Неблагодарного Джексона посадили на землю, и внезапно перед глазами Себастьяна возникло лицо. Поскольку он лежал пластом на земле, то сильно удивился.

Женщина стояла перед ним на четвереньках. Она наклонилась, и зеленые глаза оказались на одном уровне с его глазами, причем так близко, что их носы едва не касались. Он щекой ощущал ее свежее, прохладное дыхание и почувствовал, как в груди что-то затрепетало.

— С вами все в порядке? — спросила она и засмеялась собственной глупости. — Простите, конечно, с вами не все в порядке. Вас сбил на бегу Джексон. Давайте попробуем с начала. Как полагаете, ваши ребра в порядке?

У Себастьяна все еще слегка кружилась голова, но он уже не был уверен, что вызвано это явление было лишь падением. Он моргнул и задержался взглядом на гриве густых волос.

— Угу. — Он с трудом приподнялся на локте. — Меня не ребра беспокоят, — умудрился он пробормотать, потирая ладонью гудящую голову.

— Ох, нет!

Женщина переползла на другую сторону. Нежная рука коснулась его затылка. Себастьян поморщился.

— У вас там шишка с перепелиное яйцо, — сообщила незнакомка, с трудом сдерживая смех. — Уж простите, что для пущего драматизма не сравнила ее с утиным яйцом. Или со страусиным, чтобы звучало покрасивее.

Себастьян уже собрался сказать, что с него довольно и шишки величиной с перепелиное яйцо, когда почувствовал на своих плечах теплые руки, куда-то его тянущие. Он удивленно вскрикнул, инстинктивно напрягся, но тут же понял, что она положила его голову к себе на колени. Где он сразу почувствовал себя в безопасности. Голова касалась мягкого бедра, и по всему телу пробежала дрожь.

И вызвано это было вовсе не запоздалым шоком от падения.

Женщина оказалась не такой молодой, как ему сначала показалось. Уже имелись заметные морщинки, что позволяло догадаться, что лет ей примерно столько же, сколько и ему, но Себастьяну эти морщинки пришлись по душе. Они придавали ее лицу индивидуальность, что трудно было встретить в более молодой особе.

Глаза ее напоминали изумруды. Сейчас они смеялись. Длинные волосы касались его лица. Он чувствовал, как от них замечательно пахнет персиком. Ему так захотелось потрогать эти волосы, что он потянулся к ним рукой. Женщина неправильно поняла его намерение, решила, что они ему мешают, и отбросила их за спину.

— Извините. Все собираюсь их подкоротить, но мой бывший муж пригрозил, что перестанет платить алименты.

Сердце Себастьяна пропустило удар. Значит она замужем… Нет! Разведена!

Он улыбнулся и вдруг сообразил, как, вероятно, забавно они выглядят. Он попытался сесть, и женщина с некоторой неохотой помогла ему.

— Полагаете, сможете встать на ноги? — спросила она со смесью юмора и озабоченности, он тоже рассмеялся и с некоторым смущением поднялся.

— Надеюсь, с вашим песиком ничего не случилось, — наконец сказал он, подивившись, куда подевалась вся его способность вести светский и умный разговор. Себастьяну всегда было легко разговаривать с людьми. Теперь же он впервые в жизни почувствовал, что не может найти слов.

— О, да он не мой, — сказала женщина. — Меня попросила присмотреть за ним подруга, она уехала на выходные. Да, кстати, меня зовут Лайза Глендоуер. — Она протянула руку.

Себастьян мигнул, потом вздрогнул, потому что ее рука повисла в воздухе между ними.

— А я… Себастьян Тил, — сказал он, не сразу вспомнив свое имя.

Наверняка из-за шишки на голове, уныло подумал он. Но когда ее рука оказалась в его ладони и он почувствовал, как по телу пробежал электрический ток, понял, что шишка тут ни при чем.

Лайза Глендоуер видела, как мужчина, красивее которого ей никого не приходилось видеть, покраснел как свекла, и улыбнулась. Внезапно день показался ему просто восхитительным.

— Вот что, мистер Тил, полагаю, я должна предложить вам выпить. А вы как думаете?

Голливуд

Бетани Хакорт перевернула последнюю страницу романа Кафки и, с легким вздохом захлопнув книгу, откинулась на спину. Огромная кровать времен королевы Анны едва прогнулась под ее небольшим весом. К двадцати годам Бетани уже вполне сформировалась, и фигурка у нее была очень аппетитная.

Со двора до нее доносились удары по теннисному мячу двумя ракетками. Она встала, от души потянулась и подошла к широкой балконной двери. Одета она была по-домашнему, в синие хлопчатобумажные шорты и белую блузку, которые выгодно оттеняли ее загорелые ноги и руки.

Особняк Хакортов располагался на шестидесяти акрах, где было все, что душе угодно. Для Бетани он был просто домом. Она знала каждый фонтан, могла рассказать историю появления каждой скульптуры, установленной в обширных садах. Уже в шесть лет она увлеклась греческой и римской мифологией, в которой нашла объяснение фонтану Эроса, построенного рядом с белой пагодой в восточной части участка. В семь она познакомилась с поэмой о Беовульфе [1], которая пробудила в ее умной головке прочный интерес к древней английской истории, а в восемь составила каталог всех предметов искусства, которые любовно многие годы собирала ее мать.

Усадьба Хакортов, расположенная в наиболее фешенебельном районе Бел-Эйр, могла похвастаться шестью теннисными кортами, двумя наружными бассейнами и одним внутренним, прекрасно спланированными садами со скульптурами, двумя садами с декоративными каменными горками, двумя теплицами, в которых круглогодично цвели тропические цветы для огромного стола в случае прихода гостей, многочисленными фонтанами, бельведерами, летними домиками и озером в два акра, где жирные рыбы лениво плавали между лилий.

Ничего удивительного. Кир Хакорт, ее отец, был самым известным голливудским режиссером своего поколения. Он еще не снял ни одного неудачного фильма. Ее мать, из семьи Сомервиллов из Атланты, выросла в роскоши. Брак с Киром временно испортил ее отношения с матерью, Клариссой.

Бетани любила бабушку, хотя та и вызвала много лет назад возмущение высшего общества, бросив своего мужа Дункана Сомервилла и выйдя замуж за простого механика на много лет моложе себя.

Ее дед, Дункан Сомервилл, погиб несколько лет назад в автомобильной катастрофе на юге Франции. Бетани очень горевала, когда его не стало. Она любила и уважала дедушку, посвятившего свои зрелые годы упорным поискам нацистских преступников. Какая жалость, что такой прекрасный человек ушел из жизни сравнительно рано.

Бетани постаралась отбросить печальные мысли и удовлетворенно улыбнулась, любуясь великолепным садом — гордостью ее матери. Но самым любимым местом Бетани была библиотека Хакортов, где она практически заправляла с двенадцати лет. Ее младшая сестра Джемма едва ли не ежедневно ныла по поводу карманных денег, выдаваемых сестре. Ей самой выдавалось куда меньше. Она не желала принимать в качестве оправдания тот факт, что Бетани тратила все свои деньги на пополнение семейной библиотеки.

— Кому какое дело, черт побери, до стихотворных сборников трехсотлетней давности? — возмутилась она однажды, но тут же смущенно рассмеялась, заметив, как переглянулись родители.

Дело в том, что никто не сомневался: дай Джемме побольше денег, и не останется в Беверли Хиллз ни одного бутика, парикмахерской, ювелирного магазина или автомобильного салона, где бы она ни побывала.

Бетани облокотилась о кованую железную решетку, огораживающую второй этаж трехэтажного белого особняка, где она жила, и прищурившись посмотрела на свою младшую сестру, играющую на первом корте. И печально улыбнулась. Естественно, на первом. Разве станет Джемма играть на другом?

Оттуда, где она стояла, фигурки казались маленькими, но легко различимыми. Джемма, вымахавшая под шесть футов, с короткими, но тщательно уложенными темными волосами, играла в белой юбочке, едва прикрывающей бедра, и белой крошечной кофточке, больше напоминающей лифчик купальника бикини, щедро выставляющей на обозрение ее живот и плечи.