Виктория не смогла этого вынести и вышла из церкви через боковую дверь. Неудивительно, что Роун был такой сорвиголова, если каждый раз его приключения вызывали столь большой интерес. Его бесшабашные глупые выходки получали горячее одобрение, и, разумеется, он пользовался вниманием дам.

Но ее внимания ему больше не видать.

Машины на автостоянке были в плачевном состоянии: все во вмятинах от крупных градин, с выбитыми стеклами, но больше всего досталось фургону Амоса. Виктории, правда, случалось видеть картины и похуже. Однажды она наблюдала, как торнадо поднял грузовик, подбросил его высоко в воздух, а потом уронил — то, что от него осталось, трудно было назвать машиной. Но сейчас она не могла спокойно смотреть на то, во что превратился «Торнадомобиль», оказавшийся теперь совсем не там, где его припарковал Роун.

Она обошла вокруг того, что осталось от любимого фургона Амоса. Что она скажет старому профессору, как объяснит случившееся? Левая сторона машины была вся измята, ветровое стекло разбито вдребезги. От компьютера и принтера остались жалкие обломки — оборудование бросало по салону, разбивая на мелкие куски. Сейчас все это валялось у задней стенки фургона. А все, что не разбилось, тонуло в луже воды.

Амос убьет ее, это точно!

«Господи, о чем это я!» — с досадой на себя подумала Виктория. Амос не то что плохого слова не скажет, он искренне обрадуется, что они с Роуном остались живы. Но ей легче было представлять себе разгневанного Амоса, чем думать о Роуне.

— Мэм?

Виктория обернулась. Перед ней стоял все тот же мальчик — виновник торжества во дворе белой церквушки.

— Что ты здесь делаешь? Почему ты не со своей группой?

— Я должен вам что-то рассказать, — с вызовом произнес малыш, глядя ей в глаза.

Хотя у нее не было настроения вникать в детские проблемы, Виктория пересилила себя и спросила:

— Ну, в чем дело?

— Это про мистера Роуна. — Мальчик понизил голос до благоговейного шепота. — Он спас мне жизнь.

— А почему ты так считаешь? — спросила она. Если Роун и придумал своеобразный трюк, некую жалкую попытку вернуть ее расположение, то она на эту уловку не клюнет. Он воображает себя эдаким суперменом, неотразимым мужчиной, но выставлять в качестве своего защитника маленького ребенка — это уж слишком!

— Когда вы сказали, что сюда приближается торнадо, я убежал и спрятался за дерево, — искренне признался мальчик. — Мне не хотелось идти в это старое убежище. Я хотел остаться наверху и увидеть торнадо.

Смутное понимание зарождалось в сознании Виктории, но она все еще не могла отказаться от своих подозрений, и все же рассказ мальчика заставил ее вспомнить, что, кажется, она не видела, как он спускался в убежище вместе с другими детьми, да и потом не слышала, чтобы Дебби или Марта говорили с ним, хотя его-то она обязательно должна была запомнить — ведь его день рождения праздновали ребята на церковном дворе и его первым фотографировал Роун.

— Мистер Роун увидел, где я спрятался, и пришел, чтобы увести меня в укрытие, — продолжал малыш. — Но как раз тогда страшно взвыл ветер и деревья стали валиться вокруг. Мистер Роун приказал мне лечь, а сам лег на меня сверху, а когда на нас упало дерево, я ужасно испугался и даже не пошевелился, пока все не кончилось. — Он вытер ладошкой слезы и робко посмотрел Виктории в глаза. — Мистер Роун тоже не двигался, и я подумал, что он умер. Когда начался дождь, я выбрался из-под ветвей дерева и побежал за вами, чтобы вы спасли мистера Роуна.

Ошеломленная Виктория молчала. Сама она ни за что бы не догадалась, что Роун способен рисковать жизнью не ради острых ощущений, она была уверена, что он смело пошел навстречу торнадо, лишь бы сделать необычные фотографии. Ей и в голову бы не пришла мысль о том, что Роун мог пойти на этот шаг, дабы спасти жизнь ребенка!

— Вы сердитесь на меня? — со слезами раскаяния спросил мальчик, вытирая лицо тыльной стороной ладони.

Она наклонилась и обняла его.

— Нет, милый, я не сержусь. Спасибо тебе, что ты все мне рассказал.

— Но на мистера Роуна вы сердитесь…

Она выпрямилась и похлопала его по плечу.

— Нет, я ни на кого не сержусь.

— Крис! — В дверях церкви появилась Дебби. — Кристофер Уолкер, иди сюда сейчас же!

— Да, мэм. — Он бегом бросился к учительнице.

А вот Виктория не могла двинуться с места. Она все испортила, беспочвенно осудив Роуна за безрассудство. Как же теперь она посмотрит ему в глаза?

Вдруг как будто кто-то подтолкнул ее, и Виктория побежала к церкви, сгорая от нетерпения увидеть его снова, прикоснуться к нему, взять его за руку, удостовериться, что с ним все в порядке. А потом они найдут какое-нибудь уединенное место, и она безропотно выслушает все его упреки.

Роун был удивлен поспешностью, с которой Виктория завела машину и покинула двор церквушки. Они попрощались с детьми и двумя учительницами еще до того, как появились пожарники, врачи и спасатели, которые со всех сторон прибывали в район, где только что прошел торнадо. Следом за ними, как всегда, нагрянут толпы телевизионщиков и репортеров — охотников за новостями и сенсацией, — но Роуну ни за что не хотелось встречаться с ними. Он не нуждался в их похвалах, он вообще не хотел, чтобы кто-либо узнал о его поступке. Роун дорожил мнением только одного человека, но именно этот человек до сих пор не сказал ни слова — ни одобрения, ни осуждения.

В глубине души Роун уже приготовился к тому, что Виктория никогда не простит ему безрассудного поведения, даже если и узнает, что он решился противостоять торнадо, спасая малыша от верной гибели. Главное, он рисковал собственной жизнью — такое поведение она осуждала и, наверное, в чем-то была права.

Виктория предпочитала спокойную, упорядоченную, распланированную (если это возможно — даже по мелочам) жизнь всяческим приключениям и неожиданным встряскам — не дай Бог, опасным. Она впервые встретила человека, поведение которого было непредсказуемым. Она, правда, несколько влияла на его поведение, даже заставила его задуматься над будущим, но полностью изменить его была не в силах.

— Как твоя голова? — спросила Виктория, выруливая со стоянки.

— Неплохо… — «С сердцем — хуже», — мелькнула мысль, и Роун сказал: — Виктория…

— Роун… — откликнулась она одновременно.

Оба смущенно рассмеялись.

— Роун, — она сделала вторую попытку, — почему ты не сказал мне, из-за чего остался во дворе во время торнадо? Я бы помогла тебе отыскать Криса и привести его в убежище.

— Поэтому я и не сказал. Мне не хотелось еще больше напугать Дебби и Марту, они же отвечают за детей, ну и мне совсем не хотелось, чтобы ты оказалась наверху вместе со мной. К тому же я знал, где спрятался малыш. Мне надо было только добежать туда и принести ребенка в убежище. Я не думал, что на меня упадет дерево.

— А почему ты ничего не сказал, когда я нашла тебя?

— Но ты ни о чем не спрашивала…

Виктория замолчала. Прикусив губу, она сосредоточенно вела машину. Они как раз подъезжали к городку Маршалл, где, как сказала Дебби, могли отдохнуть в мотеле, когда «Торнадомобиль» впервые забарахлил. Занятая раздумьями, Виктория ни на что не обращала внимания.

— Да, — согласно кивнула она на справедливое замечание Роуна, — я действительно ни о чем тебя не спросила. Я была уверена в том, что точно знаю, что произошло. И я была так расстроена и разочарована… возможно, даже хотела причинить тебе боль…

— Тебе это удалось, — тихо ответил он.

Она въехала на первую попавшуюся стоянку и… как раз вовремя. Двигатель фургона чихнул и заглох. Но Виктория даже не пыталась запустить его вновь — она была слишком подавлена, чтобы переживать из-за поломки машины.

— Мне так жаль, — сказала она с печалью в голосе, в глазах заблестели слезы. — Мне очень жаль…

Он не понял, извиняется она за то, что обидела его, или же расстроилась из-за того, что даже неодушевленные предметы отказываются ей подчиняться. В любом случае ему было больно видеть ее подавленной и грустной. Роун протянул руку и погладил ее щеку.