Ответить я не успел. В дежурку вошел сержант, сел сбоку за стол и подвинул к себе журнал. Он писал и негромко переговаривался с дежурным. После одной из фраз дежурный возмутился так громко, что я услышал:
— На фига ж вы его притащили?! Грохнули бы где-нибудь по-тихому, отвезли до Серебрянки и спихнули в воду!
Сержант зыркнул на меня, что-то совсем тихо сказал Гитлеру; тот побагровел и отвернулся.
Сержант вышел из дежурки и уселся рядом со мной.
— Курить хочешь?
— Послушай, — сказал я, — я сам бывший мент, так что давай к делу, без подходцев.
— Во-первых, не «мент», а «коп», — с обидой в голосе сказал он. — Здесь полиция, ясно?
— Может, и полиция… Только форма у вас, да и замашки — ментовские, — сказал я с откровенной издевкой.
— Форма дело наживное… Заказ сделали, шьется… Ты вот что, Армеев. Сейчас проводят тебя в камеру. Там мужик один… Странный. Нет, расспрашивать его ни о чем не надо, упаси бог! Просто запоминай все, что он говорить будет. Нам это важно. Через час пересменок, а еще через пару тебя вызовут на допрос…
— Дожил, — сказал я. — «Наседкой» быть не приходилось. — Я повернулся к нему. — Ты дурак, сержант, или притворяешься?
— Как хочешь… — безразлично сказал он. — Я думал помочь, — и махнул рукой дежурному. — Вызывай!
Гитлер что-то сказал в трубку. Явился полусонный взъерошенный рядовой с «калашом». Сержант пошептал ему на ухо, тот удивленно воззрился на него, потом пожал плечами и мотнул стволом автомата: двигай, мол.
Его ничего не стоит скрутить, отнять автомат и дать деру, лениво думал я, идя по коридору с заложенными за спину руками. Но что потом? Навряд ли я прорвусь… Пусть уж все идет как идет…
— Стой, — сказал конвоир. — Лицом к стене.
Он лязгнул сначала одной задвижкой, потом второй, открыл дверь.
— Заходи.
Я вошел. Помещение было небольшим, метров восемь-девять. По левой стене двое нар — наверху и внизу. По правой — железный умывальник с одним краном и у самой двери дыра в полу. Оттуда пованивало. Окошко маленькое, зарешеченное, света почти не давало, и мои глаза привыкали к полумраку постепенно. Дверь захлопнулась, загремели задвижки.
Я пригляделся к огромному бритому человеку, сидящему на нижних нарах. Он был в тренировочных штанах, с обнаженным торсом, а на коленях у него…
Я вжался в дверь и замолотил по ней кулаками и ногой. Если менты решили меня таким образом убрать, то изощреннее смерти придумать сложно. Будь я женщиной — уже лежал бы в обмороке.
На коленях у него сидел большой черно-коричневый лохматый паук. Человек любовно поглаживал его вдоль спинки.
— Не стучи, — медленно сказал человек. — Никто не придет. Они все сами боятся.
Мне показалось, что паук зашевелился и чуть повернулся в мою сторону.
Зрелище было страшным. Таких огромных пуков я видел впервые. Впрочем, после недавнего столкновения с мутировавшими гигантскими крысами можно было не удивляться.
— Пройти не хочешь? — вполне дружелюбно спросил здоровяк.
Я помотал головой, но долбить в дверь перестал.
Он вздохнул и сообщил неохотно:
— Он не настоящий. Игрушка. Кукла.
В подтверждение он сжал лапищей тело паука и помотал из стороны в сторону. У меня перед глазами поплыли синие круги, и я медленно сполз по двери на пол. Похоже, правда. Мягкая игрушка… Проклятие, но какой реальный!
Я неуклюже поднялся, сделал по правой стене несколько шагов и уселся на пол напротив него, рядом с умывальником.
— Давай знакомиться, — сказал здоровяк. Зубы у него были большие и крепкие. — Как зовут?
— Артем.
— Предлагали быть «наседкой», Артем?
Я кивнул, завороженный движением его пальцев по спинке игрушечного паука.
— Чего ж отказался?
— А ты откуда знаешь?
— Я много чего знаю. Дружба с ними обязывает.
— Они умеют дружить?
— Смотря с кем. Твои предки произошли от обезьяны, а мои — от них. Ты — Homo sapiens, а я — Homo arahnus. Человек паучий. Или Arahnid sapiens, паук разумный. Да, так точнее. И как ты полагаешь, что я больше всего ненавижу в жизни?
— И думать нечего, — сказал я. — Фильм «Человек-паук».
Он отложил свою страшную мягкую игрушку и похлопал по нарам рядом с собой. Я подошел и сел.
— Молоток. Сообразительный. Ты вот что… Пока у них пересменок, залезай наверх, поспи. Если пожрать принесут, я твою порцию получу. Оно, конечно, остынет, но холодное лучше, чем ничего, верно? — и засмеялся своими большими крепкими зубами.
Уже засыпая, я подумал — а он ведь не представился…
— Артем! — Здоровяк ощутимо двинул снизу кулаком и попал мне в бок. — Просыпайся. За тобой пришли.
Я разлепил глаза и повернулся.
— Чего?..
— Армеев! — сказали от двери. — На допрос.
Я спрыгнул вниз и посмотрел на соседа. Он по-прежнему сидел на нижних нарах, привалившись к стене, и поглаживал свою игрушку. Давешний рядовой сменился, и уже другой паренек приплясывал у самой двери, будто хотел по нужде, но я понимал — он готов в любой момент удрать. «Калаш» в его руках, направленный на здоровяка, мелко дрожал.
— Ну, пошли, — сказал я.
Рядовой конвоировал меня на второй этаж. День был яркий, солнечный, почти майский; на полу лежали большие желтые квадраты света.
— Ты знаешь, что это игрушка? — спросил я на ходу.
— Это он так говорит! — В голосе рядового мелькнули истерические нотки. — На самом деле его паучище просто спит. Они на зиму впадают в спячку, как медведи, а весной могут проснуться в любой момент. Этот просто задерживается, потому что здоровый.
Я еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.
— Ты откуда такой бред взял?
Вместо ответа рядовой приказал:
— Лицом к стене. — Он открыл дверь рядом. — Господин полковник, задержанный Армеев. — Он подтолкнул меня.
Комната была большая, светлая, с широким, хоть и зарешеченным окном. За столом с разложенными аккуратными стопками бумагами сидел бледный темноволосый человек в мятом костюме. Он махнул рукой, мне указал на привинченный к полу стул напротив стола, а конвойного отпустил.
— Полковник Зайцев Петр Петрович, — представился он невыразительным сипловатым голосом. — Начальник полиции НАЕ Нижний город.
Вот это да, подумал я. Какие люди мной занимаются… Интересно, они уже знают, что я грохнул Вельзевула в «Страусе»? Наверняка…
— А вы, Артем Александрович… Я немного знаком с вашей биографией. Начинали хорошо, правильно, мы бы сейчас с вами были коллегами… Но ушли в коммерцию, погнались за большой деньгой… Что за халдейская профессия — охранник в банке? А теперь и вовсе в бандитизм ударились, гастролируете, показательные выступления на чужой территории… Чего вас понесло в Нижний город?
Смысла придумывать что-либо пока не было, и я сказал так, как есть:
— Искал человека. Некоего Харона.
— Лодочника с Холодных озер? Слышал о нем… Почему у нас?
— Он здесь живет.
— Нашли?
Тут мы подходим к главному, подумал я и напрягся.
— Нашел. Случайно. В стриптиз-баре «Страус Эму», Но он был уже мертв. Скончался от передозировки наркотиков.
Зайцев подался вперед.
— И поэтому вы устроили бойню в этом заведении, — сказал он, тщательно выделяя каждое слово и даже как будто следя со стороны за собственной артикуляцией. — Убили артиста Тёмочкина, чуть не задушили конферансье, да еще вели себя, как сумасшедший, орали: «Где я тебя видел?»
— Ваш Тёмочкин, — сказал я, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться: уж очень не подходила фамилия к жутковатому образу инфернала, — истязает актрис во время ночного шоу. Раздирает тело жертвы плеткой с крючьями.
— Он такой же мой, как и ваш… Но даже если б это было так… Вы пожалели девушку? Решили отомстить за нее? И убили садиста. В эту версию я бы еще поверил… Если бы не знал, что на самом деле вы в курсе маленьких секретов «Страуса». Девица, которая была с Хароном и которая отправила официанта, чтобы он привел вас, вам их поведала.
