Тилли направилась в угол чердака и сразу заметила, что книгами пользовались. Она быстро нашла все, что ей нужно, и наклонясь над лестницей крикнула:

— Стив! Возьми эти книги, пожалуйста.

Стив протянул руки, взял у нее книги и положил на пол. Когда она стала спускаться, он поддержал ее.

Первый раз в жизни он прикоснулся к ней. Она точно не могла вспомнить, чтобы он когда-нибудь к ней прикасался. В ее памяти осталась картина того, как он покорно стоит и молит о любви. Сейчас же Стив на удивление самодостаточен и, вероятно, не нуждается ни в чьей любви, иначе он давно бы женился.

— Как ты их понесешь? Под мышку не сунешь. Слушай, я свяжу их ремнем, и ты сможешь перекинуть их через седло.

— Да, хорошая мысль. Спасибо, Стив. Ну, мне пора. — Она вынула из кармана пиджака часы. — Без двух минут три. Дети уже, верно, мечутся, разыскивая меня.

— Как мальчик?

— Вилли? Нормально.

— Зрение не улучшилось? — Он говорил очень серьезно.

Тилли опустила голову и ответила:

— Одним глазом он вообще не видит, второй тоже задет, и я боюсь, что со временем он ослепнет окончательно.

— Прости. Мне очень жаль, Тилли, до глубины души. Я так говорю не потому, что тут виновата моя мать. Ха, в чем только наша семейка не виновата! Я бы хотел перестать верить в загробную жизнь, если бы не надеялся, что хотя бы там они получат по заслугам. Я всегда думал, что наш Джордж — приличный парень, или мог бы им стать при благоприятном стечении обстоятельств. Но Билли — еще один Хэл, если верить тому, что я о нем слышал. — Он посмотрел в пол и добавил: — Мамаша тут однажды у дверей появилась. Я не пригласил ее войти и сказал ей то, за что несколькими годами ранее она бы вышибла мне мозги. Знаешь, — он слегка улыбнулся, — когда я был подростком, я воображал, что она украла меня, потому что не чувствовал родственной связи ни с кем в доме. И когда наш Хэл сделал это, — Стив поднял левую руку, которая не гнулась в локте, и с горечью добавил: — я поклялся отомстить ему, и отомстил, верно?

— Ох, Стив! — Тилли судорожно сглотнула. — Тут уж я виновата.

— Нет! Нет! Я бы все равно это сделал — рано или поздно. Я хотел его убить, и ничуть не сожалею. Возможно, там, в другом мире, мне придется за это расплачиваться, но я готов ко всему. Он бы все равно умер в ту ночь, ведь он упал и остался один, у него спина была сломана, но я разделался с ним раньше, чем до него добралась погода. И ты не волнуйся, Тилли, — Стив протянул к ней руку, но остановился на полпути, — мне это спать не мешает. В ту ночь я стал мужчиной, и как ни странно, с той поры мне кажется, что я вырос. Вырос как дерево. Я сейчас от них всех свободен.

Тилли смотрела на Стива и думала, на самом ли деле он забыл, что сказал ей, когда пришел делать предложение.

— Я убил Хэла для тебя, — сказал он. — То, что я с ним сделал, я сделал для тебя. — Или годы стерли эти воспоминания? Наверное, так оно и лучше. Да, все к лучшему.

Пока Стив связывал книги, оба молчали, и только уже у калитки, Тилли сказала:

— Я так рада, что ты устроился в коттедже, Стив. Мне бы пришлось его продать или сдать в аренду кому-нибудь. Но никто не стал бы за ним присматривать так, как ты.

Стив приостановился, повернулся к ней и спросил:

— Ты бы его продала?

— Не знаю. Не думаю…

— Ладно, мы еще поговорим об этом потом, верно?

— Разумеется.

— Кстати, о купле-продаже. Несколько лет назад и мне повезло.

— В чем же?

Они уже подошли к лошади.

— Ты помнишь тех людей, у которых я жил, когда работал в Дархэме: некие мистер и миссис Рэнсом? Так вот, старушка умерла, он совсем без нее растерялся и однажды в выходной повез меня в дом, расположенный в глуши Нортамберленда. Там кругом одни холмы и овцы. Он там вырос. Всего лишь небольшая хибара, ничего общего с этим, — он кивнул головой в сторону коттеджа, — две маленьких комнаты, сарай да две овчарни, причем все в полуразрушенном состоянии. Ну вот, с того дня мы стали туда наведываться и понемногу заниматься ремонтом. В конце концов я уже вполне мог бы работать каменщиком. В хорошую погоду там просто отлично. Но зимой там и у бронзовой мартышки нос отмерзнет, даю слово. Короче, когда мистер Рэнсон умер, я узнал, что он завещал домик мне, да впридачу еще и десять акров земли. Звучит отлично, верно, но на этой земле ничего не вырастишь, годится лишь для выпаса овец, да и то небольшой отары. И все равно, видишь, Тилли, я теперь тоже землевладелец. Удивилась?

— Да, Стив, но я очень за тебя рада.

— Смешно, правда? Ни ты, ни я и гроша за душой не имели для начала, а сейчас — оба хорошо устроены, ты особенно. Я больше всех рад за тебя, Тилли.

— Спасибо, Стив, большое спасибо.

Они ласково улыбнулись друг другу. Затем он наклонился, подставил ладонь под каблук ее сапога и легко усадил Тилли в седло, весело заметив:

— Ты хорошо смотришься в седле. Славная лошадка. В любой момент сменяю ее на мою клячу.

Тилли засмеялась.

— До свидания, Стив.

— До свидания, Тилли.

Лошадь сделала всего несколько шагов, когда женщина повернулась и взглянула на мужчину. Он уже не улыбался. И ей вдруг показалось, что на лице его промелькнуло такое знакомое выражение, которое она часто видела, когда он был подростком. И это насторожило ее. Но ненадолго: до ворот особняка.

Тилли передала лошадь Питеру Майерзу, вручила книги встретившему ее на пороге Биддлу и вошла в холл. Тут к ней бросилась Жозефина, спрыгнув со второй ступеньки лестницы и проскользнув под рукой Конни Брэдшоу, девочка закричала:

— Мама! Мама! Она ударила Вилли! Мама, она ударила Вилли.

Тилли взяла ребенка за руку.

— Тихо, успокойся, Жозефина! — Потом подняла глаза на Конни, которая держала Вилли за руку.

— Что случилось?

— Я лишь шлепнула его по руке, мэм.

Тилли внимательно посмотрела на девушку, потом притянула к себе сына и спросила:

— Тебя ударили, Вилли? За что?

Мальчик немного поколебался, вглядываясь в мать и часто моргая, потом ответил:

— Я плохо себя вел, мама.

Тилли давно уже заметила, что сын никогда не отвечает простым «да» или «нет», а старается объясниться. Для маленького ребенка эта черта была странной, она говорила о том, что он старается избежать неприятностей для себя и других.

— Почему ты себя плохо вел? Что ты сделал?

— Я потянул за нянину цепочку.

— Он только тронул, мама, она плохой. Она его сильно ударил.

— Вовсе нет, вовсе нет. Я шлепнула по руке, вот и все.

Тилли взглянула на девушку. На ней не было никакой цепочки. Естественно, она не могла носить ее в детской. Тилли не стала выяснять, за какую цепочку Вилли потянул, но сказала:

— Пожалуйста, никогда впредь не поднимай руку на моих детей. Если они будут скверно себя вести, сразу же приходи ко мне, я сама с ними разберусь. Понятно?

— Да, мэм.

— Хорошо, а сейчас отведи их в детскую. Я скоро приду.

— Она плохой, мама. Она плохой.

— Тихо, Жозефина. Хватит. Теперь будь хорошей девочкой и иди с Вилли.

Дети послушно отправились за своей новой няней, но отнюдь не молча, потому что бормотание Жозефины было слышно даже с галереи.

Тилли повернулась к Биддлу, стоящему с книгами в руках, и попросила:

— Отнеси их в детскую, пожалуйста.

— Слушаюсь, мэм.

Видя, как лакей поднимается по лестнице, Тилли пожалела, что Анна потратилась на такую яркую форму для него и Пибоди. Бриджи и гетры выбивались из общей атмосферы дома.

Она вздохнула и задумалась, идти ли ей на кухню, как она собиралась, или подняться наверх и переодеться. Пока она не спеша поднималась по ступенькам, шла через широкий балкон, а затем по длинному коридору, до нее доносился высокий, возмущенный голос Жозефины. Тилли печально улыбнулась. Изменилось не так уж много: совсем недавно Мэтью, его братья и сестра носились как угорелые по этому дому, громко визжа, гоняясь друг за другом, пробегая по этой же самой лестнице и коридору.