"Рад он, - недовольно подумала Камчия-Халишта, заходя в шатёр. Здесь было тепло, пахло потом, кожей, металлом и оружейным маслом... Словом, пахло мужчиной. - Так всегда у мужиков - сначала рад видеть, потом лапочка-лапочка, а потом пошла с глаз долой". Хотя... Если б не мужская похоть, подобраться к иным из "клиентов" хотя бы на дистанцию выстрела из самострела было бы нереально. Будь эта Артси мужчиной, всё было бы куда проще. Ну, чего нет, того нет.
И всё-таки хороший воин. Хоть в тёплой палатке и дожидалась своего часа хорошенькая девушка, сначала Эгберт закончил с секирой. Заточив до бритвенной остроты оба лезвия и острое навершие топорища, которым можно колоть, как копьём, Эгберт несколько раз крутнул оружие над головой, с наслаждением услышав, как загудел рассекаемый морозный воздух. Только после этого шагнул в полутьму шатра, склонился - и Халишта ощутила на губах жадный и долгий, перехватывающий дыхание поцелуй. Руки воина повесили секиру в ременную петлю на стене шатра: не дело оставлять оружие на сырой земле, даже на время, необходимое для соития. Кто не знает сей простой истины - тому не стоило рождаться воином.
Воин стащил штаны одним нетерпеливым движением, так же быстро слетела и рубаха, обнажив мощный, в кубиках мышц и росчерках шрамов, торс. В следующий миг он заключил девушку в такое объятие, что, казалось, затрещали все её косточки, снова неистово поцеловал - и, резким движением войдя, яростно задвигался у неё внутри. Халишта не ошиблась: это было приятно. И, как ни крути, каста убийц тоже относится к воинским. Её чести это не уронит...
Кончил Эгберт с коротким, хриплым стоном, не стоном даже, а рыком, он слившимся с почти непритворным стоном Халишты. Так же резко вышел, откинувшись на ложе, любовная пляска совсем не утомила могучего воина, даже дыхание почти не участилось. Горе тому, кто сойдётся с ним в открытом бою - но тем беззащитнее он против предательства, яда и кинжала. Слишком горд. Слишком самоуверен. Слишком беспечно относится к жизни, которая прервётся, как только на поле боя встретится кто-то сильнее. В страшной ближней рубке, когда не дают и не просят пощады, это достоинства, думала Халишта, но в подлой тайной войне, где хороши все средства, всё не так. Тут как раз лучше выдержка, разумная трусость и коварство.
Именно этому учил её отец, отправивший на тот свет не одного такого храбреца: обратить в слабости врага его сильные стороны. Именно это она сделает совсем скоро...
- Катэ, могу ли я просить об одном одолжении? - умоляющим тоном спросила она. По опыту юная женщина знала: после близости с женщиной мужчина какое-то время не может ей отказать. Если, конечно, остался доволен, но у неё осечек ещё не случалось.
- Да всё, что угодно, моя любовь! - выдохнул Эгберт, грудь часто вздымалась: тёплая, обманчиво-мягкая ладошка Халишты обхватила его копьё, ласково отирая его от сока любви.
"Сейчас "моя любовь", а через несколько дней ты найдёшь другую "любовь". Если, конечно, не сработает, что я задумала". Если сработает... Тогда бабника будут рвать на части за убийство предводительницы. Потому что не один десяток людей увидит именно это, и никто не усомнится.
- Золото, побрякушки, наряды, да? - подмигнула она. - Мне всё это не нужно. Я слаба и одинока... И некому защитить: ты знаешь, муж умер, родня хочет отправить к нему на погребальный костёр... Вот если бы у твоего очага, воин, появилась женщина, которая ждала бы тебя из похода. А?
Эгберт смутился, подбирая слова. Он мог бы послать наглую девку, наверняка из черни, к Ирлифу и ещё дальше: не по чину ей требовать ввести в семью вождя. Но слишком хочется встретиться с ней ещё, и потому он наверняка начнёт мямлить что-то типа: "Ну, конечно, свет моего сердца, но только не сейчас, а когда окончится поход. Обязательно за тобой вернусь..."
Точно, угадала! Слово в слово! Это даже не интересно, такому лучше любить, чем говорить...
- Конечно, милый, я и не жду немедленного согласия. С трофеями-то свадебный выкуп легче уплатить. А пока, в знак нашей любви... Помоги увидеть вашу предводительницу. Говорят, она женщина. Я ещё никогда не видала женщину с мечом...
Она склонилась над широкой грудью воина, поросшую жёстким рыжим волосом. Жаркий влажный язычок скользнул по свободному от волос, тёмно-красному кружку, следом уже влажной кожи коснулись губы, а потом слегка прикусили белоснежные зубки. Такое не способен выдержать ни один мужчина. Сейчас он бы итак согласился - но почему не сделать приятное тому, кто только что смог подарить настоящее наслаждение? И от кого, в сущности, зависит и успех задания, и успешный отход потом?
Эгберт застонал.
- Легко, свет моих очей! - прохрипел он, чувствуя, как вновь наливается жаром и твёрдостью его копьё. А ведь и само его естество ласкали её ручки, такие нежные... Может, правда взять в жёны? Одна уже есть, но мужчины его касты могут брать до трёх жён. Но нет, родовой и кастовой чести он никогда не запятнает, женившись на какой-то шлюшке, непонятно даже, кто её породил... - Сегодня Артси впервые выйдет к вождям, скажет им, что пора объединиться и вернуть утерянное...
"Вот в чём дело! - молниеносно сообразила Халишта. - Она поведёт войско на юг, на баркнеев... Но за ними стоят алки и... сколенские храмовники?"
Что ж, тогда убийство можно рассматривать как акт милосердия. Одна безумица погибнет, а тысячи, если не десятки тысяч других людей будут жить - не узнав даже, что смерть прошла совсем близко. И умрут не на полях сражений и в развалинах деревень и городов, а в своих постелях. Ха, как будто это её волнует! Важно только одно: жизнь вождя, отмеченного Богами - лучшая жертва для богини смерти. Эта - точно отмечена. Кто бы стал повиноваться обычной дуре-плясунье?
- Я хочу стоять рядом с тобой, - капризно надула она губки. - Чтобы по правую руку от тебя была она, а по левую - я. Сделай так и я - твоя навеки! А не сделаешь - я буду знать, что твоё слово не стоит плевка, и тогда ты меня никогда больше не увидишь.
К чести своей, Эгберт заколебался. На его лице явственно боролось желание обладать красавицей снова и снова - и долг перед предводительницей, которой наверняка не понравится незнакомая, подозрительная девка рядом с ним. Но жаркий ротик красавицы уже спустился к паху и ещё ниже... От острого, как боль, наслаждения дыхание перехватило, а по телу пробежали мурашки. Будто первый раз...
- Да! - прохрипел он, опрокидывая её навзничь и врываясь между закинутых на плечи ножек, как в бою - в пробитую в стене щитов брешь. - Да! - повторил он, вновь яростно, размашисто двигаясь, и в свете жаровни мощный торс казался отлитым из бронзы. - Да!!! - уже отпуская себя на волю и позволяя свершиться самому главному, проревел он.
"Давно бы так!" - сварливо подумала Халишта. Трудно, ох трудно в такие мгновения сохранять ясность мысли. Но надо. Иначе однажды после встречи с мужчиной отправишься прямиком на плаху.
"Очередное совещание ни о чём, - грустно подумала Тайпти, исподлобья глядя на "любовника". Гистасп ван Ардагон был лыс и так тучен, что стоять в переполненном, душном шатре для него было настоящей пыткой. Пот стекал по гладкой коже мутными каплями, смачивал брови и лез в глаза, время от времени толстяк вытирал его периноподобной ладонью. Ещё бы: если перед каждым совещанием наедаться, как этот обжора, а потом париться в полушубке и меховых штанах, опасаясь, что их утащут кишащие вокруг города картиры, радости мало. Как ещё сердце не отказало!
Сама Тайпти Янаян могла танцевать часами в довольно увесистых украшениях, да ещё при этом и петь. И после этого, если найдётся желающий заплатить дополнительно, радовать "гостей" по-другому. Что ж, её мать тоже была куртизанкой, и бабка, и прабабка... Как и подобает их касте.
- Слушается дело племени абдали к племени хомаиши, что в земле Тардской. - Добровольный герольд не читал долгую и нудную речь, а монотонно бубнил: похоже, суть всех дел он знал наизусть, а формулировки подбирал с ходу. - В месяце Оленя три года назад пастухи из племени хомаиши, именем Тиокл и Нахол, избив и привязав к дереву пастуха Хеаса ван Барста из рода Хоттак, клана Кли, племени абдали, увели стадо старейшины племени Теасвара ван Ковари, из рода Мош, клана Калаи, племени абдали. В ответ пастухи Дипад и Аркох, с примкнувшими к ним воинами племени Тазахом ван Варимбертом, Асваром ван Симагом и Элес ван Акшаем, совершили набег на племя хомаиши с возвратом похищенных овец и угоном стада, принадлежащего старейшине племени хомаиши. Кроме того, Тазахом ван Варимбертом из рода Ирсах, клана Харт Хенс, племени абдали, была встречена внучка троюродного брата старейшины Шарра вана Вадрак. Между ними возникла любовь, и теперь она в положении.
