В приступе ярости, Ферье ухватил Адри за плечи и встряхнул так, что у того хрустнуло в позвоночнике, а к веселью пропала всякая охота - все равно, что протрезветь в одно мгновение.

   - Вы жалки и противны мне, - в лицо Винсенту зашипел граф. Его тонкие сильные пальцы сдавили плечи барона, точно пыточные тиски.

   - Вы повторяетесь, - бросил в ответ Адри слишком серьезно, всматриваясь в большие, полные бешенства, голубые глаза Ферье и уже совсем не улыбаясь. Правда полезла наружу, растравленная огнем душевной боли, стыда, унижений. - Или боитесь того, что все сделанное вами сейчас пойдет прахом? Вы напугать меня хотели? Думали, что я в один миг возненавижу вас и начну плакать: как нелепо погибли мои чувства в ваших жестоких объятиях? Нет, граф, боюсь, что сегодня вы остались ни с чем. Если бы ваша жестокость могла меня переубедить в чем-то, это бы случилось в тот самый миг, когда я стащил вас с перилл балюстрады в нашу первую встречу. Вы ведете себя, как обиженный ребенок - и всего-то.

   - Я просто хочу выкинуть вас из своей жизни. - На губы Ферье поползла улыбка - спокойная, слабая и неприятная, именно с такой говорят правду. В духе латентной вражды и явного неуважения это был достойный ответ на смех Винсента и, судя по тому, что барон больше не хотел смотреть в глаза своего бессердечного любовника, Ферье взял очередной реванш.

   Теперь оставалось только одно последнее средство - собрав остатки душевных сил для борьбы, скрепя сердце, сдерживая слезы, забыв о чести и гордости, рискнуть идти дальше. Адри было невыносимо страшно.

   - На вашем месте, - сказал он, устало отпускаясь на подушки и поморщившись от ломящей боли в руках, - я бы на это не надеялся. Какое второе условие?

   Граф усмехнулся и, ухватив барона за плечо, повернул его на бок, распутал побелевшие от недостатка крови запястья - это принесло Винсенту почти божественное облегчение.

   - Одевайтесь, - жестко приказал Ферье, соскакивая с измятой постели и собирая в охапку свои одежды.

   - И это все? - нездорово пошутил Адри, с трудом сев и кое-как растирая похолодевшими непослушными пальцами запястья. - Я думал, вы одну из лун с неба попросите.

   Сэйлин был мрачен, неприятно задумчив и серьезен. Пока он одевался, в его резких движениях чувствовалась нервозность, тяжесть и ужас чего-то такого, на что даже он - мерзкий себялюбец и эгоист сейчас решался с большим трудом.

   - Для вас лучше будет, если вы откажитесь от всех ваших глупых признаний, барон. Ваши шутки больше не уместны и время игр кончилось. Вспомните Этьена. Вспомните, как он погиб и задумайтесь, стоит ли меня злить по-настоящему. - Ферье застегнул камзол и, выпрямившись, посмотрел на Винсента - это был ледяной, расчетливый взгляд убийцы.

   У Адри пробежал холодок по спине. В полумраке комнаты стало тихо и словно так пусто, что адъютант короля даже не слышал, как потрескивают в камине догорающие дрова, как за окном глухо и протяжно ухает филин, как в уборной за дверью тихо скребется мышь, и как гулко бьется в груди собственное сердце. Ферье ледяной спокойной статуей застыл у окна, в лучах лунного света, будто обернулся и вдруг окаменел. Иногда с людьми, обладающими огромной властью такое происходит, и в этом состоянии они способны напугать по-настоящему.

   Винсент напомнил себе, что отступить на полпути - значит потерять Ферье навсегда. Впрочем, а что он приобрел? Ровным счетом ничего - пустоту, страдания, одиночество. Разве со своими прошлыми любовниками и любовницами он был несчастлив? Никто и никогда не поступал с Адри так, как Сэйлин Ферье, и да - Винсент с другими был счастлив. Однако счастье это было поверхностным и тонким, как слой эмали на фарфоровых рафинских вазах - оно ломалось так же легко, как и приобреталось; оно не оставляло после себя даже сладости воспоминаний, даже удовлетворения, даже ощущения остроты жизни. Зато с фаворитом короля Винсент не мог себе позволить подобной чувственной лености даже на миг, а иначе бы тут же получил удар в спину. Сэйлин не стоил его любви, но по какой-то нелепой случайности она, ведомая могучей силой Рока, среди тысяч иных выбрала именно его - холодного, жестокого, извращенного человека с принципами сомнительного качества, красотой богов и могуществом королей.

   - Мне не от чего отказываться, кроме как от правды, граф, - Адри внешне был спокоен, так спокоен, словно знал, что будет дальше, но внутри него душа изнывала от мучений.

   - Вы ненормальный... А впрочем, как хотите. Ваше дело и ваше решение. - Сэйлин прошел до камина, устало отпустился в кресло, в котором несколько часов назад сидел Адри. Некоторое время граф молчал, потом заговорил ровно и удивительно безмятежно: - Вы любите меня. Любите, наверное, самозабвенно и безумно, как когда-то меня любил Этьен Дюран. Бедный Этьен - он, помнится, как и вы заврался настолько, что сам поверил в свою ложь. Только когда до дела дошло - струсил, как паршивый заяц. Вы знаете, он, бывало, говорил мне, вколачивая меня в постель, что я для него все. Что я для него - желанный, нежный, судьба, сама жизнь. Мило, правда?

   Ферье улыбнулся, но Адри под гнетом нехороших предчувствий и горечи не произнес ни слова, только смотрел на свое никчемное божество прозревшими затуманенными от подступающих слез глазами.

   - Этьен был очень романтичен, - продолжал Ферье, - мы занимались любовью при каждом удобном случае и даже, бывало, тогда, когда Филипп находился во дворце. Едва король блаженно засыпал в моих объятиях или был занят неотложными государственными делами, я сбегал к виконту... Прямо, как к вам сейчас. Мной владели смутные страхи и такое божественное чувство риска, что я забывал осторожность. Ну, не стоит вспоминать, насколько Этьен был хорош в любви. А впрочем... Мы как-то напились и забрались в подвалы, он придавил меня лицом к стене, а потом отодрал, как портового мальчишку, и верите, с таким знанием дела, что я забыв обо всем, орал в голос. Конечно, Этьен был тогда осторожней, чем я, и предусмотрительно затыкал мне ладонью рот, но в караульной все равно было слышно.

   - Какое второе условие? - Адри ощутил, как горло сдавливает от отвращения и ревности.

   - А куда вы так торопитесь, барон? - фыркнул граф. - Вы даже еще не одеты и историю не дослушали.

   Винсент, тихо выругавшись, слез с кровати, после подбирая одежду с пола, стал неторопливо натягивать на себя; между ягодиц все неприятно саднило и было липким. Адри старался не думать над тем, что случится дальше - упоминание Дюрана уже было не к добру, и Винсент это чувствовал.

   - Вы очень похожи с ним, с Этьеном. Только ваше лицемерие очень далеко от искусства - оно второсортно, как отсыревший табак. Дюран имел шарм, вы - нет. Он рисковал - подлавливал меня везде, где только можно, вы только преданно смотрите и ждете, когда я сам приду. Этьен признавался в любви пламенно, с горящими глазами, у вас они грустные, да и избытком любовных рифм вы не блещите.

   Адри с раздражением застегнул штаны и натянул новые узкие сапоги на ноги.

   - Что он сделал с вами? - спросил он у Ферье риторически.

   Граф опустил глаза. Его улыбка была полна то ли ненависти, то ли искреннего сожаления.

   - Ничего особенного. Он меня предал. Филипп рано или поздно находит всех, кто так или иначе рискует приударить за мной. Все эти люди мертвы. Когда Филипп поймал нас с Дюраном в одной постели, я был честен с королем. Но Этьен струсил, он сказал, что это я соблазнил его. Случайно. Представляете? Мне стало обидно.

   - И вы попросили короля казнить виконта?

   - Конечно. - Сэйлин пристально посмотрел в карие глаза Адри. - А вот и второе условие: если вы меня действительно любите - пойдите и скажите это в глаза Филиппу. Он сейчас в рабочем кабинете беседует с рафинским послом.

   Фаворит монарха многозначительно усмехнулся тому, с каким ужасом на него посмотрел Винсент, для которого сделать такое означало подписать себе смертный приговор и закончить свою жизнь так же бесславно, как виконт Этьен Дюран. А если он этого не сделает - Ферье будет напоминать ему о трусости до конца жизни.