Проблема заключалась в том, что он любил вкусно покушать, а в отведённом для делегатов отеле обещали только завтраки и обеды, если, конечно, получится. Лечь спать голодным Геннадий просто и помыслить не мог. Нет, конечно, каждому представителю выделялись командировочные, они были достаточными, чтобы человек мог позволить себе зайти вечером в относительно приличное заведение утолить голод. Но вот тут-то и была «зарыта собака». Дело в том, что в большинстве заведений подавали такие блюда, употреблять которые каждый уважающий себя посетитель мог только специальными палочками для еды, а как с ними управляться, Геннадий не имел ни малейшего понятия. Нет, конечно, на кухне любого ресторанчика наверняка бы нашлись и вилки, но выглядеть на общем фоне белой вороной как-то не хотелось, легче было научиться есть палочками тут, чем выпрашивать вилку там.

Тренироваться он начал ещё два дня назад, дома. Испросив разрешения у своего младшенького, он отобрал у него из коробки два подходящих шестигранных карандаша и закрылся на кухне. Сев напротив тарелки с рисом, он лихо зажал между пальцами пресловутые деревяшки и смело погрузил их в кашу. Первая попытка окончилась позорным провалом. Мало того, что рис упорно обходил поверхность карандашей — в конце концов и сами экзотические приборы полетели в разные стороны, а у Гены на глаза от досады навернулись слёзы.

— Не ходить же мне неделю голодным! — с отчаянием проговорил он, берясь за вилку. — Нет, всё, скажу Лёвушке, что я не ходок в эту самую Японию и не ездок, пускай разбирается сам.

Ответ начальника прозвучал категорично: даже если у Геннадия начнётся малярия и чёрная оспа, вместе взятые, он переживёт это обстоятельство в Стране Восходящего Солнца. Тяжко вздохнув, Якорев покорился. Вороновский, глядя в его несчастные глаза, пожалел человека и пообещал научить его обращаться с пресловутыми палочками. Вот таким образом две семейные пары оказались поздним апрельским вечером у дверей маленького китайского ресторанчика.

Перед входом в заведение висели рыжие гранёные фонарики с мягкой подсветкой, бросающие тусклые блики на чисто вымытые ступени ресторана. Тонированные стёкла дверей украшала пара роскошных драконов в полный рост. Ветерок играл с жестяными колокольчиками, издававшими мелодичный призывный звон. Каждая трубочка голоса ветра была разной длины и имела своё собственное неповторимое звучание. При малейшем шевелении они начинали разговаривать все разом, и создавалось такое ощущение, будто под этим мягким перезвоном угадывались фразы загадочных восточных духов.

— Ген, это просто как дважды два, нужно потренироваться немного, и всё у тебя получится. Заканчивай валять дурака, пошли, — строго сказал Вороновский, поднимаясь на ступень и берясь за ручку дверей.

— Если я погибну, прошу помнить о том, что я всегда подавал огромные надежды и был всего в шаге от престижной Нобелевской премии, — стараясь поддержать свой воинственный дух, пробормотал Якорев.

— Замётано, — согласился Вороновский, пропуская его вперёд.

— Первыми дамы, — подсуетился Геннадий, подталкивая Свету локтем.

— Я всегда говорила, что ты, Геночка, джентльмен от природы, и особенно остро это проявляется в критических ситуациях, — не растерявшись, уколола жена, но, смерив оценивающим взглядом мужа, всё же сжалилась над ним и вошла в ресторан первой.

Насколько необыкновенно, таинственно и загадочно выглядел ресторанчик с улицы, настолько ординарно-бытовым и ничем не отличающимся от всех остальных заведений подобного типа он был изнутри.

Вдоль стен зала стояли обыкновенные столики, правда, стоит заметить, что скатерти, которыми они были накрыты, сверкали исключительной белизной и были накрахмалены. Топорщась упругими складками, они ровным каскадом спадали почти до самого пола, закрывая своими фалдами даже резные ножки. Над каждым столом мягким тусклым светом мерцали небольшие скромные светильники, ничуть не напоминающие помпезные фонарики у входа. В центре зала был общий свет нескольких электрических ламп, так что настенные бра были делом чисто декоративным. Окна тоже не могли похвастать пышными драпировками, как ни банально, но рядом с оконными стёклами висели простые жалюзи кремового цвета, никак не способствующие созданию восточного колорита.

Наверное, это было смешно, но, благодаря этим привычным атрибутам любого офиса, Якорев успокоился и перестал мандражировать. Окинув взглядом публику, сидящую в зале, он почему-то сразу проникся твёрдой уверенностью, что всем присутствующим глубоко наплевать, кто он и зачем сюда прибыл. Люди за столиками негромко переговаривались; выпивая что-то из крохотных стаканчиков, улыбались и брались за тонкие деревянные палочки. Перекрестив их каким-то необычным образом, они ловко подхватывали мелкие кусочки, лежащие на тарелках и, не акцентируя на этом особого внимания, словно это было самым что ни на есть обычным делом, продолжали беседу дальше.

Распорядитель встретил их приветливо, проводив к заказанному столику в самый дальний и, как показалось Гене, самый тёмный уголок зала. Вороновский что-то потихоньку сказал официанту, наклонившемуся совсем низко к заказчику. Согласно кивнув головой, он только переспросил:

— Всё в четырёх экземплярах?

Вороновский, улыбнувшись, загадочно кивнул.

— И дамам тоже? — удивился официант.

Получив утвердительный ответ, он исчез, но, даже не успев оглядеться как следует, вся компания увидела его снова, широко улыбающегося и несущего огромный поднос с большими и маленькими тарелками и тарелочками. У Маришки захватило дух при виде этого зрелища; казалось, что, если сейчас в пирамиде что-нибудь сдвинется хотя бы на микрон, всё сооружение полетит в тартарары. Но официант приближался быстрой уверенной походкой, нисколько не заботясь об устойчивости блюд.

Когда всё было накрыто и мальчик исчез, Вороновский, посмотрев на окружающих, торжественно произнёс:

— Пусть изнутри эта хибара мало напоминает Восток, но я привёл вас сюда не случайно. Во всём городе этот маленький ресторанчик славится лучшей восточной кухней и самыми умелыми поварами. Только здесь можно попробовать и оценить настоящий вкус всех тех блюд, с которыми тебе, Геночка, предстоит скоро столкнуться. Но в жизни попробовать это стоит.

Играла негромкая музыка, от принесённых лакомств поднимался дурманящий аромат незнакомых пряностей, слова Льва звучали успокаивающе, и Гена ожил окончательно.

— Лёвушка, если ты такой мудрый, расскажи, что перед нами в тарелках, — попросил он, пытаясь пристроить поудобнее палочки. Оказалось, что настоящие приборы длиннее своих карандашных собратьев, немного сплюснуты по бокам и гораздо более приспособлены для удержания их в пальцах. — Знаете, я, по-моему, начинаю приспосабливаться к этому чуду враждебной техники, — самодовольно улыбнулся он, стараясь зажать палочки как можно сильнее.

— Ты так сильно-то не жми, это ни к чему, — спокойно проговорила Маришка, слегка разжимая его побелевшие от усилий пальцы. — Наоборот, держи их свободнее, чтобы они были подвижны, иначе тебе с ними не справиться.

Гена завистливо глянул на жену, у которой с первого раза получилось всё как надо, и, глубоко вздохнув, подумал, что женщинам в основной своей массе даётся всё проще, а его жене — в особенности.

— Это национальное японское блюдо, называется суши. Суть его приблизительно в том, что сюда закладываются только очень свежие, а главное, почти сырые продукты, сохраняющие, таким образом, всё полезное, ведь ни один витамин не вываривается на огне часами, дожидаясь своего полного уничтожения. Самой важной составляющей здесь является рыба, — проговорил Лев и тоже взялся за палочки.

— Конечно, рыба, кто бы сомневался, кроме неё у них и жрать-то нечего, скоро подошвы от ботинок есть начнут, если население чуток не сократить, — важно продемонстрировал свои знания Якорев. Потом остановился, как бы переварив услышанное, поднял глаза на Льва и медленно спросил: — Ты хочешь сказать, что мы сейчас будем есть сырую рыбу?