Банда стала для Марти местом обитания и прибежищем. Ви и отец не могли понять ее и не знали, как она ненавидела родной дом. Не обращая внимания на выговоры и сцены, она возвращалась домой поздно вечером, но охотно проводила бы со «Святыми» всю ночь. Она заявила Кейси, что им всем надо постоянно быть вместе и бросить родителей и школу. Кейси только усмехнулся и сказал, что она маленькая дурочка и не знает закона об обязательном обучении. Марти обиделась и скорчила ему гримасу.

Но вообще-то она обожала Кейси, ибо была уверена, что тот ничего на свете не боится. Он стриг свои темные волосы совсем коротко, но взрослые не осмеливались делать ему замечания на этот счет. Его золотистые глаза глядела на Марти ласково, и хотя он иногда посмеивался над ней и говорил, что ей пора отвыкнуть от детских выходок, Марти знала, что он ее любит. Он понимал ее, не то что скучные тупицы, с которыми ей приходилось жить. Она могла поведать ему свою мечту о револьвере, и он серьезно ее выслушал, хотя под конец заявил: — Это не в моей компетенции. Ты попроси у Санта Клауса. — Насмешка была к сезону — через неделю было Рождество. Вряд ли родные подарят ей что-нибудь интересное, разве что пару теплых перчаток.

В ночь под Рождество «Святые» все вместе пошли в церковь. Вернувшись домой, Мартина обнаружила, что дверь заперта, и побежала к Кейси. Она кидала в его окно снежки, но он не откликался. Когда же она запустила три подряд, он, наконец, выглянул в окно. — Это я, — прошептала Мартина. Он велел ей подождать внизу. Через минуту он был у дверей и повел ее за руку по неосвещенной лестнице. Он запер за ними дверь своей комнаты, обернулся к Мартине и сказал: — Сядь на кровать и закрой глаза.

Открыв глаза снова, она увидела, что он вложил в ее руки коробку, в которой на темно-синем бархате лежал револьвер ББ. Она уставилась на него в оцепенении.

— Счастливого Рождества, малыш, — сказал Кейси. — Но будь осторожнее с этой игрушкой, не то попадешь в беду.

Ему бы следовало предостеречь самого себя — через неделю Кейси попал в тюрьму за кражу со взломом. Герцог — его правая рука — был взят на поруки как несовершеннолетний. Банда распалась.

Аламод ежегодно устраивал рождественский вечер для сотрудников, снимая зал объединенной церкви. Арман не любил такие вечера, так как плохо переносил сигаретный дым и смешанные запахи алкоголя и духов. Он уже хотел уйти, когда к нему подошла миловидная миниатюрная женщина и весело поздравила его с Рождеством по-английски и по-французски.

— Правильно я произношу? Я практиковалась!

— Хелло, Нина! — улыбнулся Арман. — Вы похожи на рождественскую елку.

Вечернее платье плотно облегало изящные формы, а глубокое декольте почти полностью открывало две крепкие как яблоки груди, сияющие на фоне темно-зеленого атласа словно серебряные шары. Каштановые волосы были скручены французским узлом, из-под которого на шею и вдоль щек падали локоны, обрамлявшие личико херувима.

«Головка викторианского рождественского ангела, розовощекого и невинного, на теле соблазнительницы», — подумал Арман. Ему пришлось напомнить себе, что это видение — хорошо знакомая ему Нина Маджоре, которую он часто встречал в одном из салонов Аламода, где она работала маникюршей.

Словно Золушка на балу, она преобразилась из женщины скромной внешности в прелестное создание, не ослепительно прекрасное, но очаровательное, с сияющими глазами и светящейся кожей. От нее исходил аромат смолы еловых шишек. Арман преодолел свое смущение и, войдя в роль Принца на балу, пригласил Золушку на танец. Он увлек ее под звуки «Вальса Теннесси», кружась с ней на европейский лад в одну сторону. Когда мелодия окончилась, она прислонилась к нему, смеясь и разрумянившись: — Ой, голова закружилась!

Потом они танцевали медленный фокстрот — во время этого танца можно было разговаривать. Он улыбался ее веселой болтовне, ему казалось, что слова, как быстрые птички, выпархивали из ее губ. Ему нравились ее ребяческая непринужденность, внезапные взрывы смеха. Она напомнила ему Анну, наверное легкостью нрава, потому что во внешности не было никакого сходства.

— Когда я была еще девочкой, — рассказывала она, танцуя с ним румбу, — мой дружок познакомил меня со своей матерью. Она была очень красивая. А я тогда была неуклюжей толстушкой и мечтала, когда вырасту, стать такой как она. Я не верила, что могу привлечь мальчиков: если они заговаривали со мной, я краснела и молчала, как дурочка. Мне было лет одиннадцать и у меня не было ни одного мальчика, хотя я часто влюблялась.

Держа руку на ее талии, Арман чувствовал, как движутся в такт музыке ее ягодицы.

— Однажды я гостила в доме моего дружка, и его красавица мать пришла ко мне в спальню и научила меня, как пленить мужчину. Она объяснила, что просто надо восторгаться тем, как он одевается. «Мужчины тщеславны, а женщины не умеют этим воспользоваться. Скажите мужчине, что его галстук самый красивый из тех, что вы когда-нибудь видели, потрогайте материал и восхититесь им, и он немедленно решит, что вы очаровательная и умная женщина с безупречным вкусом». Я не сразу сумела воспользоваться ее советом, — закончила Нина, улыбаясь, — но запомнила его навсегда.

Музыка закончилась. Арман выпустил Нину из объятий, поднял ее подбородок и серьезно спросил: — Не выскажете ли вы мнение о моем галстуке?

Она посмотрела ему в глаза, погладила пальцем шелковую ткань и убежденно заявила: — Самый красивый галстук из всех, что я видела в моей жизни!

Он привлек ее к себе и легко поцеловал в губы.

— Вот видите, — сказала Нина, когда они начали следующий танец, — действует безотказно.

— Да, мудрейшая женщина дала вам этот совет!

— Что же вы, Нина, сегодня так и не смените кавалера? Всю ночь с ним протанцуете? — окликнул ее какой-то мужчина.

— Наверное, так… — ответила она, не сводя глаз с Армана.

Когда они, наконец, собрались уходить, Арман выдернул из завесы зелени, украшавшей стены, веточку падуба и, скрутив ее кольцом и прикрепив к ней маленькие позолоченные шишки и гроздь крошечных серебристых колокольчиков, возложил венок на голову Нины. Она со смехом сопротивлялась, но он крепко сжал ее руки и, глядя в глаза, восхищенно сказал: — Вы — Королева Ночи!

— Ну, что ж, будь по вашему, я — Королева Волшебного Сна! И пускай эта ночь никогда не кончится! Я не хочу просыпаться! — мечтательно отозвалась она.

Арман нагнулся и поцеловал ее за ушком. — А я хочу спать и проснуться рядом с вами! — прошептал он.

Нина обвила руками его шею и прильнула к нему, закрыв глаза. Тихо покачиваясь, они скользили по залу в медленном танце. Музыканты уже ушли, а эта единственная оставшаяся в зале пара все кружилась и кружилась в безмолвном зале с потушенными огнями.

На следующий день Нина проснулась после полудня со счастливой улыбкой. Было воскресенье, на работу идти не нужно, и она была влюблена. Ей хотелось весь день пролежать в постели, вспоминая каждую минуту счастливой рождественской ночи.

Но у входной двери прозвонил звонок, и ей пришлось накинуть халатик и сбежать по лестнице. Открыв дверь, она увидела посыльного в форменной куртке с большим пакетом. — Вы Нина Манги? — спросил он.

— Нина Маджоре.

— Распишитесь. — Он вручил ей пакет.

Она внесла его в холл и, развернув на столике, увидела букет бледно-желтых цветов на длинных стеблях, с красивыми листьями в белых прожилках. На карточке было написано: «Спите сладко».

Она зажмурилась от счастья. «Да, — думала она, — к ней явился Принц из Иного Мира и возложил на ее голову корону». Она вспомнила поцелуй и свое желание никогда не отрываться от этих губ и прошептала его имя: «Арман Нувель». Потом произнесла его громко. Ей хотелось повторять его снова и снова. Арман Нувель. Ей было тридцать четыре года, и ни один мужчина не производил на нее такого впечатления.

Проводив до дома, Арман поцеловал ее в шею. Он не вошел с нею в дом, не попросил назначить новую встречу. Но утром прислал цветы! А во время последнего танца прошептал: — Мы будем спать вместе, и я проснусь рядом с вами! — Нина вздрогнула от прилива желания.