семью.

Мне все в этом разговоре не нравится, и я не могу согласиться, с такой постановкой вопроса. Поэтому ей так и говорю. Она слушает, а потом мы опять выпадаем надолго в молчанку. Наташка уже раз пять заглядывает, а мы все молчим. Наконец Наденька, оставляя за собой поле, нашего невидимого сражения, говорит мне, что с завтрашнего дня я буду работать закройщицей, а это рядом с ее кабинетом и она с меня глаз не будет спускать. А потом, хамски, как это всегда бывает: «Иди и работай»!

После этой записи дальше все тексты отрывками. Дат нет.

«Сегодня с ним целовалась. Не могла оторвать своих губ. Так бы и ходила в соединении наших губ. Его поцелуи страстные. У меня весь мир исчезает, когда он касается меня губами. От него так пахнет, что у меня кружится голова и замирает сердце.

Домой сразу идти не хотелось. Я, после расставания с ним, еще час кружила по городу. А ночью я проснулась от страстного желания иметь его. Оставшуюся часть ночи не спала, все вспоминала и фантазировала о нас. Не знаю какой, он мой любимый, на вкус? Одно утешает, скоро, очень скоро испробую»!

«Почему-то вспомнилось, как я впервые познакомилась с вопросами секса.

Училась в классе пятом, наверное. Была отличницей, по всем предметам, кроме физры. После рождения Машки, мама сидела, с ней дома и нас три человека кормилось, тем, что она успевала заработать, как надомница. Ей хронически не хватало времени и она, по сути, кормила еще кучу всяких баб, которые забирали ее раскрой и быстренько строчили прекрасные платья. Они хорошо получали, а мы почти голодали. Вот такое получалось разделение труда, пока я не стала помогать маме и не села за машинку. Теперь мы с ней, сообща, стали быстренько перетягивать денежный мешочек на свою сторону. Но, надо знать подлость баб. Они быстро объединились, и настрочили куда следует. Что, мол, я своей мамкой эксплуатируюсь нещадно и это вообще, не детское дело, сидеть за машинкой. Нас, с их подачи, штрафанули, и вскоре я, стала похожа на бескровную девицу, как из сказки. Поэтому, как дело доходило до физических упражнений, то я пасовала. В результате, двойка по физре. Надо было срочно, что-то делать.