Ноябрь 1978 г.

Мне снился груз. Тысячи ящиков из неоструганных сосновых досок, о которые можно занозить себе руки даже через рабочие рукавицы, были сложены штабелями в грузовом отсеке самолета. Штампы с непонятными цифрами и странными аббревиатурами сердито мерцали тускло-красным цветом. В этих ящиках должны были лежать покрышки для джипов, но некоторые из них оказались огромными, как дом, а другие – маленькими, как свеча зажигания, и все они крепились к поддонам с помощью ремней – таких, как на смирительных рубашках. Я пытался проверить каждый из них, но их было слишком много. С глухим скрипом ящики начали сдвигаться, а потом весь груз обрушился на меня. Я не мог дотянуться до переговорного устройства, чтобы связаться с пилотом. Самолет качало, и груз вдавливался в меня тысячами острых граней. Он выжимал из меня жизнь, даже когда самолет резко пошел на снижение, даже когда он начал падать, и звонок интеркома орал словно резаный. Но кроме этого звука был и другой – он доносился из ящика рядом с моим ухом. В нем копошилось что-то гнилое и влажное, оно стремилось выбраться наружу, и я знал, что лучше мне его не видеть.

Этот звук сменился постукиванием планшета по металлической спинке кровати. Я открыл глаза. Надо мной с планшетом в руках стоял рядовой ВВС (недавно в Панаме, судя по намокшему от пота воротнику) и выглядел так, будто боялся, что я оторву ему голову.

– Техник-сержант[12] Дэвис, – сказал он, – вас срочно вызывают на стоянку.

Я сел и потянулся. Парень протянул мне планшет с прикрепленной к нему декларацией: вертолет HU-53 в разобранном виде, экипаж, технический и медицинский персонал следуют в… а это что-то новое.

– Аэропорт Тимехри?

– Это рядом с Джорджтауном, в Гайане. – Видя, что мне это название ни о чем не говорит, он продолжил: – Бывшая британская колония. Раньше там была авиабаза Аткинсон.

– А задание-то какое?

– То ли массовая эвакуация, то ли вывоз беженцев из местечка под названием Джонстаун.

Американцы в беде. Большую часть своей летной карьеры я только тем и занимался, что спасал американцев из горячих точек. Но все-таки это приятнее, чем перевозить покрышки от джипов. Я поблагодарил парня и поспешил переодеться в чистую форму.

Я ждал очередного Дня благодарения на авиабазе Ховард в Панаме – с фаршированной индейкой в столовой, футболом по армейскому радио и кучей свободного времени, чтобы попить-погулять. В последнем рейсе с Филиппин все прошло как по нотам, и пассажиров, и груз мы благополучно доставили. И вдруг такой облом.

Впрочем, неожиданности для бортоператора – дело привычное. С-141 «Старлифтер» был крупнейшим военно-транспортным самолетом, способным перебросить в любую точку земного шара семьдесят тысяч фунтов груза или двести солдат в полной боевой выкладке. Длиной он был с половину футбольного поля, а его стреловидные крылья нависали над бетонной площадкой перед ангаром, как крылья летучей мыши. Благодаря Т-образному хвостовому оперению, двухстворчатому люку и грузовой рампе «Старлифтер» превосходил любой из транспортных самолетов. Ну а я совмещал на нем обязанности грузчика и стюарда и отвечал за компактное и как можно более безопасное размещение грузов.

Я уже закончил с погрузкой, заполнил все ведомости и занимался тем, что распекал местных ребят из наземной команды за то, что они поцарапали мне обшивку, когда меня отыскал все тот же рядовой.

– Сержант Дэвис! Планы поменялись, – проорал он, пытаясь перекричать визг автопогрузчика. И протянул мне новую декларацию.

– Дополнительные пассажиры?

– Новые. А врачи здесь останутся. – Он добавил что-то неразборчивое о постоянно меняющихся приказах.

– Ну и кто эти люди?

И снова мне пришлось напрячься, чтобы расслышать ответ. А может, я и расслышал, но от испуга мне захотелось, чтобы он это повторил. Потому что я продолжал надеяться, что неправильно его понял.

– Служба погребения и регистрации могил, – прокричал он.

По крайней мере, так мне показалось.

Тимехри оказался самым что ни на есть обычным аэродромом страны третьего мира: достаточно большой, чтобы принять «Боинг-747», но весь в колдобинах и со сборными арочными ангарами из проржавевшей гофрированной стали. Летное поле, окруженное полосой джунглей, выглядело так, словно его час назад в этих джунглях вырубили. Повсюду взлетали и садились вертолеты, по перрону бегали военные. Тут-то я и понял, что дела плохи.

Асфальт снаружи был раскаленным – я боялся, как бы подошвы не расплавились, пока ставил колодки под колеса шасси. Потом пришли солдаты-американцы из наземной команды, чтобы выгрузить и собрать вертолет. Один из них, голый по пояс и с завязанной вокруг талии рубашкой, передал мне декларацию.

– Не расслабляйтесь, – сказал он. – Как только вертолет будет готов, мы сразу же вас загрузим. – И он кивнул куда-то в сторону.

Я посмотрел на залитую ярким светом рулежную дорожку. Гробы. Нескончаемые ряды одинаковых алюминиевых ящиков под безжалостным тропическим солнцем. Такие же я видел в Сайгоне шесть лет назад, когда только начал летать бортоператором. У меня что-то екнуло внутри – то ли потому что я не успел отдохнуть перед вылетом, то ли потому что не возил жмуриков вот уже несколько лет. Я судорожно сглотнул. А потом взглянул на место назначения. Дувр, штат Делавэр.

Когда ребята из наземной бригады погрузили все необходимое в бытовой отсек, я узнал, что обратно с нами полетят два новых пассажира.

Первый был совсем молодым парнем, судя по виду, вчерашним школьником, с жесткими черными волосами и в солдатской форме с чужого плеча, чистой, накрахмаленной и с нашивками рядового ВВС первого класса.

Я сказал ему:

– Добро пожаловать на борт, – и шагнул вперед, чтобы провести его через дверь в кабину, но он отшатнулся и чуть головой о притолоку не ударился. Наверное, упал бы, если б было куда падать. От него сильно пахло лекарством – мазью для растираний при простуде.

За ним шла армейская медсестра – воплощение профессионализма в каждом слове и жесте, и ей тоже моя помощь не понадобилась. Я поздоровался с ней как ни в чем не бывало. На самом деле я ее знал: когда-то в самом начале моей карьеры я летал с ней из Кларка на Филиппинах в Дананг и обратно. Лейтенант медицинской службы с серебристо-белыми волосами и стальным взглядом. Она тогда высказалась пару раз, что любой недоучка, выгнанный из школы за неуспеваемость, и то бы лучше справился с этой работой, чем я. На ее форме была нашивка с фамилией Пембри. Она приобняла паренька и повела его к креслам, а если меня и вспомнила, то не подала виду.

– Садитесь, где вам нравится, – сказал я. – Я техник-сержант Дэвис. До вылета осталось меньше получаса, так что располагайтесь удобнее.

Мальчишка застыл на месте.

– Об этом мне не говорили, – обратился он к медсестре.

Грузовой отсек «Старлифтера» изнутри смахивает на котельную: все трубы системы кондиционирования выставлены напоказ, а не спрятаны, как на авиалайнерах. Гробы стояли в два ряда вдоль всего отсека, так что посредине оставался проход. По четыре в высоту, всего сто шестьдесят штук. На месте их удерживали желтые сети для крепления груза. Люк в хвосте закрылся, солнечные лучи исчезли, и мы остались в неприятной полутьме.

– Так ты быстрее всего доберешься домой, – невозмутимо ответила медсестра. – Ты же хочешь домой, правда?

В голосе парня смешались страх и злость:

– Я не хочу их видеть. Я хочу сесть лицом по ходу.

Если бы мальчишка осмотрелся, он бы понял, что сидений, расположенных подобным образом, здесь попросту нет.

– Все хорошо, – сказала медсестра, потянув его за руку. – Они тоже возвращаются домой.

– Я не хочу их видеть, – повторил паренек, когда она втолкнула его в кресло рядом с иллюминатором.