Кендре захотелось попросить добавить к этому предписанию Жан-Мишеля огромное количество любви, терпения и понимания, которые потребуются, чтобы ввести жизнь Реми в нормальное русло. Ей казалось, что даже если ребенка баловать (в разумных пределах) и бесконечно ласкать, то все равно пройдет много времени, пока мальчик не почувствует себя в безопасности, не почувствует себя счастливым. Но она благоразумно прикусила язык и не произнесла этого вслух. В конце концов семья Реми — это Жан-Мишель, Лоран и Надин. И, конечно, они дадут волю своей любви и пониманию, как только благополучно вернутся домой.

Раздался короткий стук в дверь, и вошел Реми с няней в форменном платье. Его облик претерпел почти волшебное изменение. Волосы аккуратно причесаны, бледное личико отмыто до блеска. Теперь на нем была накрахмаленная белая рубашка, белые короткие штанишки и темно-синий льняной блейзер. На тоненьких ножках — белые гольфы и темно-синие сандалии.

И только его огромные синие глаза, полные печали, были все те же. Реми подошел к матери и поцеловал ее в обе щеки, затем пожал руку отцу и деду. Кендра смотрела удивленно: ни один из знакомых ей пятилетних детей не был таким сдержанным и серьезным, ни один так не владел собой. Впрочем то же можно сказать и о родителях, и о дедушке.

Буркели несколько минут негромко разговаривали с Реми. В Кендре нарастало ощущение нереальности происходящего. Все было так… вежливо, так официально, это меньше всего походило на встречу семьи после трагического происшествия. По-видимому, она столкнулась с одним из тех непреодолимых культурных барьеров, о которых говорила девочкам, призывая их не осуждать то непонятное, что могут увидеть они в чужой стране.

И все же, если бы Реми был ее сыном, она схватила бы его, крепко прижала к себе и покрыла поцелуями. Хотя она знала его всего несколько часов, она сейчас с трудом удерживалась, чтобы не сделать это. И уж, конечно, не позволила бы купать его няне в форменном платье. Она бы не уступила никому этой привилегии — отмыть и осмотреть каждый квадратный дюйм его милого маленького тельца, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

— Реми, ты должен поблагодарить мадемуазель Мартин, — сказала Надин.

— Не нужно больше благодарностей, в самом деле. — Кендра присела на корточки перед Реми, смущенно сравнивая свой весьма ограниченный французский с великолепным английским Буркелей. — Я так сожалею о том, что произошло с тобой в эти дни, Реми. Лучше бы мы встретились при других обстоятельствах. Но я хочу тебе сказать, что ты очень смелый.

— Смелый? — Реми опустил голову. — Нет, мадемуазель Мартин, сначала я все время плакал. А потом они меня побили, и я боялся даже плакать.

Надин вздохнула, но не произнесла ни слова.

Кендра проглотила комок в горле, стараясь сдержать волну ярости, захлестнувшей ее, когда она представила себе все жестокости, которым подвергся Реми. Глубоко вздохнула, выровняла дыхание.

— Значит, ты не только смелый, но и умный.

— Умный? — удивленно переспросил Реми.

— Конечно, ведь тихо и терпеливо ждать, когда придет помощь, это самый лучший способ защитить себя от этих гнусных людей. Это было очень умно. — Кендра протянула руки. — Можно тебя обнять на прощанье, Реми?

Мальчик упал в ее объятия, крепко обхватив за шею.

— Спасибо, мадемуазель Мартин, вы спасли меня!

— Поверь, Реми, я очень этому рада. Ты замечательный мальчик, и я горжусь знакомству с тобой. — Кендра заморгала, стараясь не дать пролиться проступившим слезам. Погладив Реми по спинке, она нежно поцеловала его в щечку и зашептала на ухо: — Постарайся забыть все плохое, Реми. Катайся на пони, играй с друзьями и отдохни за лето как можно лучше. Хорошо?

— Хорошо.

— Реми, ты задушишь мадемуазель Мартин, — сказала няня. — Попрощайся как следует, за руку.

Не обращая на нее внимания, Кендра обхватила ладонями худенькое личико и долго смотрела, как бы отпечатывая его в памяти. Затем встала, позволив няне увести мальчика.

— Спасибо вам за вашу доброту, — сказала Надин. — Кажется, мой сын совершенно покорен вами.

— Взаимно.

— Я знаю, что вы спешите вернуться в отель, — продолжала Надин. — Господин посол говорил, что вы сопровождаете группу девочек в поездке по Франции. Но, пожалуйста, подождите еще минуту: мы с мужем хотим пригласить вас к себе.

— Пригласить?

— Когда ваша поездка закончится и девочки вернутся домой, мы приглашаем вас провести несколько недель у нас в Нормандии.

В Нормандии… Наверное, она шутит, подумала Кендра.

— У нас небольшая вилла на берегу моря близ Довиля, — добавил Лоран.

Вилла… Ладони Кендры стали влажными, она переводила глаза с Надин на Лорана, но их лица выражали искренность и серьезность. Господи, они не шутят. Ее приглашают погостить в доме одной их богатейших семей мира. Сознание этого ошеломило ее.

— И я обещаю усилить меры по охране, так что вы можете не бояться за свою безопасность. Я надеюсь, что вам понравится. У нас собственный пляж, прислуга очень хорошая, и погода в августе обычно вполне сносная.

— Конечно, мне понравится ваша вилла… я думаю, она безупречна, Лоран. — Кендра подавила почти бессознательное желание рассмеяться.

Провести несколько недель в фамильном особняке у моря в Довиле? Да она по пальцам могла пересчитать своих друзей, которые раз в год могут позволить себе пять дней скромного отдыха в снятой квартире. Да и то не в таких местах, как Довиль. Сверкающие казино, великолепные балы, старинные дворцы, прогулки верхом, элегантые дамы и господа, резвящиеся на морском берегу, — эти картины разворачивались в ее воображении, как кадры какого-нибудь упоительного фильма.

Но в ту же секунду более очевидной, более реальной для нее стала непроходимая пропасть между ее уровнем жизни и уровнем жизни Буркелей.

Конечно, она понимала, что богатые тоже разные. Это путешествие с «благородными девицами» показало ей, какой комфорт и роскошь дарует богатство. Но люди, которые каждый август отдыхают на фамильной вилле в Довиле, более чем богаты. Это люди другого круга. Одно дело теоретически знать, что существуют столь богатые люди, что их дети подвергаются риску быть украденными за выкуп. Но совсем другое дело встретиться с ними лицом к лицу.

Читать в журналах статьи о людях, которые двигают международную политику, это совсем не то, что наблюдать, как посол США чуть ли не через обруч прыгает, чтобы ублажить их.

Богатые промышленники, которые вручали чек на два миллиона франков с такой легкостью, что и сумочку работы известного дизайнера, были так же чужды Кендре, как еда, которую она ела, как города, которые она осматривала, как французский язык, на котором она говорила последнюю неделю.

— Можно ли считать ваше молчание согласием, Кендра?

Вопрос Лорана заставил Кендру вернуться к реальности.

— Боюсь, что нет. — Она подняла руку, предупреждая протесты Надин. — Мой отпуск уже кончился, я провела его со своей семьей. И как только девочки окажутся дома, в Калифорнии, мне придется вернуться на работу.

— Но, может быть, вашего начальника удастся уговорить дать вам еще несколько недель отпуска?

Кендра подумала о повышении, которое почти наверняка ждало ее, и покачала головой.

— Ваше приглашение очень заманчиво, конечно, мне бы хотелось побывать в Нормандии. Но обстоятельства складываются так, что в настоящий момент я не могу просить дополнительный отпуск. Я должна вернуться домой — к моей семье, к моей работе… к моей жизни.

— Разумеется, мы понимаем требования семьи и работы, — сказал Лоран, вынимая из внутреннего кармана пиджака серебряную коробочку для визитных карточек и извлекая из нее белую карточку несколько большего размера, чем стандартная американская. — Но на случай, если вы передумаете, пожалуйста, возьмите наши домашние телефоны. Позвоните и назовите только дату и время приезда, и мы пошлем шофера встречать вас в аэропорт «Де Голль».

— Вы очень любезны, Лоран. — Кендра опустила белый кусочек картона в свою новую сумочку, скорее как сувенир, чем с реальным намерением когда-либо воспользоваться домашними номерами телефонов, которые были на нем напечатаны.