Половые отношения с таким «существом» (а они были) воспринимались им, естественным образом, как профанация их мистической связи: «Затем обед у Дины, белый закат, стихи и огромный разговор с Диной о сумасшествии и оккультных науках. О невозможности одновременно еть и заниматься медитациями, о разрыве в мозгу, о головных болях, о страшной судьбе. Затем простили друг другу и плакали» [296]. В 1932 году, когда образовался любовный треугольник Дина — Борис — Николай Татищев, осложненный любовью Поплавского к Наталье Столяровой [297], Поплавский подписывает свои письма к Дине «твой сын Борис» [298]. Инцестуальный мотив здесь надо, разумеется, толковать в рамках той алхимической модели, о которой шла речь выше.

Весь роман «Домой с небес» построен на конфликте между земной, сексуальной [299]и мистической, асексуальной любовью. Во внутреннем монологе Олега, проговариваемом в характерном «задыхающемся», лихорадочном темпе, этот конфликт предстает как противопоставление животной статики и сверхчеловеческой динамики:

Этот монолог есть признание неудачи, постигшей Олега в его стремлении «стать человеком», примириться с жизнью, спуститься с небес аскетизма и одиночества на землю физической любви, наконец, «обойтись без Бога, отдохнуть от его ненасытной требовательности» ( Домой с небес, 329). «Земля не принимает его» ( Домой с небес, 339), как говорит он в конце романа Аполлону Безобразову, однако и на небо он подняться уже не может, застывая в каком-то переходном состоянии между землей и небом, в «великой нищете, полной тишине абсолютной ночи», которую сам же и определяет как сферу мистического ожидания, где, согласно Святому Иоанну Креста, душа выходит навстречу своему жениху, то есть Христу:

Юнг считает, что «темная ночь» соответствует состоянию nigredo или, точнее, тому состоянию, которое вытекает из nigredo, из мрака смерти и определяется как «вознесение дущи»; так, «духовная ночь» является «в высшей степени положительным состоянием, во время которого приходит невидимое — а потому темное — свечение Бога, дабы, пронзив душу, очистить ее» [300].

Можно сказать, что в конце романа Олег находится в состоянии ожидания просветления: ему удается пройти через этап соединения со своей противоположностью — Таней, причем притяжение между ними возникает у моря, которое у Поплавского анаграммически рифмуется со словом amor [301]. Таня может быть ассоциирована с двумя элементами — водой и также землей; стоит отметить, что первый телесный контакт Тани и Олега происходит именно на земле:

Неудивительно, что совокупление Тани и Олега подается в романе как достижение андрогинной целостности:

Кощунственная, на первый взгляд, идея половых отношений с Богом становится более понятной в контексте того религиозного страха перед физической близостью, который присущ не только обоим главным героям двух романов, но и, судя по дневникам, самому Поплавскому. Половые отношения между мужчиной и женщиной воспринимаются ими как профанирование той интимной связи между душой человека и Богом, в которой Бог принимает на себя мужскую роль, а душа — женскую. Олег говорит Тане:

Этого Бога вряд ли можно назвать христианским — Поплавский воспринимает его как вавилонского бога солнца Бела. И еще одна цитата, в которой явственно ощущается влияние оккультной философии:

Если слабовольный и слабосильный христианский аскет Васенька даже и не мыслит о том, чтобы вступить в связь с женщиной, то Олег мучается оттого, что физическая близость дискредитирует идею оккультного андрогината; на собственном опыте он убеждается, что попытка достичь unio mystica через реальное совокупление может привести к успеху лишь в том случае, если, познав женщину (это обязательное условие, ибо без этапа nigredo невозможно и дальнейшее albedo и rubedo), преодолеть в себе половое влечение и волевым усилием «умертвить» свою плоть. Что будет дальше с Олегом, мы не знаем, но очевидно, что «темная ночь», в которую он погружается, несет в себе возможность света [303].