— Борис Михайлович, — засмеялась Виолетта. — Вы не правы. Есть одна девушка, которая любит его. И скажу вам больше, через два месяца вы станете дедушкой. У нее должен родиться ребенок. И у вас будет долгожданный внук, а может быть, внучка. Только Леонид теперь и знать ее не хочет, хотя она очень хорошая и порядочная и без памяти влюблена в него. Она была моей однокурсницей, а из-за Леонида бросила институт и уехала к родителям.

— Я же сказал вам, что мой сын — это моя боль, — обескураженно сказал профессор. — Судя по срокам, он изменял вам с ней?

— Скорее это ей он изменял со мной, — улыбнулась Виолетта. — Он был с ней, когда мы еще не были с ним знакомы, и, думаю, что он тоже любил ее. А может быть, и сейчас любит. И обо мне не беспокойтесь. Я в порядке. Если я и переживаю, то только за ребенка, который будет расти без отца.

— Вы дадите мне ее адрес, Виолетта? — спросил профессор. — Я напишу ей. Может быть, ей нужно чем-то помочь. А потом, когда родится малышка, мы вместе с вами съездим познакомиться с моей внучкой.

— Может быть, это будет мальчик, — смеясь, возразила Виолетта.

— Нет, это будет девочка, — уверенно сказал Карабчиевский. — Мальчиков нам больше не нужно. У меня будет внучка. И я буду заплетать ей косички. Знаете, такие, с большущими бантами. Я, конечно, не умею, но придется научиться.

Виолетта представила, как знаменитый профессор возится с младенцем, и расхохоталась.

— И моя жена будет рада. Она давно мечтает понянчить детей Лени, но только никак не получалось, — обрадованно говорил Борис Михайлович. — А если Леонид будет против моей внученьки, я предпочту ее ему. Долго я терпел его. Хватит, — в голосе профессора появилась решительность. — Из-за него я чуть не потерял вас и никогда бы не узнал о существовании малышки. Значит, через два месяца мы поедем встречать мою Светочку из роддома. Нужно только точно посчитать дату, когда свершится это знаменательное событие, чтобы не опоздать. — В голосе старика послышалось неподдельное беспокойство.

— Светочку? — удивилась Виолетта. — Вы ее уже назвали!

— Да, ее будут звать Светочкой, в честь моей матери, ее прабабушки. Светлана Леонидовна Карабчиевская. Звучит? — Глаза у профессора так и сияли.

— Звучит, — ответила Виолетта.

Она представила, как обрадуются девчонки, когда узнают, что за Ларисину судьбу можно теперь не беспокоиться.

— А как зовут маму моей ласточки? — поинтересовался профессор.

— Лариса, — сказала Виолетта.

— Значит, через два месяца мы с вами возвращаемся из Гейдельберга и поедем к Светочке и Ларисе. — На лице профессора было написано мальчишеское лукавство.

— Мы вернемся из Гейдельберга? — ошарашенно спросила девушка.

— Да, на конференции в Америке я договорился с немецкими учеными о сотрудничестве по разработке нашего препарата. Они смогут быстро наладить необходимое нам оборудование. И через неделю мы с вами поедем налаживать производство. Иммунологи всего мира просто ахнули, когда выслушали мой доклад. И все наперебой предлагали сотрудничество. Мы потом организуем выпуск вакцины и в других странах, а опытную партию произведем в Германии. Глава немецкой медицинской фирмы — мой старый друг, и сотрудничество с ним будет для нас наиболее выгодным и легким, — сообщил профессор.

— А зачем вам я? — спросила девушка.

— Как же я обойдусь без вас? — Глаза Карабчиевского смеялись. — Я уже глубокий старик. Хожу с палочкой. Я один и не дойду до стола переговоров. Так что вам придется поехать со мной.

— Никакой вы не старик, — засмеялась Виолетта. — Вы просто хитрый обманщик. Вы хотите, чтобы в номере отеля я готовила вам чай, вас ведь не устроят немецкие фрейлейны. Они не знают вашего вкуса. А на переговорах я должна буду следить, куда вы засунете подписанные бумаги.

— Да, вы раскрыли мой хитроумный замысел, — тоже рассмеялся профессор. — А если говорить серьезно, Виолетта, то едем мы втроем. Вы, я и мой ассистент Петров. Вы двое — мои самые талантливые ученики, подающие большие надежды. И я верю, что у вас большое будущее. Жаль только, что оно не может быть общим. — В голосе старика прозвучали озорные нотки. — Петров, к сожалению, давно женат. И я хочу, чтобы вы приняли участие в дальнейших исследованиях препарата вместе с нашими немецкими коллегами.

Виолетта даже не смогла поблагодарить профессора. От его слов она лишилась дара речи. Ее учитель, которого она боготворит, говорит ей, что она талантлива. И приглашает ее поехать с ним в Германию. И после того, что она пережила, это особенно неожиданно и приятно. Она молчала, но он обо всем мог догадаться по ее глазам, полным счастья.

— Так что завтра являйтесь, как штык, в лабораторию. И попробуйте не прийти, узнаете, как я страшен в гневе. И поверьте моим сединам, никогда я не передавал вам через Леонида, что не хочу вас видеть. Это абсурд.

Виолетта смотрела, как он надевает плащ, как берет в руки свою палку, и все никак не могла поверить, что сказанное им — правда. Лишь когда дверь за профессором захлопнулась, она вспомнила, что не попрощалась с ним. Но он поймет ее и простит.

Авиалайнер, следующий рейсом Москва — Франкфурт-на-Майне, шел на посадку. Изящная стюардесса в облегающем ее фигуру синем форменном костюме на трех языках — английском, русском и немецком — попросила пассажиров пристегнуть ремни. Виолетта с профессором сидели рядом в мягких креслах салона. Анатолий Петров, третий участник делегации, круглолицый веснушчатый мужчина лет тридцати пяти, занимал место впереди них.

— Я рад, Виолетта, что вы послушались меня и позвонили вашим родителям. Слава Богу, и это недоразумение прояснилось, — продолжая разговор, прерванный появлением стюардессы, произнес Карабчиевский. — Мой сын, когда не нужно, проявляет прямо-таки чудеса изобретательности. Если бы это было на пользу делу! Так нет. Надо же такое придумать о моей сестре. Аля всегда была добрейшей и умнейшей женщиной. А он так ловко запугивал вашу маму, представляя ее монстром, способным уволить с работы человека лишь за то, что ее дочь не хочет жить с ее племянником. Не представляю, как ему это удалось. Но теперь все в порядке?

— Да, — ответила Виолетта.

У нее в самом деле почти все было хорошо. Она помирилась с родителями, вернулась к любимой науке, летела с обожаемым профессором в Германию, и только одно обстоятельство мешало ей быть счастливой. С ней по-прежнему не было человека, которого она любила, и она по-прежнему о нем ничего не знала.

— Борис Михайлович, — обернулся к профессору Петров, выглядывая между высокими спинками кресел. — Вы рассказали Виолетте о подготовленном для нее сюрпризе? Я обещал вам ей ничего не говорить, но мне кажется, уже пора. Скоро мы приземлимся во Франкфурте, а оттуда до Гейдельберга — рукой подать.

Профессор лукаво улыбнулся Виолетте.

— Мы с Анатолием позаботились о том, чтобы вы, Виолетта, наконец-то перестали грустить. Мы приглядели для вас в Америке на конференции достойного вам жениха. Я уже тогда подумал, что вы просто созданы друг для друга, но я не знал, что вы ушли от моего Леньки. А то бы я просватал вас заочно. Так что скоро вы будете с ним счастливы. Он сейчас в Гейдельберге.

— Борис Михайлович последние дни все задавал мне один и тот же вопрос, — добродушное веснушчатое лицо Анатолия смеялось, — сможете ли вы очаровать его избранника с первого взгляда или вам понадобится время. Тогда, — говорил он, — мы будем затягивать переговоры.

— Готовьтесь, Виолетта, — довольно посмеиваясь, сообщил Карабчиевский, — думаю, что вы увидите его сейчас же, в аэропорту. Он ведь приедет встречать нас.

— Может быть, мы совсем не понравимся друг другу, — улыбнулась Виолетта, поддерживая веселое настроение профессора.

— Этого не может быть, — возразил Карабчиевский, подняв вверх указательный палец. — Поверьте моим сединам.

— Мы будем с ним сотрудничать? — поинтересовалась Виолетта.

— Скорее он с нами, — ответил Анатолий.