– Все понятно, он полный неудачник, – с сочувствием произнес Марк. – Но для тебя лучше было узнать об этом до, чем после.

– Я знаю. Но проблема в том... просто мне казалось, что нам нужно одно и то же. По крайней мере, он так говорил.

– И что же это за одно и то же?

– Дом, дети, корни.

– Вполне разумные вещи.

– И остаться здесь, в Промисе. В самый последний момент Фред решил, что не может этого сделать. Он до смерти боялся осесть где-нибудь.

Марк помедлил, прежде чем смог из себя выдавить:

– Понимаю.

– Так что вот. Вот почему я испугалась, – вздохнула Хэлли. – Я подумала о Фреде.

В комнате повисло молчание, и лишь мерный ход часов нарушал тишину. Марк узнал, что думала женщина, с которой он так хотел разделить постель этой ночью, и чувствовал себя обманутым, как никогда в жизни.

Ему казалось, что его обокрали: сначала вложили в его руку что-то ценное, а потом жестоко отобрали этот дар.

Марк отвел глаза. Она хотела поговорить, и они поговорили. Черт возьми, как он жалел, что они это сделали.

– Значит, – произнес он, тон его был холодным, – ты закрываешь глаза на то, что происходит на самом деле. Если ты отдаешься человеку, то хочешь знать точно, что ваши жизненные принципы совпадают, чтобы не дай бог не связаться с мужчиной, с которым у тебя нет будущего.

Хэлли обдумала его слова и медленно проговорила:

– Я думаю, ты прав. Это как религия – если тебе важно выйти замуж за человека своей религии, тогда, наверное, не стоит встречаться с людьми других вероисповеданий. Зачем рисковать? Или, если ты хочешь ребенка, зачем быть с человеком, который не желает детей? Что-то в этом роде.

– Самозащита, фактически.

– Да. Я глубоко все переживаю, Марк. Слишком глубоко, наверное. Но в моей жизни было столько потерь – родители, бабушка, дедушка, Фред. Я думаю, ты верно сказал: мне нужно защитить саму себя от других потерь.

– Понятно.

Снова наступило молчание. За окном опять начинался дождь – Марк слышал, как капли легко барабанили по стеклу.

– Извини, – сказала Хэлли. – Я все разрушила, да?

– Можно сказать и так.

В голове Марка крутилось столько всего, что он не мог просто сидеть на месте – ему необходимо было двигаться. Он встал и подошел к камину. В трубе глухим эхом раздавался шум дождя. Он вобрал воздух, медленно выдохнул. Они так культурно, цивилизованно побеседовали, подумал Марк. Когда же он пришел, в нем не было ничего цивилизованного. В нем говорили первобытные инстинкты. Жаль, что так не могло продолжаться. Самое главное, что, несмотря на разговор и все, что с этим было связано, он все еще очень сильно желал эту женщину.

Хэлли чувствовала кожей, что Марк выбит из колеи и расстроен. Она чувствовала себя виноватой, но ни капли не жалела о том, что сказала ему правду.

В конце концов, для нее ставки были высоки, и если бы она не высказала все, что скопилось у нее на душе, то некого было бы винить, кроме себя, если бы потом возникли неприятности.

Внимание Марка привлекла картина над каминной полкой, какие-то фрукты на тарелке и кувшин на заднем плане.

– Мой двоюродный прадедушка Руперт, – сказала она ему в спину. – Он принялся рисовать, когда ему уже было восемьдесят.

Марк кивнул, развернулся и оперся локтями на каминную полку.

– Если быть до конца откровенным, то ты права, и нам не следует дальше продолжать, что бы между нами ни было.

– Почему?

– Я ведь не остаюсь здесь, в Промисе. Это временная работа, пока начальник полиции Маккинни не поправится или не решит уйти на пенсию. Я здесь только на несколько месяцев.

– Я... я этого не знала.

– Похоже на то. Я думал наоборот.

Отчаяние охватило ее. Хэлли не могла вымолвить ни слова, только качала головой.

А в глазах Марка не было ни сочувствия, ни смеха, ни нежности, на которые, она знала, он был способен.

– Думаю, я такой же тип, как Фред. Не собираюсь нигде устраиваться и оседать, ни на долгое время, ни, тем более, навсегда. Ты хочешь детей, а я не уверен, хочу ли этого. Думаю, отец будет из меня никудышный. Всю свою жизнь я знал только дисциплину и подчинение правилам. Но это еще не самое главное. Понимаешь ли, Хэлли, я только что уволился в запас. В армии каждый день был расписан и не я выбирал, в какой точке буду служить и где мне придется жить. Не пойми меня превратно, меня устраивал такой образ жизни, – думаю, потому что я привык к нему и потому что знал: я служу своей стране.

Он замолчал, словно раздумывая, что сказать дальше. Она чувствовала, что его ярость рвется наружу.

– Но теперь я больше не в армии, Хэлли. И не хочу каких-либо обязательств и ограничений. У вас прекрасный город, и живут в нем прекрасные люди. Мне будет очень жаль уезжать отсюда, но я все равно уеду. Пробуду здесь несколько месяцев и исчезну навсегда. В мире еще столько всего, что мне хотелось бы увидеть. – Марк поднял руки, но сразу же уронил их. – Вот и все, – закончил он, как будто опустил топор.

– Как в самом худшем кошмаре.

– Да, похоже, – согласился Марк.

Незваные слезы побежали по ее щекам, и Хэлли никак не могла остановить их. Так же как не могла остановить Марка, превратить его в того человека, каким хотела бы его видеть.

– Я не знала этого, – повторила она снова.

– Черт побери, перестань плакать, – сказал Марк, отходя от камина. – Хэлли, ну пожалуйста. Я не хотел расстроить тебя.

– Понимаю, – кивнула она, шмыгая носом и пытаясь задержать слезы. – Дело не в тебе, а во мне. Почему мужчины не хотят оставаться со мной?

Марк подошел к дивану и встал перед ней на колени. Взяв ее за руки, сказал:

– Я правда хочу остаться с тобой. Просто... не навсегда.

Она снова зашмыгала носом и ничего не ответила.

Марк сжал ее руки, сильно, словно пытаясь заставить Хэлли понять очевидное.

– Хэлли, отношения бывают разные. Некоторые длятся долго, а некоторые – мало, но зато стоят этого. Я хочу тебя, а ты хочешь меня. Думаю, мы оба прекрасно понимаем, что между нами творится что-то необычное. Нам хорошо вместе, в конце-то концов. – Он поднялся с колен и снова сел на диван, не отпуская ее руки. – Что бы ты сделала, если бы сегодня, когда вошел, я просто схватил тебя и отнес в постель?

– Я была бы с тобой.

– Просто была бы со мной?

– Нет, ну, ты понимаешь, что я имею в виду. – Хэлли снова шмыгнула носом. – А потом ты бы сообщил мне, что уезжаешь? Это было бы в два раза тяжелее, потому что я знала бы, что больше у меня этого не будет.

Он отпустил ее пальцы и запустил руку в свои короткие волосы. Покачав головой, заключил:

– Здесь уже ничего не поделаешь, да?

– Я не могу допустить, чтобы мое сердце вновь разбилось, Марк. – Хэлли вытерла слезы кулаком. – А если у нас с тобой будет роман, а потом ты уйдешь, мне этого не избежать. Сомневаюсь, что смогу пережить это. – Она опустила глаза и добавила: – Я все еще продолжаю надеяться, что рано или поздно появится человек, который полюбит мой город и захочет построить свою жизнь здесь, со мной. Я действительно хочу иметь семью, Марк. И действительно хочу детей. Во мне столько невысказанной любви, столько нерастраченной нежности. Я устала нянчить детей своих подруг, устала быть тетей Хэлли.

– Тебе не кажется, что ты еще слишком молода для таких мыслей – как у старой девы? Тебе же еще тридцати нет.

– Сыну Мэг шесть лет, а Джоанна сказала мне сегодня, что они с Томом думают о том, чтобы завести второго ребенка. Я тоже хочу, чтобы у меня все это было, Марк. И хочу, чтобы у моего ребенка были и отец, и мать.

Он встал и заходил по комнате, как пойманный в клетку зверь. Хэлли молча наблюдала за ним и с удивлением думала, что все еще сильно желает близости с ним. Ей хотелось почувствовать, каково это было бы, если бы вся эта огромная энергия обратилась на нее.

От этих мыслей у нее на щеках загорелся румянец, тело наполнилось страстью. Странно. Она только что сказала Марку, почему они не могут быть вместе, а ее тело говорит совершенно обратное.