— Сюзан, что с тобой? Ты изменилась!

— Нет, Блейк, я не изменилась, — говорила она вяло.

— Почему ты тогда хочешь встать?

Сначала она отвечала уклончиво. Но затем она обнаружила, что боится его и поэтому честно сказала:

— У меня работа.

— Извини! — сказал он и выскочил из кровати.

Он стоял, смотрел сверху вниз на Сюзан и кутался в халат. Губы его сжались, глаза потемнели, а голос стал таким холодным, что Сюзан испуганно схватила его за руку.

— Милый, — сказала она нежно. — Поцелуй меня, Блейк!

Он грубо поцеловал ее.

— Никогда мне больше не говори ничего подобного! — заявил он.

— Ты же любишь меня, Блейк, — умоляюще произнесла она.

— Я люблю тебя. Но оставайся такой, какой я тебя люблю.

Он ушел и не вернулся, как обычно, чтобы посмотреть, одета ли она. Она сразу же определила, что он злится. Они встретились в столовой за завтраком и, хотя она была мила и предупредительна, он оставался упрямо холоден к ней. Один раз она протянула к нему руку, но как раз в это время вошел Кроун, и она убрала ее.

Поев, он тотчас же ушел наверх. Сюзан смотрела ему вслед. Он мог быть таким пылким и таким холодным. Ей хотелось помчаться вслед за ним. Вместо этого она натянула пальто и шляпу и вышла на улицу. У тротуара стоял Банти; завидев ее, он прикоснулся к шляпе в знак приветствия.

— Я сегодня пойду пешком, Банти.

Этим утром она хотела пойти в свое ателье пешком, она не хотела ехать на машине Блейка. Сюзан повернула за угол и направилась дальше по улице. В городе были тысячи людей, которых она не знала. Но ей никогда не надоедало смотреть на них: на смуглые лица итальянцев, греков, на крепкие фигуры чехов и других славян, чьи лица были грубоватыми, но выразительными. Они рассматривали ее, когда она проходила мимо. Когда-нибудь она познакомится с ними. Они вели себя по-дружески, так как знали, что она сняла первый этаж дома номер 312. Они стояли, разинув рты, когда грузовик из Фейн Хилл привез огромные глыбы мрамора.

— Камни! — удивленно шептали дети.

— Я — скульптор, — объясняла она им. — Из камня я делаю разные вещи.

Они не знали, что на это ответить. «Ух ты!» — сказал наконец какой-то мальчишка. Затем они разлетелись, словно птичья стая. Ничто не привлекало надолго внимание этих городских детей, бросавших одну забаву ради другой. Достаточно было сирены пожарной машины или скорой помощи, склоки, ругани и полицейского свистка, как они все были тут.

Большое помещение было пустым, не считая ее мрамора, инструментов и одного стула. Сюзан была готова к работе. Здесь не было ничего, что удерживало бы ее от самой сильной ее страсти. Сюзан удовлетворенно осмотрелась вокруг себя. Она прошлась от одной глыбы мрамора к другой, прикасаясь к каждой рукой. Вчера она заехала в город и купила себе прекрасные инструменты. Те самые — тонкие, прекрасно сработанные, но одновременно и самые крепкие. Маленький рыжий продавец заливался соловьем:

— Вот это, барышня, последнее слово техники — прекрасная вещь! Видите? А еще…

Но Сюзан отодвинула в сторону все, кроме самых крепких и простых вещей.

— Не утруждайте себя понапрасну, прошу вас, — сказала она.

Сюзан задумчиво опустилась на стул. Она должна с чего-то начать, она должна подумать, что будет делать с этим мрамором. Она вдруг обнаружила, что здесь, где никогда не было Блейка, на приличном удалении от него, она думает только о нем. Она не бросала его — нет, она хочет сохранить все так, как есть. Но он должен признать за ней ее право быть самой собой. Они оба должны быть равны, сохраняя собственную индивидуальность, и любовь их будет совершеннее именно за счет взаимного дополнения.

— Я достигну этого, — сказала она решительно. — Я могу добиться всего, чего угодно.

В мыслях она возвращалась к прошедшим годам. Тогда для нее не было ничего невозможного. Ее энергия била через край. Тогда она прокричала в лицо Марку, что хочет всего. Теперь все ее разнообразнейшие потребности слились в одну огромную потребность работать. С Блейком она прожила каникулы — каникулы любви. И теперь она вернулась. Супружество — что оно значит для нее? Сюзан не знала.

«Такие, как я, пожалуй, не должны выходить замуж», — подумала она. Не Марк, не Блейк — она сама не была способна создать супружескую жизнь. Свой творческий потенциал она могла реализовать только в одиночестве, не нуждаясь ни в ком.

И, рассуждая так, она вновь ощутила острое и неизбывное одиночество.

«Блейк, Блейк!» — звала она в душе. Она хотела чувствовать его руки, хотела, чтобы он прикасался к ней, хотела, чтобы он был с ней, лишь бы прогнать сознание того, что она родилась одиночкой.

«Я никогда не была бы счастлива, если бы не вышла замуж, если бы у меня не было детей от Марка и если бы я не знала, что значит быть любимой Блейка. Это все тот же максимализм», — думала она грустно. Она имела все, а теперь даже и этого ей было недостаточно. В конце концов, она остается одна — одинокая в своем одиночестве.

«Я должна преодолеть это, — говорила она себе. — Я знаю себя». Когда умер Марк, она начала работать, только собрав воедино всю силу воли. Теперь же она снова нуждается в воле!

Сюзан взяла инструмент и снова положила его. Сначала карандаши и бумага. Большие листы бумаги она прикрепила к стене и заточила карандаши. Затем снова села. Глядя на уникальные образцы изумительного по красоте мрамора, она, тем не менее, думала только о Блейке. Ей хотелось помчаться к нему, чтобы видеть, что он делает, чтобы убедиться, что он существует. Она любила бы Блейка всем сердцем, но любовь, как она выяснила, не может быть единственным смыслом ее жизни. Теперь она уже не могла капитулировать, потому что часть ее существа не могла принадлежать никому, даже если она этого и желала.

В полдень она пришла домой, чувствуя себя совершенно истощенной, но воля ее уже пробуждалась. Она не страшилась гнева Блейка. Она была подготовлена к тому, чтобы сказать ему: «Блейк, возможно, мне не следовало выходить за тебя замуж. Но я такая, и должна такою быть, и если бы ты не смог меня уже любить, даже тогда я должна остаться собой».

Но он не злился. Он вышел ей навстречу из гостиной, улыбаясь как ни в чем не бывало.

— Как ты провела время до обеда, Сюзан? — спросил он и поспешно продолжил, даже не дождавшись ее ответа. — У меня все было великолепно: на меня снизошло такое вдохновение! Кажется, мне идет на пользу, когда я злюсь на тебя! — У него был такой милый голос, что она с облегчением рассмеялась.

— Ты злишься на меня, Блейк?

— Немножко! — сказал он весело. — Теперь же я снова люблю тебя. Пойдем-ка, посмотришь, что я сделал!

Он взял ее за локоть и повел по лестнице. Она думала: «Почему же я такая глупая и серьезная? Он же мгновенно забыл обо мне! Я завтра же возьмусь за дело!»

За дверями ателье их встретила кошка из терракоты. Она, словно пренебрегая прочной подставкой, гневно выгибалась дугой и выпускала когти с возбуждающей грациозностью.

— Ах, Блейк! — Сюзан была потрясена.

— Разве она не восхитительна? — сказал он горделиво. — Я придумал ей довольно мило имя: «Женщина»!

Блейк рассмеялся и бросился целовать Сюзан. Она попусту растратила время, думая о нем. Она уже никогда не сделает ничего подобного, клялась она себе, задыхаясь от его долгих поцелуев.

Она решила начать работу с большого блока черного бельгийского мрамора, так как сразу же на второй день утром в ателье вошла огромная негритянка. Ступая неслышно, словно тигрица, она открыла двери и тихо закрыла их за собой. Сюзан, пребывавшая в раздумье вдруг увидела ее так, словно та была всего лишь видением. Эта женщина — чистокровная африканка! Ее кожа лоснится черным блеском, губы подобны рассеченному красному апельсину, тело мощное, с прекрасно развитыми формами.

— Вам не нужна уборщица? — спросила она, голос ее звучал, словно скрипка. — Я убираю и стираю для кое-кого из людей получше, которые живут на другой улице.