Женщина закрыла за собой дверь, все еще продолжая смеяться.

Кендра склонилась над грудой своих покупок. Некоторые вещи, нуждавшиеся в небольшой переделке, должны были принести до ее отъезда в Довиль. Платье, которое она искала, было совершенно великолепным и… подходящим. Она погладила блестящую ярко-красную коробку от «Карины» и сняла крышку.

В коробке лежало завернутое в белую прозрачную бумагу платье, в котором она намеревалась выйти сегодня вечером с Джеком. На губах у нее появилась самодовольная улыбка.

Сегодня днем она совершенно потеряла голову.

Вечером настанет его очередь.

Кендра ждала Джека в холле. В комнате ее по-прежнему царил хаос — кругом валялись коробки, смятая бумага и ярлыки. И большая двуспальная кровать слишком уж выделялась. Учитывая их обоюдное сексуальное влечение, это зрелище было просто опасным.

Впрочем, как и надетое на ней платье.

— Принарядись, пожалуйста, — сказал Джек вчера вечером, проводив ее до дверей гостиницы. — Я хочу завтра предложить тебе набор развлечений, обычных для парочки, у которой завязываются близкие отношения. Мы пойдем в ночной клуб, послушаем музыку и потанцуем. Затем поужинаем в шикарном ресторане. Погуляем по набережным Сены и вернемся домой только на рассвете. А между делом ответим на все интересующие нас вопросы — кроме одного.

Кендра понимала, что спрашивать нельзя. Что-то в его голосе, в выражении лица, в блеске глаз подсказывало, что его ответ обозначит некую важную грань — переход их романа на новую ступень.

— Что же это за вопрос?

— Когда?

У Кендры было смутное подозрение, что Джек увидит в ее новом платье только один ответ; «очень скоро». Она и надела его именно по этой причине. Чтобы показать ему: она захочет… очень скоро. Чтобы сказать: пока она еще не готова, но будет… очень скоро.

Это было платье с глубоким вырезом, кокетливого покроя, гораздо выше колен. Темно-голубой изумительный шелк струился и облегал ее тело так, что это привлекало внимание, но отнюдь не было вульгарным. Поскольку шея была открыта, а плечики очень узкими, бюстгальтер исключался напрочь. При каждом движении Кендры блестящая холодная ткань скользила по груди, заставляя соски напрягаться.

В еще одном магазинчике из списка Вивиан она нашла черные лаковые туфли на высоких каблуках с тоненькой золотой цепочкой на подъеме. Цепочка отбрасывала блики и слегка позвякивала при ходьбе.

Прозрачные дымчатые чулки на лодыжках сзади были усеяны крошечными стразами в форме радуги. Пояс для чулок представлял собой черный кружевной лоскуток с черными шелковыми подвязками и парой небольших металлических застежек, а подобранные в тон черные шелковые трусики были такими прозрачными, что сквозь ткань вызывающе просвечивала широкая полоса обнаженной кожи.

Никогда еще Кендра не надевала такого роскошного, чувственного белья. Она и представить себе не могла, что эти вещи могут так ласкать кожу, заставляя думать об одном — о наслаждении, которое ждет их с Джеком в ближайшем будущем.

Легкое дуновение сквозняка и пронзительный шепот хозяйки гостиницы «мадемуазель!» предупредили Кендру о появлении Джека. Он пошел к ней навстречу, и она невольно глубоко вздохнула.

Джек выглядел великолепно. На нем был черный смокинг, в котором плечи его казались еще шире. Тонкую талию стягивал атласный бордовый пояс. Блестящие перламутровые пуговицы ровным рядом спускались по безупречной сорочке, белизна которой красиво оттеняла загар. Черная бабочка и атласные отвороты смокинга, которые всегда казались ей смешными на фотографиях в журналах, только подчеркивали присущую Джеку мужественность.

Он излучал силу и уверенность в себе. По спине у нее, прошел холодок — от восторга, от страха, от желания. Ни один мужчина не заставлял ее в такой степени почувствовать себя женщиной. Она ощущала свою уязвимость именно перед ним, и, осознав это, пришла в возбуждение.

— Я не перехватила?

Она провела пальцами по скользкому шелку.

— Никоим образом, — ответил он хриплым, сдавленным голосом. — С таким платьем перехватить невозможно.

Она увидела, как у него расширились зрачки, как он непроизвольно сжимает руки в кулаки и снова разжимает их. Внезапно чисто женское победительное чувство овладело ею: она поняла, что может воздействовать на него столь же сильно, как он на нее.

— Ты прекрасно смотришься в смокинге, — мягко похвалила она.

— А ты в этом платье выглядишь так, что можешь вызвать уличные беспорядки.

Он сглотнул слюну, протянул руку и тут же убрал ее за спину.

— Боюсь притронуться к тебе. Боюсь, что уже не сумею отпустить.

— Любопытно будет проверить во время танцев.

И она добавила, подняв брови:

— Или же мы пойдем в такое горячее местечко, где медленных мелодий не играют?

— Куда бы мы ни пошли сегодня вечером, там будет горячо. И ручаюсь тебе собственной жизнью, что медленных мелодий будет предостаточно.

Такси ожидало их у входа, и вскоре они оказались в переполненном джаз-клубе с крошечной танцевальной площадкой. Когда Джек обнял ее, размеры площадки потеряли всякое значение. Он так плотно прижимал ее к себе, что необходимое им пространство вполне совпадало с шириной его плеч.

Он умело кружил и поворачивал, направляя все ее движения легким уверенным нажатием руки, лежавшей у нее на талии. Когда его ладонь мягко скользнула чуть ниже, она вздрогнула. Под хриплые завывания саксофона в сопровождении неистового аккомпанемента на фортепьяно Джек прижал колено к ее ногам и повел ее в медленном сексуальном темпе.

Она положила голову ему на плечо, ей нравились его мощные уверенные движения. Он провел пальцами по ее обнаженной руке от запястья к локтю, а затем вернулся к талии, скользнув по телу. Высокие каблуки позволили ей обхватить его за шею, чтобы еще теснее прижаться к нему.

Воспользовавшись этим порывом, он стал гладить ее тело, так что шелковая ткань чувственно зашелестела между его ладонями и ее кожей. Она почувствовала, как он нежно прикоснулся к груди, и с губ у нее сорвался сладкий вздох. Он проделал это еще раз, и все тело ее пронизала дрожь.

— Мы уже не можем держать себя в руках, Кендра.

— Хочешь вернуться за столик?

— Нет, — прошептал он. — Мне нравится, что ты не хочешь отказаться от этого танца.

— Мне нравится, как ты танцуешь, — призналась она, поглаживая его плечи.

Пальцы ее скользнули под ворот сорочки, к мускулистому основанию шеи. Мощные мускулы взбугрились, а кожа полыхала жаром под белоснежной рубашкой.

— Мне нравится чувствовать твои руки на себе, — пробормотал он.

— Ты такой сильный, — восхитилась она, проникая дальше, к ключицам и спине.

Ладони Джека медленно двинулись вниз. Он обхватил ее бедра, и они слились в тесном объятии, двигаясь в очень медленном ритме. Пальцы его отбивали такт, словно проникая в ее плоть. Она чувствовала, как он возбужден, ощущала его напряжение, тяжелый напор под плотной брючной тканью. Руки у него были настолько горячими, что, казалось, прожигали шелк платья — прожигали всю ее до костей.

Прожигали настолько, что вскоре не осталось ни единой клеточки, которая не ощущала бы прикосновения этого мужчины.

Они танцевали несколько часов, совершенно забыв об ужине, ибо могли утолить голод лишь друг другом. Джек заказал бутылку коньяка, и они потягивали огненную жидкость из хрустальных рюмок. Они болтали, смеялись, подтрунивали над окружающими и над собой, а когда после полуночи вышли из клуба, то каждый из них знал поразительно много о другом, главное же, оба испытывали чувство необычайной близости.

Джек признался Кендре, что вступил в морскую пехоту в восемнадцать лет по одной причине: ему хотелось вырваться за пределы своего ограниченного мирка и обрести новые горизонты в жизни. Он поведал ей, как вырос в дружной семье «синих воротничков». Она выяснила, что у него нет какого-то любимого цвета и что ему нравится читать фантастические триллеры.