С другой стороны, Красное море является и пространством воскресения: тот, кто смог перейти его, возрождается к новой, возвышенной жизни и, в терминологии Юнга, обогащает свое сознание за счет элементов бессознательного, достигая состояния сверхсознания. «Красное море — это воды смерти для „неосознавших“, но для тех, кто „осознал“ — это крестильная вода нового рождения и возвышения» [265].
Мне кажется, что вычленение алхимического подтекста должно являться определяющим направлением анализа первого варианта финала «Аполлона Безобразова». Морское путешествие на юг, во время которого Аполлон и компания пересекают область жары и затем достигают Антарктиды, области холода, льдов и вечных снегов, повторяет те этапы алхимической трансмутации, которые так хорошо суммировал Юнг. Согласно психологу, в алхимическом процессе можно выделить три основных стадии: nigredo, albedo и rubedo. Nigredo, или чернота, — это начальное состояние материи, когда она существует в виде хаотической massa confusa, а также результат разделения материи на базовые элементы, достигаемого алхимиками за счет calcinatio, то есть обжига и прокаливания материи, или же за счет solutio, то есть ее растворения в так называемой философской воде. Если условие разделения предполагается в начале процесса, как иногда случается, тогда союз противоположностей осуществляется подобно союзу мужчины и женщины (называемому coniugium, matrimonium, coniunctio, coitus), с последующей смертью продукта союза (mortificatio, calcinatio, putrefactio) и соответствующего nigredo [266]. В результате алхимического процесса происходит coniunctio Solis et Lunae, соединение Солнца и Луны, духа как мужского начала и тела как начала женского. По словам Юнга, с древности луна трактовалась как дарительница влаги и госпожа водного знака Рака. Тот же Майер говорит, в пересказе Юнга, что « umbra solis(тень солнца. — Д. Т.) не может быть разрушена, если солнце не войдет в знак Рака, но этот Рак является „домом Луны, а Луна является повелителем влаги“ (соков плодов, растений и т. п.)» [267]. В данной перспективе немаловажно, что 22 глава романа называется «Где солнце заходит в море». Название эксплицирует процесс поглощения мужского элемента — Солнца — женским элементом — водой. Вода — это mare tenebrosum (или tenebrositatis, или tenebrarum, как у Э. По, у которого Поплавский заимствовал, несколько исказив, это словосочетание [268]), добытийственный хаос, психическим эквивалентом которого выступает коллективное бессознательное. Характерно то, как описывает Поплавский отплытие «Инфлексибля» в море; корабль направляется прочь от берега, покидая — в символическом прочтении — твердь сознания, и устремляется по «золотой» дороге туда, где солнце поглощается водой: Долго стояли мы с Терезой на корме и до боли в глазах смотрели в ту сторону, где в фиолетовом тумане исчезла последняя низкая полоса берега, в то время как, ровный, темный, клубами отлетал над нами и таял коричневый дым — туда, где в конце огромной золотой дороги торжественно опускалось огромное солнце. Страшная неведомая тоска сжимала нам сердце, в то время как элегантный метрдотель из бронзового гонга извлекал долгие щемящие звуки, которые, как смутный и нестерпимый призыв, расстилались по воде ( Неизданное,369). Наступают сумерки («сумерки покрывали воду»), сумерки сознания, которое погружается в беспамятство, в глубокий сон. Затем спускается ночь, наполненная лунным светом: «А снаружи была лунная ночь» ( Неизданное, 369). По словам Юнга, «Луна является отражением Солнца — она влажная, холодная, дающая слабый свет или темная, женственная, материальная, пассивная. Соответственно, ее наиболее значительной ролью является роль партнера по coniunctio [269]. Будучи женским божеством, она излучает мягкий свет; она — возлюбленная. Плиний называет ее „женственной и нежной звездой“. Она — сестра и невеста, или мать и невеста солнца» [270]. Удивительный сон снится этой лунной ночью Васеньке: Мне снился Париж, затопленный морем [271]. Медленно через кафе дю Дом [272]проплывали огромные рыбы, и гарсоны плыли вниз головою, все еще держа в руках подносы с бутылками, что совершенно противоречило законам физики. А где-то, в сторону Обсерватории, медленно освещая воду желтыми снопами своих прожекторов, проплывала неизвестная подводная лодка и голос говорил: — Так меняется слава. И солнце вставало, озаряя неподвижно плавающих в воде красивых и мертвых монпарнасских проституток ( Неизданное, 369–370). Даже во сне главную роль играет вода, как бы перетекая из внешнего по отношению к сознанию пространства в само это сознание [273]. Сон Васеньки вполне мог бы стать объектом интерпретации для Юнга, который в «Психологии и алхимии» следующим образом прокомментировал близкий по символическому наполнению («Берег моря. Море вторгается на землю, покрывая все. Сновидец оказывается на уединенном острове») сон некоего «превосходно образованного молодого человека»: «Море — это символ коллективного бессознательного, потому что бездонные пучины скрыты под его поверхностью. То, что находится под ним, теневые персонификации бессознательного, прорывается в terra firma(твердая земля. — Д. Т.) сознания подобно потоку» [274]. Кафе дю Дом и Обсерватория — вот все, что осталось от «твердой» парижской земли; сознание спящего цепляется за них, так как наличие этих «обломков» позволяет ему идентифицировать пространство, в котором он находится, и идентифицировать самого себя как находящегося в этом пространстве. Впрочем, под водой, где законы физики больше не работают (гарсоны плывут вниз головой, то есть их сознание «опрокинуто» в бездну бессознательного), очень трудно сориентироваться; к тому же вода скрывает в своей толще хтонических существ, угрожающих сновидцу: огромных рыб, которые, по утверждению Юнга, и в астрологии, и в истории символов часто наделялись отрицательными качествами (честолюбием, похотливостью, прожорливостью, алчностью), что объясняется их связью с богиней материнства и любви. Левиафан понимался часто как «рыбоподобная тварь, примитивная, холоднокровная, живущая в океанских глубинах» [275]. Подводная лодка кажется современной «модификацией» этого библейского монстра. В сборник «Флаги» вошло, под названием «Paysage d'enfer» («Адский пейзаж»), написанное в 1926 году стихотворение [276], в котором мотив потопа дополняется типичной для герметической традиции темой взаимного отражения верхней и нижней сфер: Вода клубилась и вздыхала глухо, Вода летала надо мной во мгле, Душа молчала на границе звука, Как снег упасть решившийся к земле. А в синем море, где ныряют птицы, Где я плыву утопленник, готов, Купался долго вечер краснолицый Средь водорослей городских садов. Переливались раковины крыши, Сгибался поезд, как морской червяк. А выше, то есть дальше, ближе, ниже, Как рыба рыскал дирижабль чудак. Светились чуть медузы облаков, Оспариваемые торопливой смертью. Я важно шел походкой моряков К другому борту корабля над твердью. И было все на малой глубине, Куда еще доходит яркий свет. Вот тонем мы, вот мы стоим на дне. Нам медный граммофон поет привет. На глубине летающего моря Утопленники встретились друзья. И медленно струясь по плоскогорью, Уж новых мертвецов несет заря. Вода вздыхает и клубится тихо, Как жизнь, что Бога кроткая мечта. И ветра шар несется полем лихо Чтоб в лузу пасть, как письма на почтамт. ( Сочинения, 45–46). вернуться Юнг К.-Г.Mysterium coniunctionis. С. 197. вернуться Юнг К.-Г.Психология и алхимия. М.: Рефл-бук; Киев: Ваклер, 1997. 250. Перевод С. Л. Удовика. вернуться Юнг К.-Г.Mysterium Coniunctionis. С. 143. вернуться См. комментарий Е. Менегальдо ( Неизданное, 467). В Средние века так обозначали Атлантический океан, Поплавский же называет сумеречным морем Южный океан, в котором соединяются воды Атлантики и Индийского океана. По упоминает о mare tenebrarum в «Низвержении в Мальстрем», «Элеоноре» и «Эврике». вернуться Именно таким образом воспринимали луну представители раннего русского символизма, который А. Ханзен-Лёве называет «диаволическим»: «Вторично-производный характер лунного мира вытекает из постоянно обсуждаемого в диаволическом дискурсе положения о том, что луна не черпает свой свет (свою энергию, сущность, вообще свою активность) в самой себе, иначе говоря, не создает его сама по себе (то есть не генерирует, не порождает, не творит из ничего), но лишь отражает, передает свет солнца, — тем самым нечто получаемо как бы из „вторых рук“, луна может предоставить лишь нечто „условное“ и „неподлинное“ (то есть несебетождественное), участвуя в чем-то для нее чуждом» ( Ханзен-Лёве Л.Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб.: Академический проект, 1999. С. 199). вернуться Юнг К.-Г.Mysterium Coniunctionis. С. 142. вернуться О популярности этого мотива в модернистской эстетике свидетельствует, например, известная картина символиста Гюстава-Адольфа Мосса (Mossa) «Сытая сирена» (Sirène repue, 1905, музей Изящных искусств Ниццы), где изображены архитектурные сооружения Ниццы, затопленные морем. Мотив потопа привлекал и сюрреалистов, но это не означает, что его наличие у Поплавского обязательно объясняется влиянием именно сюрреализма (в этом духе его толкует Ливак; см.: Livak L. The Surrealist Compromise of Boris Poplavsky. P. 106). вернуться Кафе дю Дом (du Dôme) является для Поплавского эмблематическим пространством; см. во втором романе: «И все-таки грех знает свой покой, например, ассирийский покой длинноглазых женщин из кафе дю Дом, которые все утро проводят за тщательным омовением, одеванием, раскрашиванием своего тела, или за телефоном, или в кровати за иллюстрированным английским журналом, но и этот покой кончается беспокойством: ожирение, гоноррея, скука…» ( Домой с небес, 245). В монпарнасском кафе дю Дом (открыто в 1898 г.) собирались такие знаковые персонажи художественной жизни, как Пикассо, Кандинский, Миллер, Макс Эрнст, Фуджита, Кислинг и др. Их даже стали называть «dômiers». вернуться См. дневниковую запись Поплавского (январь 1930 г.): «Дома медитировал почти во сне, видел перевертывающиеся чаши с кровью, наводненье и другие фантастические вещи» (цит. по: Вишневский А.Перехваченные письма. С. 174). вернуться Юнг К.-Г.Психология и алхимия. С. 66. вернуться Одна из редакций этого стихотворения найдена в архиве Ильи Зданевича и воспроизведена в: Поплавский Б.Покушение с негодными средствами. С. 51–52. |