С этого дня она не видела Армана, он не звонил и не появлялся. Тогда она позвонила ему сама, он говорил с ней спокойно и вежливо.

— Когда мы увидимся? — решительно выпалила Нина.

— Надеюсь, скоро, — ответил он по-прежнему дружески вежливо.

— Сегодня вечером? — спросила она и закусила губу.

— Боюсь, сегодня не выйдет. Я позвоню вам в ближайшие дни, ладно?

— Конечно, — ответила она уныло, но, призвав на помощь всю свою бодрость, добавила: — Это будет чудесно — снова встретиться с вами! — и повесила трубку, мрачно думая, почему все пошло не так. Что ему не понравилось в ней? И все-таки он замечательный, совсем не такой, как другие мужчины.

Арман боялся дальнейшего развития отношений с Ниной. Она была не так красива, как женщины, с которыми он имел связи в Нью-Йорке, но что-то в ней подействовало на Армана словно электрический разряд. Она разбудила в нем нечто, что он считал похороненным вместе с Анной. Наверное, она напомнила ему Анну живостью, легкостью нрава, светлым веселым смехом. Но Арман был далек от мысли развивать отношения с этой женщиной. У него не было будущего, и он не хотел ворошить пепел надежд. За эти годы Арман привык довольствоваться лишь телом женщины и выбирал тех, которые не требовали от него большего. А здесь могло возникнуть что-то иное. Хотя он страстно желал Нину, он почувствовал этой ночью, что его тянет к ней не только как к женщине. Поцеловав Нину на пороге ее дома, он всю ночь не спал, вспоминая запах ее тела, ее волос; поцеловав ее в шею, он изнемогал от желания, но не вошел к ней. Он мог пойти к ней наутро, но вместо этого послал цветы. Должно быть, это не была только физическая страсть, Нина словно загипнотизировала его. Арман испугался. Маникюрша, женщина, доступная многим мужчинам. Скорее всего так. А он должен будет ввести ее в свой дом, познакомить с дочерьми.

Ви было четырнадцать. По внешности еще девочка, но на редкость развитая и умная; она все поймет, и в ее взгляде, он прочтет упрек. Марти или будет совершенно игнорировать ее, или отпустит какое-нибудь грубое замечание. Последнее время он вообще обходился без секса и даже был доволен тем, что очень редко вспоминает о нем. Он уверил себя, что и в дальнейшем без труда будет игнорировать эту унизительную потребность.

Но Нина Маджоре могла лишить его самообладания. Период штиля в сексуальной жизни был нарушен рождественской ночью: прошла неделя, но Арман не мог забыть ее голоса, запаха ее кожи. Он решил пригласить ее на обед, потом переспать с ней и разделаться с этим так же просто, как это происходило с другими женщинами. Они проведут ночь у нее, или он приведет ее к себе домой. В любом случае ночь любовной акробатики снимет все проблемы, и он снова будет свободен.

Но его сердце сжалось, когда она открыла ему дверь. Она показалась ему такой хрупкой, незащищенной, что он почувствовал желание укрыть ее в своих объятиях, защитив от всего мира.

— Я так рада видеть вас, — сказала она с искренностью ребенка.

— И я тоже. — Они стояли, счастливо улыбаясь друг другу. — «Не красавица, — напомнил себе Арман, глядя на нее. — Но какое милое лицо, почему она меня так привораживает… Не пойму…» — Он хотел бы взять ее лицо в ладони и неотрывно смотреть в глаза.

Они пошли обедать, смеясь, держась за руки, и вернулись рука в руке. Нина пригласила его, но он снова расстался с ней у дверей ее дома.

Арман стал приглашать ее каждый вечер и после обеда в ресторане провожал и целовал у дверей, но не входил в дом.

Каждый раз он все больше узнавал о ее жизни. Родители ее умерли. Отца она не помнила — он бросил жену с ребенком, когда Нине было четыре года. Мать, рано постаревшая, измученная женщина, работала на фабрике одежды. Строгая и молчаливая, она не выносила пьянства и сборищ и питала предубеждение к мужчинам.

— Я думаю, она любила меня, — говорила Нина, — делала для меня все, но никогда своей любви не выказывала. Особенно молчаливой и сдержанной она стала, когда я сошлась с мальчиком совсем перестала со мною говорить. Мне было четырнадцать с половиной лет, Альдо — шестнадцать. Он любил читать книги, и мы читали их вместе.

Она навертела на вилку спагетти и продолжала: — Когда японцы разбомбили Пирл Харбор, Альдо предложил мне выйти за него замуж, прежде чем он уйдет в армию. Мы к этому времени уже два года жили вместе. Я сказала, что лучше подождать, пока он вернется, но он возразил, что этого может и не случиться. — Она вдруг замолчала. — Я говорю что-то не так? Вам не нравится? Вы как-то странно на меня глядите.

— Вовсе нет, шери… — он поправился, — милочка! Вы должны мне все рассказать о себе.

— Вы уверены? — спросила она с сомнением.

— Да, непременно! Итак, вы согласились выйти за него замуж?

— Не совсем, мы нашли компромисс: считали себя помолвленными, а пожениться решили, когда он приедет в первый отпуск. Но он сразу был убит.

— Вот как… — сочувственно кивнул Арман.

— Да, я больше его не видела. И знаете, я никому этого не говорила — ведь я не люблю секс. Это больно, не романтично. Я не хотела выходить замуж и решила разорвать помолвку, когда он приедет. Как хорошо, что этого не случилось. Он был бы огорчен.

— Конечно, — сказал Арман, пожимая ее руку. — Что же с вами было потом?

— О, много чего. Умерла моя мать, я закончила школу и пошла работать к отцу Альдо — у него была парфюмерная лавочка. Продавала шампуни, сторожила магазин — он поселил меня в задней комнатке, была уборщицей. — Она улыбнулась. Официант принес меню десерта, Арман жестом отослал его и, повернувшись к Нине, попросил ее продолжать.

— Вот и все. Потом я стала маникюршей. В шутку говорю, что держусь за жизнь ногтями. — Она принужденно улыбнулась.

— И вам не хотелось изменить свою жизнь?

— Конечно. Многого хотелось. Я надеялась купить лавочку отца Альдо, мистера Вьягги, когда он перестанет работать. Но не вышло, не смогла накопить денег.

Арман подозвал официанта и заказал два омлета по-английски со взбитыми сливками. Нина занялась десертом прилежно и увлеченно, словно школьница, лакомящаяся порцией мороженого с клубникой.

Он смотрел на нее с любопытством и удовольствием, как на медвежонка, вылизывающего медовые соты.

Нина закончила серьезный разговор непринужденно, словно сунула в карман носовой платок. — Знаете, Арман, все, о чем мечтаешь, чаще всего не сбывается, но печалиться об этом не стоит. Такова жизнь. Надо жить моментом, — кончиком языка она облизала ложечку.

— Но иногда только мечты и помогают жить, — возразил он.

Она минуту подумала: — Наверное, вы правы. Но если о чем-то мечтать, а мечта не сбывается, то она превращается в навязчивый кошмар. И о ней лучше забыть, — пуфф! — дунула она, словно сдувая приставшую пушинку.

— Мне бы надо научиться этому у вас, — сказал он, испытывая одновременно страх перед неизбежным и непреодолимое желание проникнуться ее жизненной силой и беспечностью.

Когда они выходили из ресторана, Нина наклонилась к нему и сказала просто: — Я тебя хочу.

Он поцеловал ее на ярко освещенной улице и почувствовал, что ее тело, прижавшееся к нему, нежно молит его о близости и вызывает в нем бурный прилив желания. Они замерли, переводя дыхание, и Нина сказала: — Ты будешь ночевать у меня.

Через три дня Ви разливала после обеда кофе, когда в столовую ворвалась Марти в замызганной и бесформенной бейсбольной куртке одного из своих приятелей-близнецов из банды Она глянула на сестру и отца, остановила взгляд на Нине и саркастически заметила. — Еще одна! Я-то думала, что ты угомонился, старый хрен.

— Марти! — возмущенно закричала Ви.

Марти повернулась к ней, уперевшись ладонями в бока. — Ну, и какая версия на этот раз? Милая мамулечка для бедных сироток?

— Перестань! — вскричала Ви. — Познакомься с Ниной.

— Спасибо, нет. — Она повернулась и вышла.

— Я так огорчен, — начал Арман, положив руки на стол ладонями кверху.

— Не надо, — перебила его Нина, пытаясь сохранить спокойствие. Она повернулась к Ви и сказала. — Ты ведь знаешь, что это не так, золотко. Я не стараюсь быть вам мамой, а хочу стать другом.