Единственным местом, где можно было присесть, была кровать, и я сел на нее. Чисс продолжал раскрашивать колеса.

— Сначала это было моим хобби, — сказал он, не поднимая глаз. — Это было давно... Когда еще жила моя жена. И тогда я совсем не думал, что это может стать моим основным заработком. Такую работу можно выполнять в любое время: и днем, и ночью, и она не мешает другим моим занятиям.

— Каким?

— Пить и заниматься личностью Фрэнка Лека и всем, что с ним связано.

Он наложил на колесо последний мазок, поднялся и выкатил поделку на улицу. Через некоторое время он вернулся, закрыл дверь и сказал:

— У вас ко мне, очевидно, много вопросов. Спрашивайте.

— Вы знаете, что меня интересует.

Чисс кивнул, взял бутылку и вновь наполнил стакан.

— Выпьете?

Я покачал головой. Он поставил бутылку.

— Противное вино, но зато дешевое.

— Напиваться — это не лучшее занятие для человека, который занимается личностью Фрэнка Лека.

Чисс отпил глоток и вытер рот тыльной стороной руки.

— Я пью не для того, чтобы напиться, а чтобы взбодриться. Это — единственная моя возможность сохранить терпение. Вы знаете, что меня уволили из полиции за неоказание помощи пострадавшей?

— Да.

— Это было четыре года назад. И все это время я выжидаю. А ждать очень тяжело...

Он направился к комоду и поставил на него стакан. Потом наклонился и, открыв ящик, достал из него что-то. Когда он вновь повернулся в мою сторону, в руке у него был пистолет.

Это был кольт «кобра» калибра 38 с коротким стволом. Чисс не направлял его на меня, а просто держал его в руке. Пройдя через всю комнату, он остановился перед портретом Лека в позолоченной раме.

— Я обзавелся этим пистолетом, когда вышел из тюрьмы, — сказал он тихим голосом. — Это было первое, что я сделал. Потом каждую ночь я проводил, ожидая Лека перед его домом в Нью-Йорке или перед его конторой в Манхэттене. Вскоре случай мне представился. Я поджидал Лека в переулке, когда он вышел из конторы с тремя подручными. Четыре-пять секунд его фигура четко вырисовывалась на фоне прозрачной входной двери. Стрелять было очень удобно, и я мог вышибить из него мозги, прежде чем его прихвостни смогли бы вмешаться... — Чисс отошел от портрета. — Но я не сделал этого. Мне вдруг пришла в голову мысль, что смерть Лека от моей руки — это не совсем та месть, которой я хочу. Он должен умереть от чужой руки. И я его отпустил... А чтобы у меня больше не появилось желание воспользоваться пистолетом, я снял с него мушку и забросил ее в воду с Бруклинского моста.

— Но сам пистолет вы сохранили, — заметил я.

— Да, конечно... По натуре я — барахольщик. Не люблю выбрасывать вещи, которые могут пригодиться. — Он посмотрел на пистолет. — Возможно, я когда-нибудь сделаю из него настольную зажигалку.

Он бросил оружие обратно в ящик, задвинул его и снова глотнул вина. Потом сел на стул, держа полупустой стакан.

— Как видите, мои взаимоотношения с Лека восходят еще к тому времени, когда я был полицейским в отделе по расследованию убийств... Это было еще в то время, когда Лека убивал людей лично и еще не отказывался от грязной работы. Я занимался этим делом даже в свободные от работы часы, и Лека почувствовал, что я сажусь ему на пятки. Тогда у меня появился Виктор Рюннон и посоветовал мне бросить это дело. Я отказался...

— И тогда они подстроили, что вас выгнали из полиции?

Чисс кивнул.

— И вдобавок приговорили к 10-ти месяцам лишения свободы. Ну, как вы считаете, прав я, отказавшись от убийства Фрэнка Лека?

— Думаю, вы правы.

Он наклонился вперед и, глядя на меня сверкающими глазами, проговорил:

— Мне это не нужно! Я хочу, чтобы его судил закон! Хочу увидеть Лека в суде в качестве подсудимого. Сделать так же, как поступил со мной он. — Чисс откинулся назад и неприятно сощурился. — Месть сладка, но справедливость еще слаще!

— Но это трудно осуществить.

— К сожалению, трудно. С определенного времени Лека лично не совершает преступлений. И единственная возможность привлечь к суду за убийство такого человека, как Лека, — с его влиянием и связями — это поймать его на месте преступления с оружием в руках. Поэтому я и набрался терпения и... — он поднял стакан: — И дождался вас!

Я посмотрел на него.

— Вы надеетесь, что Лека лично захочет убить того, кто убил его сына?

— Конечно! И поймите меня правильно, Барроу... Я не виноват в ваших бедах. Но, тем не менее, вы можете послужить моим целям.

— Я не желаю быть ни козлом отпущения, ни жертвой на вашем алтаре мести, — ответил я.

— Но у вас нет выбора!

— У меня он будет... Кстати, а может ли послужить вашим целям тот факт, если Лека даст своим людям распоряжение охотиться за истинным убийцей своего сына?

— Нет, конечно!

— И потом, — медленно проговорил я, — не вы ли сами являетесь убийцей?

Чисс пожал плечами:

— Нет, не я.

— Что же вам нужно было, в таком случае, в «Черепахе», когда там был Марти? Выслеживали его? И с какой целью вы крутились перед моей конторой? В то время, когда был убит Марта.

Чисс допил остаток вина в стакане.

— Я расскажу о трех последних годах моей жизни, Барроу. Как я испытывал свое терпение... Почти все дни я проводил, выслеживая Лека и тех, кто с ним связан. Изучал деятельность их организации. Все время ждал, что Лека совершит какое-нибудь преступление, за которое его можно было бы посадить на электрический стул. Или чтобы попался кто-нибудь из его людей, который, спасая себя, даст показания против Лека по поводу какого-нибудь старого преступления. Или события начнут разворачиваться таким образом, что я смогу подтолкнуть Лека к насильственным действиям.

— Например, убить его сына и повесить это убийство на меня? — бесстрастно спросил я.

Чисс покачал головой.

— Не надо больше об этом... Вы хотите выслушать меня или нет?

— Говорите!

— Так вот. Несколько месяцев назад Марти переехал сюда, в Нью-Йорк, вместе с женой. Я принялся следить за ним.

— Если вы следили за Марти, то, значит, знаете его жизнь за последние несколько месяцев?

— Частично. Как вы знаете, я следил за ним время от времени, но одно могу сказать определенно: много времени со своей женой он не проводил. Похоже, у него были другие женщины. Именно поэтому я и крутился временами у «Черепахи» — именно там у него обычно проходили встречи с подружками. А этот парень вел себя с женщинами как настоящий садист. Поскольку Лека принадлежит в Нью-Джерси очень многое, Марти все сходило с рук. Вчера вечером я вас сразу узнал — как только вы вошли. И я видел, как вы наблюдали в зеркало за столиком, где сидели Марти и Грэди с подружкой.

— Откуда вы меня знаете?

— Видел где-то ваше фото. У меня прекрасная память на такие вещи... На лица, имена, даты, преступления.

— Но почему вы выступили вчера на моей стороне и уложили Хаги?

Чисс дернул плечом.

— Чтобы немного подогреть атмосферу. Я хотел, чтобы у вас была возможность добраться до Марти. — Он усмехнулся. — Представляю, как среагировал бы Лека, если бы узнал, кто способствовал этой стычке.

— Почему вы не остались в таверне?

— После вмешательства мне оставаться там было неразумно. Марти наверняка позвонил бы отцу и попросил помощи. А мне совсем не хотелось дожидаться приезда головорезов Лека. Я отъехал на машине и ожидал вас на улице. Вскоре вы проехали с этой девушкой. Мне хотелось поговорить с вами, чтобы узнать, что произошло после моего ухода. Поэтому я поехал за вами, но вы ехали слишком быстро для моего старенького «форда» и вскоре исчезли из виду. Тогда по телефонному справочнику я нашел ваш адрес и подъехал к вашему дому в Бруклине, намереваясь дождаться вас перед домом. Затем, примерно через час, поскольку дома вы не появились, я поехал в Манхэттен, в вашу контору.

Я напрягся.

— И вы туда заходили?

— Нет, я ожидал у входа, когда раздался пистолетный выстрел. Тогда я перешел на другую сторону и устроился в подъезде дома напротив.