Однажды ко мне пришел Баслер, начальник пресс-службы, чтобы сообщить, что в нашей компании началось сведение счетов и что окружению Жан-Клода ничего хорошего не светит. Он поведал мне о том, что французы систематически стали колебать его ближайших сотрудников, и рассказал мне случай с Элизабеттой Оберти, баловнем Жан-Клода, ее буквально завалили целой кучей претензий к еженедельнику «Новости кино», который она курирует, — в свое время решения принимал лично Жан-Клод, — они, говорит, стали придираться к вещам типа: вид и размеры шрифта субтитров или использование резких переходов при монтаже урезанных интервью. Она долго несла свой крест, но терпение у нее лопнуло, говорит, она и показала кузькину мать двум головорезам, посланным Парижем контролировать монтаж лент, она их попросту послала куда подальше, выплюнув им в лицо такое: «Да чему вы хотите нас научить, хреновы галлы, когда вы еще жили в избушках на курьих ножках, мы уже сношались в задницу!» Баслер изо всех сил старался завоевать мою симпатию, и все же от него, как от бочки сардин, воняло за версту: он, стоящий на перепутье информационных потоков компании, даже не намекнул на то обстоятельство, что я отказался занять президентское кресло Жан-Клода, получалось так, что будто бы он не был в курсе дела, а это абсолютно невозможно, ведь даже Аннализа об этом уже знала. У меня сложилось впечатление, что он приходил ко мне с какой-то миссией, хотя понятия не имею, кто бы мог его на это уполномочить и с какой целью; а посему я счел за лучшее держать язык за зубами, я не высказался ни по одному из затронутых им вопросов, я целиком и полностью перевоплотился в убитого горем вдовца.

Одно правда: вместе с зимой для нашей компании словно времена Шекспира наступили, как пророчил Жан-Клод, и принесли с собой предательства и паранойю, они-то и сожрут последние остатки человеческих отношений между сотрудниками, и сбудется, в конце концов, проклятие Еноха.

Кстати о паранойе: когда я стал удивляться, почему это до сих пор не появился Пике; то с ответом на мой вопрос ко мне пришел Тардиоли: он поведал о сенсационном уходе со сцены его друга, рассказав историю о человеке-страусе и выдвигающейся подставке для банок с напитками. Пике купил себе по Интернету ноутбук прямо со склада тайваньской фирмы — эта подробность была мне уже известна, поскольку как раз в то утро, когда Пике приходил ко мне, он должен был пойти забрать его со склада, — он еще так хвастался тем компьютером, говорил, что это не машина, а просто зверь, и память у нее сто шестьдесят гигабайт, и экран ультраплоский, и якобы она портативная и беспроводная, и логотип у нее Centrino, словом, все, что душе угодно: игрушечка за три тысячи долларов. Пике, говорит Тардиоли, рассказывал, что среди всего прочего у чудесного ноутбука была выдвижная подставка для банок с напитками, этот-то аксессуар и изумлял Пике больше всего, просто вскружил ему голову, только об этом он и говорил. По мнению Пике, эта штуковина воспевала великолепие нашей декадентской эпохи, согласно жизненным стандартам которой в портативном компьютере следовало предусмотреть такой аксессуар, как подставка для банок с напитками, только для того, чтобы на письменном столе не оставалось мокрых кружков. Этот пресловутый аксессуар никто в офисе так и не увидел, потому что свой ноутбук Пике держал дома. Только выдвижная подставка сразу же начала доставлять ему головную боль: и размеры у нее были нестандартные, и въезжала она неожиданно внутрь, опрокидывая банку с пивом, так все и продолжалось до тех пор, пока однажды Пике не пришел на работу в страшно возбужденном состоянии и не стал просить у всех помощи: ему нужно было написать письмо по-английски в центр по техническому обслуживанию в Тайпее, а английский у него сильно хромает, ему надо заявить о том, что выдвижная подставка для банок с напитками сломалась: полчаса потерянного времени на поиски английского соответствия словам «подставка для банок с напитками», все сотрудники второго этажа активно включились в это научное исследование — работа в офисе была парализована. Как написать по-английски «подставка для банок с напитками»: «Cup-holder», «can-holder», «bottle-holder»? Хейди, секретарша Тардиоли, немка, но она прекрасно говорит по-английски, потому что ее мать австралийка, решительно настаивала на варианте «Cup-holder», но Пике, зациклившийся на банках, безапеляционно утверждал, что это должно быть только «can-holder», они долго спорили, пока, наконец, Джинанни, ответственный за авторские права на показ спортивных передач, не пошел в гараж поискать этот термин в руководстве по эксплуатации своего «Понтиака», нашпигованного подставками для банок с напитками, он-то и положил конец всем дискуссиям, заявив, что будет правильно написать «Cup-holder», однако потом возникла проблема с прилагательным «выдвижной», потому что никто так и не понял, как же функционировало приспособление, и, в конце концов, Пике пришлось нарисовать на доске в зале заседаний маленький чертеж, тогда-то все и поняли, что речь шла о чем-то вроде выдвигающейся наружу и входящей внутрь профилированной подставки, вмонтированной сбоку компьютера, и тогда Хейди провозгласила, что по-английски это должно называться «sliding» — «sliding cup-holder». Итак, Пике посылает в Тайваньский центр по техобслуживанию электронное письмо, жалуясь на то, что sliding cup-holder сломался; по идее, из центра ответ должен был бы прийти в масштабе реального времени, но поскольку там была уже ночь, китайцы ответили только на следующий день: «Что за sliding cup-holder вы имеете в виду?» Тогда Пике не на шутку рассердился, пнул ногой холодильник с напитками, проклиная на чем свет стоит работников центра техпомощи on-line в Тайване: как это так получается, что они понятия не имеют, какими аксессуарами обеспечен компьютер, техобслуживанием которого on-line они должны заниматься; тогда бы нам, говорит, и догадаться, что у Пике крыша поехала, хотя бы потому, что реагировал он чересчур бурно, как самый настоящий неврастеник; но, они попросту не обратили внимания на этот его срыв; успокоили как могли, а Хейди даже пошла с ним в его кабинет и села рядом за компьютер: они начали переписываться по-английски с китайцами, пытаясь объяснить как следует, в чем собственно было дело. Итак, они пишут: «Sliding cup-holder, встроенный в ваш такого-то типа портативный компьютер»; а китайцы на это им отвечают: «Нам неизвестно, что в компьютере этой модели предусмотрен такой аксессуар». Тогда Пике с Хейди пишут: «Тем не менее, это так. Так уж случилось, что недавно вы мне продали один такой, но его sliding cup-holder почти сразу же вышел из строя, кроме того, диаметр его окружности не соответствует западным стандартам диаметра окружности банок»; тогда уже и китайцев разобрало любопытство, и они у них спрашивают: «Где точно находится этот sliding cup-holder?»; они отвечают: (в тот момент, говорит, уже все сотрудники собрались вокруг Хейди и Пике, весь второй этаж) «В боковой части компьютера слева», а китайцы просят их: «Уточните, в какой именно точке по отношению к носителю CD-ROM оно находится, поскольку считывающее устройство в этой модели располагается как раз слева». И тут, говорит, Пике побледнел, буквально превратился в призрака. «Какой еще cd-rom?» — пробурчал он. Тогда все страшно смутились, потому что до них стал доходить смысл происходящего; но прежде чем кто-нибудь успел хоть слово сказать, Пике смылся, и больше его никто не видел, он как в воду канул, нигде его не могут найти: мобильник отключен, автоответчик домашнего телефона тоже.

Тардиоли еще приходил, много раз. Это неуверенный, робкий парень, очевидно, склонный к депрессиям, но полный здравого смысла и творческой фантазии; по моему совету Жан-Клод подобрал его на заброшенных путях в отделе авторекламы и назначил куратором рубрики «Великие события», так он стал работать в тесном сотрудничестве с Пике, и насколько бы безумным это ни казалось, в компании, раздираемой на части распрями слияния, Пике остался для него последним надежным оплотом, вот почему сейчас он чувствует себя таким одиноким и неприкаянным. Я представил себя на его месте и понял, как ему, должно быть, нелегко в эти дни: директор, который высоко тебя ценит, как заградительный столбик на шоссе, торчит у начальной школы; президента, который в тебя поверил, выгнали, обвиняя в хищении денежных средств с использованием служебного положения; начальник отдела кадров, с которым ты мог бы обсудить свои проблемы, смылся в Африку, превратившись в мирского миссионера; более опытный коллега, с которым ты работал рука об руку, как сквозь землю провалился, после того как перепутал CD-ROM с подставкой для банок с напитками. Есть от чего пасть духом. И поскольку я ему доверяю, ведь он как раз никаких миссий не выполняет, а приходит ко мне только для того, чтобы побыть в нормальной обстановке, я стал с ним разговаривать. И не то чтобы мы произносили грандиозные речи, просто я ответил на его вопрос, правда ли что мне было предложено кресло Жан-Клода, а еще я дал ему совет, он, по-моему, в нем нуждался: принять предложение об увольнении по собственному желанию, которое не сегодня-завтра сделают всему персоналу, получить за это вознаграждение и найти себе новую работу. Но и здесь вышло недоразумение, давая ему совет, я думал исключительно о его благе, а он, наверное, подумал, что я располагаю закрытой информацией в отношении проектов на будущее в нашей группе, и испугался. Хотя он мне доверяет, на этот раз он, видимо, не поверил, что мне наплевать и на слияние, и на должность президента; что я отклонил это предложение просто из уважения к Жан-Клоду; все получилось как раз наоборот: сам факт, что это кресло мне было предложено, должно быть, светится в его мозгах, как сигнальная лампочка, предупреждая о том, что я глубоко втянут в махинации, связанные со слиянием, — а пожалованная мне абсурдная привилегия сидеть здесь и заниматься своими делами, вместо того чтобы вместе со всеми коптиться на медленном огне в офисе, лишнее тому доказательство. А посему, надо полагать, что в конечном итоге мой совет он воспринял скорее как предупреждение о грозящем ему увольнении, что весьма огорчительно; и все же, несомненно, такому парню, как Тардиоли, будет лучше поменять обстановку, а следовательно, то, что мой совет он воспринял как угрозу, большого значения не имеет, самое главное, чтобы он поспешил заняться поисками новой работы и как можно скорее покончил со всей этой историей. С другой стороны, я просто уверен, сколько бы я ни пытался объяснять, как на самом деле обстоят дела, со всей откровенностью признавшись ему, что горе, все еще не настигшее меня, породило в моей душе настоящую неразбериху, тем самым я бы только еще больше усугубил это недоразумение, прямо как в фильме «Being there» [84], когда Чанс настаивает, что он простой садовник, но для всех это лишь подтверждение того, что на самом деле он серое превосходство, ужасный и могущественный человек. Теперь дела приняли такой оборот: сам Тардиоли меня уверял, что в офисе больше разговоров ведется обо мне, чем о слиянии, но в любом случае, считается, что обе эти темы тесно связаны между собой, поскольку факт моего отказа принять должность президента находится в центре обсуждения, он стал ключевым звеном в любой конъюнктуре, предметом ежедневных схоластических умозаключений.